— Интересно, есть кто-то с кем ты не смог договориться? — пробормотал Маркиз, тихо, почти под нос. Но Эшери услышал.
— Да. Те, с кем я не хотел договариваться.
Тихим шелестом проскользнули под килем еще две или три короткие клепсидры и Маркиз почувствовал, что его начинает клонить в сон. Он наклонился к воде, зачерпнул и брызнул в лицо.
Вода оказалась теплой и почти не помогла.
— Закрепи руль и подремли, — посоветовал Эшери, — мы в море и оно сегодня очень спокойное. Если понадобишься, я тебя разбужу.
— А ты? Разве не хочешь спать?
— Я сплю мало. Мне хватает.
— Везет же, — восхитился Маркиз и, неожиданно для себя, душераздирающе зевнул.
— Спи, — рассмеялся Эшери, — до утра время есть.
— А что будет утором? — хотел спросить Маркиз, но, неожиданно для себя уснул — мгновенно и крепко.
Глава 14 НА ВОЙНУ
Найти пропавшую Алету оказалось совсем не сложно. Марку понадобилось всего полдня. До покушения девушка была в гостевом крыле, после — все выходы из Резиденции перекрыли, выпустили лишь возки с арестованными придворными и слугами.
В Лонгери баронессы не оказалось. Значит — она в Рахте. Испросив разрешение у Райкера и получив его, Винкер заседлал смирного конька из конюшен стражи и отправился в западный квартал, где располагалась тюрьма для простонародья.
Аверсум жил своей обычной жизнью: столица огромной империи была суетлива, в меру грязна и не слишком приветлива, но готова предоставить шанс любому, кто пожелает им воспользоваться. Правда, только один — но умному хватит, а глупцу и десяток не в прок.
Путь Марка лежал мимо приюта Змея, места, где он провел часть детства. Не лучшую, но и не худшую.
Проезжая мимо ворот он вдруг заметил знакомую фигуру. Мэтр Габрио ничуть не изменился, словно и не прошло… сколько? Восемь лет! Невысокий рост, прямая спина, резковатое лицо с глубокими, не по возрасту, морщинами и обильная седина. Седыми были даже брови…
— Господин директор, — окликнул Марк.
Мэтр Габрио обернулся, окинул пристальным взглядом всадника на неприметной, ушастой лошади. Заметил и форму охраны резиденции, и новенькие нашивки. И безошибочно определил:
— Винкер.
Спешившись, Марк подошел к директору и склонился в очень редкой вариации "Личного Уважения" — Тому, кто значит не меньше матери и отца.
— Вижу, ты все-таки подтянул этикет.
— Пришлось, — коротко ответил Марк, — хотя было нелегко. В доме вашего друга отношение к этой дисциплине более чем своеобразное.
— Говори прямо — наплевательское, — рассмеялся мэтр, — Ольхейму плевать на кровь и регалии, он ценит лишь способность мозга генерировать мысль. И тебя он хвалил. Правда, пенял на некоторую узость мышления и доверчивость к авторитетам.
— По сравнению с Учителем все мы — слепые мыши, бредущие по узкой трубе, — пожал плечами Марк, улыбаясь выглянувшему солнцу, — я не знаю второго такого же выдающегося ученого. Чтобы мечтать стать с ним вровень, или хотя бы дотянуться — надо иметь самоуверенность императора. Или бога.
— Я передам ему твои слова…
— Пощадите! — взмолился Марк, — иначе не миновать мне взбучки. Учитель называет такие речи "культом личности" и бьет за них в лоб тяжелой линейкой. Не понимаю, что плохого в культе, если есть Личность?
Небольшая таверна со смешным названием "Луна и птичка" пришлась как нельзя кстати. В резиденции обедали ближе к вечеру, в казармах — как сменялись, а Марк, следуя привычке солдата, не упускал возможность перекусить каждый раз, когда она подворачивалась.
И курица в пресном тесте была здесь очень недурна.
— Значит, охрана резиденции, — сказал мэтр, изучив новенькие, пока еще не выцветшие нашивки, — стратег, как и предсказывал твой учитель фортификации. Что ж… Не так и плохо для паренька, подобранного на улице и выросшего в приюте.
— В приюте Змея, — с легкой улыбкой уточнил Марк, — это шанс, который выпадает не всякому. Кстати, вы не в курсе, что с остальными парнями из нашего выпуска?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Только с некоторыми. Севе Халид… да, тот самый — стал пекарем. Представляешь?
