Читать интересную книгу Любимый ястреб дома Аббаса - Мастер Чэнь

— Вы забываете, что я лекарь, Юкук, — сказал я наконец. — Пусть и начинающий. А есть кое-кто в этом искусстве посильней меня, и его вы тоже знаете. Больных лечат, Юкук. У каждого человека в этом страшном мире должен быть шанс. Например — шанс выздороветь. И я сначала дам ей этот шанс. А потом уже — все остальное.

— М-да, — произнес он мрачно. И пошел учить чакиров конному бою на мечах.

После этой беседы я задумался и сел писать письмо в Самарканд. Никакой поэзии — на вид краткие наброски какого-то торгового документа, отдельные строки вкривь и вкось, вроде бы без всякой связи.

Потом я завернул в этот папирус, как во что-то ненужное, несколько слипшихся сушеных фиников. И вручил курьеру в больнице.

Я лишь надеялся, что мой первый опыт нестихотворного шифрования письма удался. В целом, как мне показалось, получился очень краткий (без имен, естественно), но ясный рассказ о том, к каким выводам мы тут пришли. Была еще просьба поменять маршрут почты — больница, по которой ходят вербовщики и кто угодно еще, мне стала нравиться несколько меньше, чем раньше.

А после всего этого — одна короткая строчка с двумя предельно серьезными вопросами, которые у меня к этому моменту наметились.

Один вопрос был сформулирован примерно так: «где вручали деньги — в Мерве или дальше на западе?» Дело в том, что к этому моменту мне показалось очень важным узнать: а каким именно образом наша семья финансировала в последнее время мятеж в империи халифа. То есть кто конкретно получал деньги. Если уж знать всю картину происходящего, то — знать.

Был на этом папирусе, буквами побольше, и еще один предельно любопытный вопрос, написанный вкривь и вкось и на вид похожий на пробу кисточки. Если все пойдет нормально, я получу ответ на него — и на все остальные — через две недели.

Бармак моим докладом — который он привычно называл дружеской беседой, — был на этот раз доволен. Я чуть не впервые увидел, что лицо его бывает иногда серьезно и при этом даже красиво, — две неизвестно откуда взявшиеся длинные складки пересекли его лоб вертикально и сделали нос странно выразительным.

— Вот это уже кое-что, — сказал он с удовлетворенным вздохом. — И, конечно, про Хашима с его характерным лицом — надо бы еще побольше узнать. Потому что одно дело — просто одна из сект, коих сейчас развелось что-то совсем без числа. А другое дело — когда замешан такой человек, как он. В общем, про него надо знать точно — либо да, либо нет. А то, может, он тут вообще ни при чем. Может, это, наоборот, ему кто-то подбрасывает дохлую крысу через забор. Чтобы посмотреть, что он будет делать. Типичный, кстати, метод работы, эта дохлая крыса.

— Бармак, расскажите мне про все эти учения, школы и все прочее, — попросил я. — Вы слышали раньше, чтобы кто-то из них растил убийц? Может быть, если мы поймем, откуда все это берется, то будет проще?

— Хорошая мысль, — энергично кивнул он. — Но тут проблема в том, что слишком много информации. Вы представьте себе. Кругом одни учения и проповедники. По большей части это крутится вокруг Али, который был женат на дочери самого пророка. И у них был сын Хусейн — а это уже попросту кровь пророка. Чистая. Ничуть не хуже крови дома Аббаса, а то и лучше между нами говоря. Но дальше… у них такое нагромождение легенд — об открытых имамах, тайных имамах, которые якобы скоро придут… А еще ведь, кроме имамов, есть некто Махди, и тут полная мистика…

— Так, что-то я об этом только что слышал, об этом Махди, — проговорил я.

— Не сомневаюсь… Но и далее: хариджиты. Которые за чистоту и бедность, за возвращение к истокам учения. Да вот же у вас, в Согде, этот самый Харис ибн Сурейдж — тоже был из хариджитов. А еще есть мутазилиты и кадариты. А был еще один еврей, по кличке Ибн Саба, который учил, что сам Мухаммед придет на землю снова, подобно пророку Исе. Да что там, дом Аббаса несколько лет назад послал сюда, в Хорасан, человека по имени Хаддаш, или Хидаш, — кто его разберет. Послал мутить воду и поднимать народ на бунт, это-то понятно. И что же тот начал проповедовать? Что не надо никакого поста и хаджа в священную Мекку, а жены все общие. Долго он, конечно, не прожил…

— Бармак, а таких учений, которые заставляют убивать своих врагов и сразу улетать в рай, вы все-таки не знаете? — снова спросил я.

