заставили Шлимана засыпать траншеи, что и было сделано к 22 апреля. Разведка позволила Шлиману оценить объём и стоимость работ. Калверту он писал:
«Раскопки должны занять не менее пяти лет (при продолжительности полевого сезона не менее 3 месяцев). Если содержать одновременно 100 рабочих, бюджет археологической экспедиции оценивался в 100000 франков. Шлиман также намеревался нанять в Риме или Помпеях специалиста по археологии, но в конечном итоге отказался от этой идеи. В дневнике он был гораздо более пессимистичен в финансовой оценке раскопок дворца Приама, в существовании которого не сомневался».
После начала франко-прусской войны Шлиман поспешно отбыл в Париж (через Цюрих), чтобы защитить свою собственность. София осталась в Афинах, Шлиман жаловался ей на одиночество, но вёл прежний образ жизни, активно занимаясь верховой ездой и выезжая в Булонь на морские купания. Будущие раскопки тревожили его сильнее военных угроз: в день Седанского сражения (2 сентября) он написал министру образования Османской империи Сафвед-паше. В послании Шлиман извинялся за поднятую в прессе шумиху (она ухудшила отношения, в том числе и с Калвертом). В начале сентября Шлиман отбыл в Великобританию, с 29 сентября по 28 октября вместе с Софией жил в Аркашоне. В письмах к сыну Сергею он глухо упоминал, что беспокоится о судьбе парижской недвижимости, «которая может быть взорвана или сожжена новыми вандалами». 21 ноября Шлиманы вернулись в Афины, а Генрих принял решение строить в Греции семейный дом, поскольку его влекли раскопки, а София жить в Париже отказывалась.
Поздней осенью молодая София забеременела, Шлиман пригласил для наблюдения за ней профессора Афинского университета Веницелоса – он получил гинекологическое образование в Берлине. Поскольку разрешение на раскопки так и не было дано, в декабре Шлиман отправился в Стамбул. Для переговоров он привлёк посла США Маквига, а также полагался на собственное знание турецкого языка, причём Шлиман сам оценил свой словарный запас в 6000 слов. В течение трёх недель Шлиман обошёл множество ведомств Османской империи, его принимали дружелюбно, но дело не двигалось. Шестьдесят две страницы его дневника за 1870 год написаны на староосманском языке115, усовершенствовал он и персидский. Неутешительные известия приходили и от Калверта – Шлиман поручил ему купить для себя западную половину Гиссарлыка, но и это дело затягивалось.
18 января 1871 года Париж капитулировал перед прусскими войсками. Несмотря на нежелание Софии, Шлиман вновь отправился в Париж. После бюрократических проблем в Стамбуле американский гражданин Шлиман не ждал ничего хорошего от оккупационных войск, поэтому занял у почтмейстера Шарля Клейна его мундир и пропуск и смог 22 февраля попасть в Париж, рискуя при этом быть принятым за шпиона. Своему петербургскому знакомому он писал, что, когда вошёл в свой парижский дом и увидел библиотеку в целости, расцеловал книги, как собственных детей. Данный эпизод показывает нам, что было для Генри действительно дорого. 26 марта Шлиман покинул Париж, убедившись, что жильцы на месте, а арендная плата будет безотлагательно поступать на его счёт. В Париже также удалось узнать, по каким причинам османская сторона не даёт разрешения на раскопки: за несколько лет до того на Гиссарлыке был найден клад из 1200 серебряных монет времён Антиоха116, поэтому на Шлимана и Калверта смотрели как на кладокопателей. Калверту он писал:
«Я даже был готов к тому, чтобы заплатить этому министру двойную цену всех найденных мною сокровищ, поскольку мною движет лишь одно желание – решить проблему местонахождения Трои. Я готов потратить на это все оставшиеся мне годы и любую, пусть даже самую крупную, денежную сумму. Земля эта должна быть моей, и пока этого не будет, я не начну раскопок, поскольку если я буду работать на земле, принадлежащей правительству, то я обречён на вечную битву с ним и всякого рода неприятности»
По возвращении в Афины Шлиман, пользуясь падением цен на недвижимость, купил более 10 участков земли, потратив на это 68000 драхм. На одном из этих участков (на Университетской улице, близ королевской библиотеки) Шлиман решил построить собственный дом. 7 мая у Софии родилась дочь, которой отец дал имя Андромаха – в честь супруги Гектора.
Вид троянских раскопок Шлимана. Гравюра XIX века
Сразу после рождения дочери Шлиман отбыл в Берлин – во-первых, нанять няньку-немку, во-вторых, встретиться с археологом Эрнстом Курциусом117. Встреча прошла крайне неудачно – профессор Курциус отрицал, что Троя локализована на Гиссарлыке, и в дальнейшем никогда с этим не соглашался. Он также был первым, кто обвинил Шлимана в дилетантизме. Из Берлина Шлиман заехал в Стамбул, где всё ещё не были готовы документы; он был недоволен тем, что София по состоянию здоровья не могла сопровождать его. Посетив Париж, где взыскал с жильцов своих домов просроченную из-за войны плату за год. Шлиман познакомился с директором Французского археологического института Эмилем Бюрнуфом. В архиве сохранилось 103 письма Бюрнуфа Шлиману. Далее Шлиман отправился в Лондон – изучать коллекции Британского музея. В Лондоне он получил разрешение османских властей на раскопки, о чём сообщал сыну Сергею в письме 17 августа. В Лондоне же Шлиман заказал у Шрёдеров шанцевый инструмент и тачки, необходимые для раскопок. В отсутствие Шлимана на Гиссарлык приехал Курциус, но заявил Калверту, что он и Шлиман отстаивают свою версию месторасположения Трои, поскольку владеют этой землёй, а в Гиссарлыке скрыт Новый Илион, но не гомеровская Троя.
Генри Шлиман тем временем вернулся в Афины с нянькой для дочери – Анной Рутеник, дочерью адвоката из Нойштрелица, которую переименовал в Навсикаю (в дальнейшем всем слугам без исключения Генрих давал гомеровские имена, «потому что мы живём в античном мире»). Анна должна была также обучить Софию немецкому языку. Прибыв 27 сентября на Гиссарлык, Генрих обнаружил, что губернатор Дарданелл Ахмед-паша препятствует работам, поскольку было неясно, распространяется ли действие фирмана на весь Гиссарлык или только на участки Шлимана и Калверта. Шлиман обратился к новому послу США Брауну, а сам занялся наймом рабочих. В окрестных деревнях он нанял по 8 греков и турок (чтобы работа не останавливалась по праздникам), которым платил 10 пиастров в день (1 франк 80 сантимов). Со временем рабочих стало около 100, и чтобы не путаться, Шлиман принципиально переименовывал греков в персонажей Гомера, а туркам давал клички.
11 октября, получив новое разрешение, Шлиман заложил глубокий ров, который пересекал весь холм с северо-запада на юг и показывал его внутреннее строение, и сразу столкнулся с проблемой интерпретации находок. Бюрнуф посоветовал ему тщательно указывать, с какой глубины происходит тот или иной предмет, с мая 1872 года эти показатели появятся во всех отчётах и рисунках с