— Нет, — Марк так удивился, что позабыл про куриные крылышки, — Он никогда не говорил о том, что хочет завести пекарню.
— Вот так. Видимо, тот кусок хлеба произвел на него очень сильное впечатление. Юхан ушел в наемники.
— Ожидаемо, — кивнул Марк, — мечом крутил он всегда лучше всех.
— Ансель стал магом-целителем. А Хан Гамсун, помнишь такого — самый спокойный из всего вашего выводка юных бандитов… Ты не поверишь — он стал судьей.
— Почему же не поверю? — переспросил Марк, от души радуясь, что коняшка понесла его этой улицей, а глаза остановились на старом учителе, — Он был еще и самым дотошным, стремился вникнуть во все мелочи, даже незначительные. Не любил, когда в уроке оставалось хоть что-то непонятное. Отличные качества для судьи. Как раз нужные. Хан идет по дороге сердца.
— И ему сопутствует удача, — кивнул мэтр Габрио, — он занимает большой пост в Рахте. А ты, хулиган и потрясатель устоев — доволен ли?
— Не совсем, — честно ответил Марк. Лгать мэтру не хотелось. — Охранять Императора почетно и ответственно…
— Но?
— Я хочу в армию.
Мэтр едва заметно поморщился.
— А зачем? Ты спрашивал себя, в чем корень твоего желания? Хочешь подвигов и славы? Воинской добычи? Восхищенных взглядов девушек и вдовушек?
— Вот уж нет, — рассмеялся Марк, — и в мыслях не держал. Только вдовушек мне сейчас не хватало для полного счастья. Выспаться бы!
— Тогда — зачем?
Учитель смотрел серьезно. Он был неплохим менталистом, но, даже не применяя своих способностей, видел своих парнишек насквозь и на три фута под ними.
— На войне убивают и калечат, Марк. И это случается гораздо чаще, чем вручают ордена…
— Знаю. — Марк помолчал, формулируя для учителя то, что ему самому было кристально ясно с самого детства и ни в каких дополнительных доводах не нуждалось, — Я хочу быть частью чего-то большого и сильного. Важного для Империи. Щитом для тех, кто не способен защитить себя сам. И каждый раз, когда я беру в руки оружие, я хочу твердо знать, что делаю это по праву и для хорошего дела. А рядом со мной встанут те, кто думает так же.
— О-о-о-о! — протянул мэтр. Вокруг его внимательных глаз собрались морщинки, — Ты всегда был идеалистом. Я думал, годы избавят тебя от этого. Ошибся… А ведь я редко ошибаюсь.
— Быть может, я нужен этой земле именно таким? — спросил Марк.
Мэтр покивал, потом покачал головой. Усмехнулся.
— Тебя не переспоришь. Как странно… Обычно идеалисты — это неистовые мальчики с горящими глазами и такими же горящими сердцами. Чистые и доверчивые. Которым мозг только мешает в пути на жертвенный костер.
Марк, выслушав эту циничную фразу только согласно хмыкнул.
— А в тебе словно слились Змей и Дракон. Стремление к Небу, и четкое понимание, что путь лежит по земле, со всем ее несовершенством и грязью. И спокойная готовность пройти сквозь эту грязь, оставаясь чистым.
Марк молчал. Таких откровений от мэтра он удостаивался не часто, а, точнее — никогда.
— Я смотрел на тебя в детстве и смотрю сейчас и не могу понять…
— Чего, мэтр? Может быть, я помогу?
— Ты — паренек с улицы. Ребенком прибился к мусорщикам, потом тебя продали в трактир, но оттуда ты сбежал. Воровал…
— Воровал, — спокойно согласился Марк. Он не видел причин этого стыдится, и все проповеди жреца Святых Древних так и не пробудили в мальчике раскаяния за стянутую еду и башмаки. Последнего он никогда не отнимал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Меня изумляют твои руки. Они тонкие. Пальцы длинные, как у музыкантов или художников.
— Или у карманников, — поддакнул Марк.
— Или у них, — согласился мэтр, — Но у карманников даже в зародыше не бывает того, что у тебя в избытке.
— Что же именно? — Марку и в самом деле стало интересно.
— Чувство чести, — со значением произнес мэтр, — оно у тебя врожденное. И очень строгое.