class="p1">- Милосердный наш Творец, прими души убиенных и покарай врагов, - слышалось моление со стороны.
- Проклятые ублюдки… ублюдки… ублюдки, - заело старого мужика, скорбящего над убитым сыном.
Вот оно лицо любой войны – жестокое, окровавленное и костлявое. За пищу и деньги, ради грабежа, во славу высоких идей, во имя великих целей – оно не изменится. И этого не отнять у войны – её ценой становится кровь и слёзы, жертвы – живые существа. Республиканцы, опьянённые идеей свержения маркграфа, установления выборности, под соусом справедливости, низложения сословных привилегий и произвола феодалов, не видели ничего плохого в том, чтобы обрушить на головы крестьян шквал масляных бомб, войти в городище и начать убивать. И всё во имя света и добра.
Этиен сел на корточки. В его ладони попал почерневший черепок, кусок корпуса снаряда. Всё вокруг пестрит чернотой – улочка вчера полыхала. Повернув голову, он увидел стену глиняного дома, выгоревшую до такой степени, что местами виднелись зазоры. Там, где была будка с собакой лишь куча угля, откуда веет запахом тлевшего дерева и жареного мяса. Рядом с ней стояла маленькая девочка, в широких голубых глазах наворачивались слёзы… её питомец был сожжён заживо в жестоком пламене войны. Но едва ли до этого дело есть республиканцам, которые показали вчера, что готовы пойти на любые жестокие деяния ради победы их строя.
- Печально, - юноша отбросил черепок, продолжив идти.
Они вскоре вышли на ту самую площадь, где ночью гремела жаркая битва. Крестьяне всюду и везде, с тряпками и щётками, оттирали пятна крови, вычищая брусчатку до хоть какой-то чистоты. Одно напоминание о крови, о вчерашней битве и смерти, вселило в Этиена ощутимую хандру. Он тряхнул головой, шагнул вперёд, на встречу.
Посреди, прямо напротив церкви, был разбит большой просторный навес. Под ним собралась вся военная элита Маркграфства – от самого правителя и его доверенных рыцарей, не снимавших свои дорогие и хорошие доспехи до командиров ополчения и предводителя егерского корпуса, который примерил кожаный панцирь, а поверх обмотался шкурами.
- Этиен, - обратился Готфрид, протянув руку, сверкающую в латной перчатке. – Мы ждали вас. Уже около получаса мы думаем над тем, что произошло. Нам как раз не хватало кого-то с навыками инквизитора.
- Я не он, - посланник Штраффаля встал возле стола, на котором была развёрнута карта, маркграф подставил мужественный орлиный лик ветру, его светлый волос легко подёргивался.
- Ладно, давайте продолжил, - Готфрид махнул ладонью, повернувшись к рослому мужчине в шкурах, чей длинный чёрный волос был убран в хвост. – Почему мой самый лучший корпус в три сотни лесничих по всему государству не смог предупредить гарнизон этого городка?
- Господин, мои люди не сообщили только потому, что были мертвы, - приклонив голову, ответил мужчина.
- Это как так получается? – стал бурчать какой-то рыцарь. – Мы тратим непомерное количество денег на то, чтобы вы были перебиты? Огромное количество медяков уходит на содержание вашего корпуса, - воин стал покачивать головой, цокая. – Я вообще не вижу смысла в вашем существовании.
- Милостивый сударь, вы правите в Арбиллэ, где нет лесничих. Да вы и не платите на них, - смиренно говорил мужчина; он повернул голову на Готфрида, губы лихорадочно зашевелились, слова были пропитаны ужасом. – Мой господин, я полночи, всё утро ходил по лесам. Я зашёл на каждый пост следопытов и видел одну картину – иссушённые или переломанные тела. Мои парни, их словно зверь покромсал – конечности валялись по лесу, брюхо вспорото и органы высыпаны. А некоторые, - парень остановился, вбирая воздуха и набираясь сил, – исхудали. Были порезы на венах, шее, а тела стали сухие.
- Ты хочешь сказать, что на них напало существо сверхъестественное?
- Да, господин. Это не дело республиканцев… хоть оно и помогло им.
- А может и их, - заговорил Этиен, приковав к себе внимание. – Я вчера сражался с командиром мятежников. Он был нечеловечески быстр и силён. Он в одиночку спокойно орка завалил. Поэтому я думаю, что… мятежники имеют отношения с обитателями инфернальных миров.
- Какие это могут быть отношения? – нахмурившись, спросил какой-то рыцарь.
- Разного рода. Демоны больше всего любят кровь и страдания, нечестивые эмоции разумных существ. Но принимают и… поклонение через другие деяния.
- Как это обычно бывает?
- Это трудная система, - задумался инспектор, сложив руки на груди. – Могут быть и жертвоприношения, отдача дорогого. Обычно они привлекают духов ярости и силы. Кто-то практикует оргии, что является актом заключения контракта на богатство и достаток.
- Тьфу, - возмутился верный сын Ордена.
- Кстати, за то, что ты завалил этого урода тебе полагается награда, - улыбнулся Готфрид, дав знак рукой; один из рыцарей положил на стол большой кожаный кошелёк, звенящий монетами, и парочка даже забренчали о стол, сверкнуло серебро.
- Спасибо, - обрадовался Этиен, протянув руку за кучей денег.
- Так, - продолжил говорить маркграф. – Тело этого лейтенанта хранится в одном из погребов. Мы его осмотрим позже. Теперь я хочу услышать доклады о потерях личного состава, материального ущерба и сколько мы сами нанесли урону.
Согласно старой традиции первым собрался отвечать самый знатный после феодала. Это оказался среднего роста мужчина в кольчуге и бардово-синем сюрко, от которой исходило слабое голубоватое свечение наложенных чар. По двум кольцам – из серебра и золота Этиен догадался, что это не только держатель куска земли, а также и предводитель войск и элитного подразделения Маркграфства.
- Среди гвардии сержантов потери составляют – двое убитых, пятеро раненных и шестнадцать поломанных мечей. Я с гордостью сообщаю, что нам удалось рассеять их латный контингент неожиданной атакой.
Доклад продолжил Фаринг, накинувший тяжёлый кожаный тёмный плащ:
- Господин, с прискорбием говорю, что тридцать семь солдат из роты караула отдали Богу души. Ещё сорок три – раненных. Пять орков и тринадцать гоблинов отдали жизни за Лациасс. Поломанного оружия мы не считали.
С ещё большей понуростью стал говорить рослый мужик в крестьянской одёже, поверх которой накинул полуржавую кольчугу, а на поясе закреплён топор.
- Милостивый господин, из двух сотен ополченцев, жёны не дождались шестидесяти. Ещё около восемьдесят ранены, и мы молимся об их выздоровлении.
- У них потери побольше, - стал радостно говорить Фаринг. – Мои люди насчитали около двухсот тел республиканцев, и ещё пятьдесят семь повязали, как кабанчиков. Так же удалось пришибить шесть