Ширин непрерывно тошнило, не обращая внимания на это, Карвер навьючил чертову бабу оружием и сумками с пищей почище мулла. Теперь он из кустов сухого тростника наблюдал за беснующимся Браином в цейсовский бинокль Кайдара.
— Что там происходит? — спросила Ширин.
— Спектакль, — ответил Карвер. — Сначала они ему сапоги целовали, но вот-вот перейдут к заднице. Ого!
— Что, начали?
Но он промолчал, потому что увидел, как Браин с ловкостью фокусника достал из кармана и развернул обширный светлый лист.
Браин достал из-за пазухи старый, со многими сгибами, пергамент.
— Не знаю, почему я еще вожусь с вами, а тем более показываю вам то, что дадено мне в помощь самим Всеотцом, хвала ему во веки веков. Эта карта не просто карта, ибо она начертана рукой незабвенного Хазар Гильмуллы.
Пергамент был когда-то цветным, теперь же весь выцвел, и краска, нанесеная на буйволиную кожу, во многих местах осыпалась. На карте было отчетливо видно русло Аксу, но в нем отсутствовало золотое стадо, так как оно появилось позднее.
Скорее всего, карта была еще тех времен, когда река была жива.
Истукан тоже был нарисован, правда, несколько в другом месте, у самых скал Ниджрау, указанных в карте черной сплошной линией.
Лагерь Ходжамуллы был показан в виде остроконечного шатра с двумя скрещенными саблями над ним. Башня Минарета громоздилась в самом углу карты, и, судя по расположению, до нее было идти и идти. Рядом с минаретом была сделана надпись: "В Минарет без ключа Гильмуллы не ходи".
От надписи стрелка указывала на скалы Ниджрау, замыкающие долину с другой стороны. В этом месте стоял крестик.
Скорее всего, ранее имелась и надпись, поясняющая, что есть сей крест, но наибольшему разрушительному воздействию времени карта подверглась именно в этом месте. По сущесту, здесь был край карты, взлохматившийся и весь черный от многих рук. Вполне может статься, что это был и не край, просто карта порвалась на сгибе, и остальная часть была со временем утеряна. Кто знает.
На полпути между лагерем Ходжамуллы и Минаретом имелось изображение человеческой головы, украшенное надписью: "Третий Идол".
Браин вертел карту и так и этак, но второго идола так и не нашел, без долгих размышлений решив, что тот остался на утерянной части карты.
— Пойдем сразу к минарету, — надменно заявил он, он вел себя так, будто уже стал королем мира. — По прямой здесь не более дня пути.
— А как же ключ Гильмуллы? — робко поинтересовался Мустафа и тотчас был наказан жгучим ударом камчи.
— Тому ключ не нужен, у кого есть гранатомет.
Не мешкая, талибы отправились в путь. Браин, ориентируясь на русло Аксу и примерное расположение лагеря Ходжамуллы, указывал направление. Его все удивляло, что он не видит Минарета. Он был уверен, что тот при его титанической высоте должен быть виден с любой точки долины.
Если его не видно, то какой же он высоты? Или люди все врут о его подавляющих размерах?
Поднявшееся в зенит солнце обрушило в долину всю свою огнедышащую мощь. Если с утра под ноги попадались отдельные лужицы, то теперь лишь хрустел сухой камыш.
Местами высокий камыш стоял стеной, отвердевшими листами рассекая руки талибов почище дамасской стали, и вскоре все они украсились кровоточащими порезами.
Карвер следовал от талибов на некотором удалении. Впрочем, он и не отпускал их далеко, чтобы не упустить из виду окончательно, что в этих зарослях было бы немудрено.
В самом начале пути, когда находились еще в русле Аксу, Ширин пристала к нему с вопросами, куда они уходят от золота, и зачем им все эти фанатики.
— А что, я этих золотых ишаков должен на себе нести? — вскинулся Карвер.
Не объяснять же ей, что в "Боинге" кроме баксов имеется еще и техника, способная их вывезти. Насколько он помнил, грузовик стоял на специальном амортизационном столе и должен был уцелеть.
На спине женщины был закреплен бурдюк с водой, и Карвер частенько прикладывался к нему. Ширин вся изнылась.
Действительно, Карвер несколько ее перегрузил. Кроме упомянутого бурдюка, на женщине болтался вместительный рюкзак с лепешками и вяленым мясом. В руках Ширин имелась сумка с автоматом, парой пистолетов и патронами к ним.
Сам Карвер нес гранатомет "Вампир" и подсумок с гранатами. На шее висел автомат, мотаясь из стороны в сторону и грозя перетереть могучую жилистую шею. Пистолет на поясе и нож в ножнах Карвер не считал. За многие годы наемничества у него сложилось твердое убеждение, что он родился вместе с ними.