— Да как же не знать. Вот были такие Абу Мансур аль-Иджли и Мугира ибн Сайд; первый учил, что врагов истинной веры надо убивать только веревочной петлей, а второй — что только деревянной дубинкой. И лишь когда придет Махди, можно будет пользоваться сталью. Но они начали ругаться друг с дружкой, и от этого как-то всем стало легче. Да, а вот о таких учениях, чтобы были сады и садики, кинжалы и кинжальчики, — нет, раньше не слышал. А давайте вот как договоримся: у меня сейчас будет достаточно много времени, чтобы подумать над вашим совершенно уместным вопросом. То есть просто по верному пути вы идете. А вы сами… Вам проще будет продолжать интересоваться Хашимом, а заодно поискать тот самый садик с цветочками, девушками и всем прочим. Он ведь есть, он где-то здесь. Встретимся недели через три — через месяц. И сравним, что у кого придумалось.

— Через месяц? — удивился я.

— Уезжаем, — бодро пояснил Бармак. — Оставляем за себя вот этого интересного человечка. Друг мой Абу Салама, идите-ка сюда, познакомьтесь, — Маниах из Самарканда может к вам приходить в любое время, и если ему потребуется помощь, — непременно окажите ее.

Немыслимо важный на вид человек лет тридцати с угольно-черной растительностью на голове, явный и очевидный житель земель завоевателей, подошел, обнялся со мной (я вдохнул тяжелый кедровый аромат) и сказал нужные слова о том, как важна для «всех нас» моя семья. И когда он, наконец, отошел и вовлек в углу двора в долгий разговор Абу Джафара по кличке Мансур, я повернулся к моему благодетелю:

— И вот что, Бармак. Самый надежный из моих чакиров сказал мне одну умную вещь. Когда ищешь что-то небольшое, надо видеть всю картину целиком. А то отвалится голова. Не кажется ли вам, что мне пора полностью понять, что здесь вообще происходит? Куда вы, например, уезжаете на месяц? И, кстати, зачем приезжаете и что вообще здесь делаете? Ведь все эти убийцы вне всякого сомнения тесно связаны именно с вашими делами. Рассказывайте, Бармак. Иначе я буду и дальше работать вслепую и встречусь с большими неприятностями. Я их уже просто чувствую.

Бармак задумался, а я перевел взгляд на двух заговорщиков — Мансура и Абу Саламу, а также на смуглого мальчика, за которым неусыпно наблюдали безмолвные охранники.

— Вы правы, пора, — неохотно признал, наконец, Бармак. — Если коротко, то все ждут решения о походе. Халиф Марван не успевает метаться то к одной группе повстанцев, то к другой. Его ссора с армией Дамаска не кончается, перед нами халиф, который не доверяет самой боеспособной части своего войска, и наоборот. А такое счастье для нас вечно длиться не может. Поэтому мы с мервским повелителем пытаемся решиться на поход. Надо наступать. И брать власть. Его войско — и войско Куфы. Куфа, если вы не знаете, это такой препаршивый городок, из числа тех военных лагерей, которые возникали как бы сами собой, я бы сказал — из грязи, в те дни, когда наследники пророка начинали завоевывать мир. Захватывали какую-то территорию, какой-то город и под его стеной создавали свой солдатский лагерь — джунд. Глядишь, а это уже как бы и тоже город. В общем, Куфа — это такое место на юге самой западной провинции Ирана, в Ираке. Уже почти у моря. И у нас там тоже есть некоторое воинство, хотя — строго между нами — далеко не такое внушительное, как у Абу Муслима. Зато оно не в такой чужедальней глуши, как этот самый Хорасан, а под боком у ключевых дорог державы. Идея наша в том, что надо бить двумя армиями, армия Куфы — с юга, Абу Муслим — с востока, чтобы Марван не знал, кого ему отражать сначала. И пора четко сказать, что дом Аббаса берет власть в свои руки. Я говорю о провозглашении нового, истинного халифа, Маниах. Вот почему история с убийцами так важна именно сейчас. Надо знать, кто это делает и зачем. Ведь убить могут кого угодно. А кто этот следующий «кто угодно»? Вот в чем вопрос.

— Новый халиф? — соображал я. — Мухаммед, человек из Хумаймы, которого уговаривал некий аптекарь и продавец духов, уже умер, ведь так?

— Четыре года назад, — подтвердил Бармак.

— И кто же теперь возглавляет дом Аббаса? Неужели… — И я перевел взгляд на Мансура.

— А вот это — не тот секрет, который вам сейчас полезен, — очень серьезно сказал Бармак. — Но в принципе — да, следующий — один из сыновей Мухаммеда из Хумаймы. Мансур — тоже сын Мухаммеда. Хотя у старого садовода были еще и два брата, то есть дяди Мансура и его братьев. Семейство Аббаса — оно большое. Но прочего вам лучше, повторяю, не знать. Вот такие дела предстоят. Придется нам еще поездить. Неделя на запад, неделя обратно, сколько-то дней там. А в дороге веселее.