места раскопок. Все, даже самые незначительные, находки описывались в греческих и немецких газетах, иногда материалы печатались и в русской прессе – цензура не проявляла интереса к материалам Шлимана. Находки обескураживали – на глубине 4 метров, сразу под слоями греко-римского времени, обнаружились следы человечества каменного века. К концу ноября Шлиман добрался до огромных каменных блоков, подобных тем, что видел когда-то в Микенах. Однако проливные дожди превращали раскоп в болото, и 22 ноября 1871 года Шлиман закрыл первый раскопочный сезон.
Второй сезон, начавшийся 1 апреля 1872 года, Шлиман встретил более подготовленным. В раскопках были заняты 100 рабочих; Джон Латэм, директор строящейся железной дороги Пирей – Афины, предоставил Шлиману двух инженеров-греков Макриса и Деметриоса, археолог платил каждому 150 франков в месяц. Обязанности кассира, счетовода, личного слуги и повара исполнял зарекомендовавший себя в прошлом году грек Николаос Зафирос из турецкой деревушки Ренкои. Шлиман платил ему 30 пиастров (6 франков) в день, то есть больше, чем техническим специалистам из столицы. Расходы оказались настолько велики, что Шлиман откровенно заявил, что должен в этом же году решить троянский вопрос. Размах работ был грандиозен, выписанный на месяц из Афин инженер Лоран проложил через весь холм траншею длиной в 70 и глубиной в 14 м (ширина могла варьироваться), предстояло вынуть 78545 кубометров грунта. Впрочем, сезон начался с нашествия ядовитых змей, которых, к удивлению Шлимана, совершенно не боялись рабочие: они верили в силу какой-то «змеиной травы». Генрих совершенно серьёзно писал в дневнике, что хотел бы узнать, помогает ли такая трава от укуса кобры, тогда можно было бы сделать хороший бизнес в Индии. За первый месяц углубились в грунт на 15 метров, вынули 8500 кубометров породы, но до материка так и не добрались. Шлиман сетовал, что было потеряна неделя из-за праздников, простоев и непогоды. Причиной простоя стал запрет Шлимана на курение во время работы. Забастовка привела к тому, что археолог – бизнесмен полностью обновил состав рабочих и увеличил рабочий день. Смена отныне начиналась в 05:00 и заканчивалась в 18:00. Глубина раскопа стала критической, всё чаще происходили обвалы, тогда-то к Шлиману обратился Георгиос Фотидас, который семь лет проработал на шахтах Австралии, но, не вынеся ностальгии, вернулся на родину и искал работу. Шлиман сделал его инженером по безопасности; кроме того, он был каллиграфом и переписывал набело чертежи и рабочие планы раскопок.
Метопа с изображением Гелиоса, видимо, из храма Афины в Новом Илионе (карийский мрамор, 2 м × 86 см). Обнаружена метопа Шлиманом 13 июня 1872 года
Несмотря на все усилия, следов гомеровской Трои не обнаруживалось. Шлимана мало интересовали культурные слои римского и эллинистического времени, поэтому развалины, наверху он просто сносил, оставляя лишь наиболее эффектные находки, например, метопу с изображением Гелиоса. Попадались также серебряные заколки для волос, множество разбитых погребальных урн, амфоры, медные гвозди, ножи; тяжёлое копьё и мелкие украшения из слоновой кости. К началу мая Шлиман ввёл для рабочих режим соревнования – были образованы две команды, под началом Генриха и Георгиоса Фотидаса, которые пробивались через холм навстречу друг другу. 12 мая обвалилась одна из стен, сложенных глыбами ракушечника, однако поток гальки, предшествующий обвалу, спас жизнь шестерым рабочим. Обвал обнажил захоронение огромных пифосов118 высотой в 2 м и диаметром в метр. Семь уцелевших сосудов Шлиман отправил в Стамбул в Оттоманский музей, а три оставил на месте раскопок. Тем не менее, Генрих беспокоился: стоимость раскопок возросла до 400 франков в день – за счёт премий рабочим, но всё ещё не было, ни одной надписи или иного свидетельства происхождения найденных руин. Зато найденные сосуды в изобилии были украшены свастиками119!
В июле начались пыльные бури, а температура постоянно держалась на 30-градусной отметке. Чтобы отвлечь землекопов от полевых работ, Шлиман увеличил им жалованье на треть и довёл команду до 150 человек. Жара и пыль провоцировали приступы лихорадки и поголовный конъюнктивит. К августу малярией была поражена уже вся экспедиция, а самочувствие самого Шлимана было таково, что он не осмеливался выходить на воздух в светлое время суток. Однако именно в самое тяжёлое время года рабочие под началом Фотидаса наткнулись на циклопическую кладку без применения раствора, которая как будто бы являлась фундаментом башни. Наконец, в середине августа работы пришлось остановить, поскольку Шлиману не помогали уже никакие дозы хинина.
София к тому времени должна была родить, но, к несчастью для Шлиманов, ребёнок родился мёртвым. Несмотря на это, Генрих пробыл в Афинах только с 20 августа по 11 сентября, а уже 15 сентября ездил в Трою с фотографом. Только 22 сентября Шлиман вернулся в Афины, где оставался до конца января 1873 года. Сторожем раскопок оставили Николаоса, ему же предстояло за зиму построить для Шлимана каменный дом (из материалов исторических построек, особо не церемонясь). На будущий год ожидалось участие в полевом сезоне и Софии.
Фотография «Клада Приама» в целостном виде, сделанная в 1873 году. Вверху восстановленные серьги и диадемы; внизу большие сосуды с украшениями
Как писал Шлиман сыну Сергею, сезон 1873 года начался 14 февраля, несмотря на сильное нездоровье археолога. Зима была суровой, в доме, где он ночевал, температура не превышала 5 °C. София прибыла на раскопки только к середине апреля и уехала в Афины 7 мая, так как скончался её отец. Шлиман не остановил поиски – в течение апреля он убедил себя, что обнаруженная им башня и остатки древней дороги являются Скейскими воротами120 и дворцом Приама, описанными в «Илиаде». В очерке, вышедшем 24 мая в аугсбургской газете «Альгемайне Цайтунг», он категорически заявил, что выполнил свою задачу и доказал историческое существование гомеровской Трои.
После отъезда Софии Шлиман заявил, что закончит раскопки 15 июня. Оставшись один, Генрих старался вести здоровый образ жизни: вставал с рассветом, разжигал очаг, после чего верхом ехал за пять километров купаться в море в любую погоду. После завтрака он шёл на раскопки и оставался там до глубокой ночи. По мере роста опыта Шлиман признавал, что за два прошедших года сделал ряд серьёзных ошибок: в дневниковой записи от 17 июня 1873 года он сообщал, что идея, что гомеровская Троя стояла на материковой плите, была ошибочной, и во время предыдущих раскопок он сам в значительной степени разрушил её. Главная находка, однако, ещё предстояла.
События, происходившие между маем и июнем 1873 года, описывались самим Шлиманом не менее шести раз, в том числе в книгах «Троянские древности» и «Автобиография», и все описания противоречат друг другу. Сама по себе дата