Ширин выматывалась на глазах, и, превозмогая брезгливость, Карвер подбадривал ее, похлопывая ладонью по заднице и стараясь проделывать это таким образом, чтобы пальцы оказывались у нее между ног. После этого кобылка некоторое время бежала резво, но потом опять сдавала.
— Что это? — испуганно спросила Ширин, указавая на торчащий сухой ствол с содранной корой.
— Похоже, как если бы какая-то тварь точила когти.
— Господи, Плакса!
Карвер кивнул.
— Ничего у нас есть кое-что для встречи со зверюгой, — он мотнул рукой с "Вампиром". — Кумулятивный заряд с этой штуки пробивает танковую броню.
— Но Плаксы заколдованы. Их нельзя убить!
— Никакая заколдованная тварь не может быть хуже танка, запомни это, утверждаю это как специалист, сжегший кучу танков, и чужих, и своих. Так что я думаю, Плаксы ничем особенным меня не удивят.
Карвер внезапно остановил Ширин, шедшую уже с полным безразличием ко всему вокруг, включая похлопывания по заднице.
— Что-то наши дружки разорались, — заметил Карвер.
Со стороны ушедших вперед талибов раздавались крики, среди которых выделялось "Салам".
— С кем это они там здороваются? — не понял Карвер.
Они прибавили шагу, и вскоре приблизились настолько, что стали слышать даже разговоры талибов. Карвер осторожно отвел в сторону заросли, прикрывающие небольшую вытоптанную талибами поляну и не смог сдержать себя.
— Ни черта себе! — вырвалось у него.
14.
Никаких проблем для Генри Гота.
Вода в раковине заалела, едва Гот сунул туда натруженные руки. Холодная вода приятно остужала саднящие на костяшках кулаки. Сколько же он не дрался? В ушах стоял пронзительный голос младшего брата Кори:
— Мама, мама, а Генри опять скунса убил!
Чертов предатель!
Гот улыбнулся. Душу приятно грела мысль, что он опять оказался сильнее, как и в случае с младшим братом, которому он при случае всегда отвешивал тумака. Естественно, когда мама не видела.
Совершенное убийство вызвало в нем возбуждение, сейчас бы эту податливую шипилинскую самку, но некогда. Надо сначала заняться трупом.
На шум открываемой двери он торопливо сунул разбитую руку в карман, но вошедший сотрудник не обратил на это внимания, лишь вежливо поздоровался и пошел по своим делам.
Генри довольно осклабился, вспомнив инструктаж перед командировкой.
— Вы всегда должны помнить, что перед вами люди второго сорта, ведите себя вежливо.
Выйдя в коридор, он позвонил Джошу Келлеру.
— Старик отдал концы.
— Какой старик?
— Не хочу называть фамилию. Тот, который к генералу ездил.
— Вы с ума сошли, Гот!
— Но теперь он точно не проговорится.
— Вы с ума сошли! — повторил Келлер. — Документы у вас?
— Еще нет.
— Что значит, еще нет? Вы что совсем идиот? Вы не понимаете, каким скандалом это попахивает?
— Никто ничего не видел. Надо незаметно вывезти труп и все.
— Не хочу знать никаких подробностей! Но если вы проколетесь, впереди своей задницы я выставлю вашу!
Кажется, я это уже слышал, подумал куратор.
Он вошел в свой кабинет и внутренне содрогнулся. Труп казался громоздким как шкаф. Он занимал все пространство комнаты. И он начинал попахивать.
Нет, это нервы. Не может он так рано начать подгнивать. Разве что старик что-то съел газообразующее.
Гот включил кондишен на полную мощь и, тщательно заперев, поспешно покинул кабинет. Он физически не мог там находиться.
До конца смены он перемещался из кабинета в кабинет. День казался бесконечным. В обед он ничего не смог есть, все осталось на подносе. Он, давясь, пил кока-колу из банки, когда в столовую вошел грузный офицер, и глаза куратора едва не вылезли из орбит, потому что это был Зажарский.
Пока он понял, что ошибся, кока непринужденно лилась в не то горло, и он чудовищно подавился. Он утробно закашлял, его вырвало прямо на поднос.
По пути в туалет он испачкал стены, а в туалете, куда он с большим трудом все же добрался, вырвал раковину из стены, повиснув на ней без сил. Вода залила пол и частично вытекла в коридор.
На вопли явился сантехник. С всегдашнего похмелья, все аборигены считали за честь нажираться вечером накануне рабочего дня. Окатив непередаваемым выхлопом, сантехник наградил куратора зверским взглядом, словно он был виноват, что ему так херово, отключил воду и прекратил потоп.