— Почему-то я в этом сомневаюсь. Итак, чему я обязан таким удовольствием?
— Разве твой старик не может заскочить и повидать своего сына просто так, ради всего святого?
— Прекрати нести чушь. Ты ненавидишь покидать свой дом. Так скажи мне, что такого важного, что этим нужно было поделиться лично.
— Я хочу поговорить с Кензо.
Я делаю глоток из своего стакана, прежде чем поставить его обратно на стол: — Думаю ты можешь, — достав свой мобильный из кармана куртки, я отправляю сообщение Кензо и бросаю его на стол.
— Дай ему пять минут, и он будет здесь. Прямо сейчас он работает кое над чем для меня.
— А, все еще играешь в героя?
У меня вырывается смешок: — Ты думаешь, я играю в героя?
— Раньше было достаточно продавать киску и таблетки. Теперь ты должен спасать людей? — он хмурится, как будто чувствует вкус чего-то плохого.
Я ухмыляюсь глупому ублюдку: — Я не знаю, чем, по-твоему, я занимаюсь, но я чертовски уверен, что не спасаю людей. Я нахожу их за определенную плату, а затем отправляю обратно либо мертвыми, либо в отличном состоянии, чтобы тот, кто меня нанял, мог оказать мне честь.
Он хмуро смотрит на меня: — Ну, черт возьми. Почему ты мне не сказал?
— У меня нет привычки бегать к папочке со своими делам.
— Нашими делами.
— Больше нет, старик.
Он ворчит, хватает свой стакан и выпивает содержимое из одного, прежде чем налить себе еще.
Стук в дверь не даёт ему сказать что-либо еще, когда входит Кензо, кивает моему отцу, прежде чем встать рядом со мной, показывая моему отцу, в чем именно заключается его преданность.
Каким бы проницательным он ни был, он ничего не упускает, с ухмылкой отмечая этот ход, прежде чем опрокинуть в себя еще один стакан.
— Мой сын сказал мне, что твое путешествие оказалось безрезультатным.
— Я бы так не сказал. Теперь мир избавился от еще одного бесхребетного мошенника.
— Этот человек был моим другом.
Я фыркаю на это: — У тебя нет друзей. И даже если бы они у тебя были, это не гарантировало бы им никакой амнистии с твоей стороны. У тебя была возможность поехать самому, но ты отказался. Теперь слишком поздно жаловаться на то, как была разрешена ситуация, — говорю я ему.
— Ошибки могут случиться…
— Я не совершаю ошибок. Я усвоил этот урок на собственном горьком опыте, отец, и Кензо устроен точно так же. Несмотря на это, приказ об убийстве исходил от меня. В следующий раз, когда ты попросишь меня или кого-то из моих людей еще раз пролететь полмира в погоне за дикими гусями, убедитесь, что твой друг заслуживает доверия, как о нем говорят.
— Знаешь, если бы я не знал тебя лучше, я бы сказал, что ты не заинтересован в поиске наследницы Уолша.
— Я потратил двенадцать лет, делая все возможное, чтобы найти ее, но она исчезла с лица земли вместе с полицейским, который ее похитил. Она либо счастливо живет где-то за пределами сети, либо мертва.
— Если она мертва, мне нужны доказательства! — шипит он.
— Если они существуют, то я найду их. Но я отказываюсь посвящать этому еще двенадцать гребаных лет.
— Тогда ты дурак, и это станет твоим падением.
— Ты когда-нибудь думал, что, возможно, преследуя ее, ты заставляешь ее действовать? Если она действительно вне этого, пытается жить нормальной жизнью после того, что произошло, то твоя погоня за ней угрожает этому. Не все животные злобны, но загони одного из них в угол, и оно нападет на тебя, — предупреждает его Кензо, скрещивая руки на груди.
— Ты мыслишь как идиот.
— А ты мыслишь как хладнокровный серийный убийца. Не все посвящают свою жизнь мести.
— Объясни это ему, — рявкает на меня отец.
