баллист с их расчётами, ну и благослови Господи, благодаря сержантам, покромсали полсотни наёмников. Ещё десятка порядком успели драпать. Обобрали их трупики, броньку и оружие в ящички собрали.
- Что ж, - голос Готфрида задрожал. – Это страшно, что враг решился на такую дерзкую вылазку. За одну ночь мы лишились стольких хороших мужчин.
- Как вы узнали о враге? – спросил Этиен. – Вы же тут оказались не просто так?
- Да, это странно, - маркграф опустил ладонь в небольшую сумку у ног и кинул на стол пергамент. – За несколько часов до нападения мне пришло это письмо. Причём… его передал моему секретарю человек в маске и балахоне. В нём писалось, что на Лациасс планируется нападение.
- И вы поверили ему?
- Нельзя было просто так проигнорировать подобное сообщение. Я взял своих верных людей и выдвинулся. Как оказалось, не зря.
- Кто же этот таинственный союзник? – смутился Этиен. – Предатель в рядах республиканцев? Имперский агент безопасности?
- Я думаю, мы об этом мы подумаем намного позже, - помыслил Гофрид, посмотрев на Фаринга. – Ты уже допросил пленных?
- С особым пристрастием! – гном показал костяшки, стёртые в кровь. – Птенчики поведали, что это была спонтанная операция. Они вообще не должны были идти сюда. Их командир боевой группы решил напасть.
- А кто эти… латники? Удалось узнать? У них довольно странные шевроны, - маркграф швырнул на стол маленький щиток и тот со звоном затарабанил, Этиен увидел геральдическую золотую лилию на красном фоне.
- Самое интересное. Они и сами не знают, что это за хмыри. Ну по крайне мере те, кого мы пленили.
- Это фарцузские наёмники, - инспектор провёл пальцами по шеврону, - кампания капитана Ламерьена, - на недоумевающие взгляды присутствующих, юноша тут же пояснил. – Эти парни месяца полтора тому назад высаживались в Штраффале вместе со своим хозяином. Около трёхсот человек ушли на север. Теперь понятно – у кого-то из республиканского движения появилось достаточно средств, чтобы нанять посредственных наёмников.
- Хм, откуда у этих отщепенцев есть средства на латников? И почему такой важный ресурс они бросили на деревеньку?
- Лейтенант сказал, что у них во власти есть фактория? – продолжил Этиен, потирая меж пальцев монету. – Как так получилось, что кроме нескольких пещер и заброшенных твердынь враг держит целые деревни, крепость и торговый город?
- Это следствие предательства, - лик Готфрида помрачнел. – Да, к великому позору, лорд Родриго, рыцарь, держатель земель Ашшанно, встал на сторону республиканцев. Он и его армия объявили, что готовы сражаться за идеалы республики, и против тирании монархии.
- А сам он?
- Освободил своих крестьян от зависимости, отдал им земли в собственность. Они быстро создали на юге свободные коммуны, которые признали формальное господство и подчинение Родриго, как правителю и сейчас снабжают армии мятежников провизией.
- Но даже его средств не хватило бы, чтобы купить целую кампанию, - предположил рыцарь. – Особенно после того, как он лишил себя доходов с хозяйств.
- Ладно, - покачал головой Готфрид. – Теперь есть весьма странный момент. Мы нашли это письмо у командира мятежной группировки, - повитель вынул его, развернул и стал читать. – «По указанию и донесению старосты Фаринга в поселении нет особых сил, а маркграф не обладает войсками, способными нас остановить. Староста призывает нас прийти и занять село».
- Что! – вспылил гном, от растерянности он пошатнулся, поднял руки. – Я не посмел бы даже, и подумать о предательстве! Ты веришь им!?
- Конечно, нет! – крикнул Готфрид, швырнув бумагу на стол. – Я знаю, что это попытка вбить клин, посеять подозрения. У меня есть основания так полагать.
«Ты веришь своим соглядатаем», - поразмыслил инспектор. – «Если бы они сообщили о том, что Фаринг – предатель, то гном сейчас бы в петле болтался… не, для петли он слишком тяжел. Без головы уже был бы, а не говорил пред тобой».
- Кто-то попытался, и подставить старосту, и избавиться от вражеского командира, - Этиен потёр ладони. – Одно письмо, чтобы привлечь маркграфа, другое письмо, чтобы навести подозрения.
- Зачем? – спросил правитель.
- Если это план, то кто-то, кто крутит хвост республиканцам, решил избавиться от лейтенанта Республики. А зачем… может, обычная грызня за власть в стане повстанцев?
- Ладно, я думаю, с этим мы позже разберёмся.
Готфрид повернулся к слуге Ордена, слегка поклонился ему и, не повышая голоса, без тени превозношения, стал говорить. В ту же секунду Этиен приметил край алой материи, торчащей из-за выступа стены дома, который ближе всего к ним. Казалось, что это валялась какая-то тряпка, которой отирали кровь. Тряхнув головой, он не предал этому особого внимания, прислушавшись к диалогу:
- Сообщите, господин, что вы смогли узнать в Циенне?
Рыцарь кивнул, провёл по бритой голове и поставлено заговорил; каждое слово несло тяжесть, было пропитано свинцовой хандрой:
- Братья обители Ордена Света поведали о том, что в Циенне сейчас происходят не совсем благочестивые деяния. И что больше всего достойно жалости и осуждения – беззаконниками становятся лучшие люди, гномы, карлики и полуэльфы страны. Мастера цехов, владельцы компаний, крупные торговцы и знатные горожане всё больше предаются похотям, игрищам и бесполезным пустым философствованиям, нежели движению к праведности. Как рассказывали им отцы-диаконы, всё меньше из знатных, соблюдают посты с монашеской ревностью, всё меньше удаётся собирать пожертвований на храмы и меньше скупается индульгенций. Народ даже имеет дерзость ностальгировать по ритуальной простоте Вальда, притом всё чаще и чаще пребывая в разгульном житии – театрах, библиотеках, тавернах, цирках, на выступлениях странствующих музыкантов и борделях.
- А политическая обстановка? – уточнил самое главное Готфрид.
- Тоже не слишком радует, - в столь же мрачном стиле продолжает говорить рыцарь. – Ваш наместник практически не участвует в принятии решений городских депутатов и магистров. Полномочия, принадлежащие исключительно маркграфу, теперь оспариваются. Всё чаще можно услышать от могущественных торговцев речи о том, что им самим нужно утверждать налоги, принимать и подписывать законы, вести внешние дела. Ополченцы города всё меньше клянутся в верности феодалу в своих клятвах, а самые радикальные, коих всё больше и больше, призывают окончательно скинуть господство короны маркграфской над собой и самими присягать имперской короне. И таких лиходеев не трогают, полностью наплевав на Уложение о нарушениях и наказаниях, которые вы, маркграф, приняли.
Правитель горестно вздохнул. Его позиции