— Я не ребенок и не один из твоих приспешников, так что смотри, как ты, блядь, разговариваешь со мной в моем собственном кабинете. Если хочешь расспросить Кензо о том, что произошло, сядь на свою задницу и спроси. Но если ты просто хочешь проявить себя, то вот дверь.
Он вздыхает и подходит к стулу, тяжело опускаясь на него.
— Я знаю Денниса много лет, — он качает головой. — Это просто показывает, что ты никому не можешь доверять. — Он опрокидывает еще один стакан, из-за чего Кензо смотрит на меня, проверяя, заметил ли я. Он должен знать меня лучше. Я замечаю все. Кажется, дорогой папочка сегодня особенно сильно приложился к бутылке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Кензо, ты можешь возвращаться к работе, — Кензо кивает и уходит, не обращая внимания на моего отца, который все равно сейчас смотрит в пространство.
— Ты когда-нибудь задумывался, как бы все сложилось, если бы в тот день мы сделали другой выбор?
— Нет. Мы сделали то, что сделали. Мы облажались не меньше, если не больше, чем когда-либо Эбигейл. Я не могу вернуться назад и изменить то, что было сделано. Я понимаю твое желание покончить с этим, но я отказываюсь позволять этому управлять остальной частью моей жизни.
— Ты совсем не понимаешь этого, Атлас. Тебе нечего терять. Ты ни к кому ничего не чувствуешь, и все же, потеря тебя убила бы меня. Разве ты не видишь, все, чего я когда-либо хотел, это защитить тебя?
Я пожимаю плечами; — Я большой мальчик и могу постоять за себя. В какой-то момент тебе просто придется отпустить это дерьмо.
— Я не знаю, смогу ли. Это преследует меня, ты знаешь. Не столько то, что я сделал, сколько мысль о том, что твоя мать смотрит вниз и видит это. Соль земли, эта женщина. Она могла закрыть глаза на что угодно, но из-за этого перевернулась бы в могиле.
— Кензо прав в том, что если мы продолжим давить, то можем спровоцировать самореализующееся пророчество. Эта жизнь, которую ты так сильно хочешь защитить, тратится впустую, пока мы гоняемся за призраком. Ты должен это увидеть.
— Может быть, — и это самая большая уступка, которую я, вероятно, когда-либо получу от этого мужчины. Завтра, когда в его крови будет меньше виски и он почувствует меньше меланхолии, он снова передумает и снова будет гореть желанием отомстить. Так было всегда.
Когда звонит мой мобильный, на экране появляется фотография Айви, обнаженной, если не считать красных стрингов.
Я тянусь к нему и выключаю, засовывая в карман, надеясь избежать каких-либо вопросов. Но старик слишком проницателен для этого.
— Айви, да? Подружка?
— Айви для тебя под запретом. — Я хорошо осведомлен о его долбоебизме.
Он поднимает руку, сдаваясь, но от меня не ускользает любопытный блеск в его глазах.
— Серьезно, отец. Айви — не твоя забота. Я даже не хочу слышать ее имя из твоих уст.
— Ну, она, должно быть, особенная, раз ты так… защищаешь ее. Скажи мне, она знает, с каким мужчиной трахается, или она занимается этим только ради денег?
Я поднимаю его за шиворот и открываю дверь, прежде чем вытолкнуть его наружу.
Джим поддерживает его, пристально глядя на меня, но мой отец усмехается.
— Ну, будь я проклят. Похоже, я все-таки могу получить от тебя внука или двух.
Он поворачивается и уходит, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще.
Врываясь в кабинет, я бью кулаком в стену. Я знаю, что лучше не выдавать слишком многого, но он точно знает, на какие кнопки нажимать.
Ему лучше прислушаться к моим словам, потому что отец он мне или нет, я закопаю его в землю, если он причинит ей боль.
ГЛАВА 26
Я улыбаюсь Питу, когда он приезжает за мной, но у меня нет сил на пустую болтовню, не тогда, когда в голове полный сумбур.
Я прислоняюсь головой к окну и еще раз прокручиваю в голове речь, которую планирую произнести Генри. Я знаю, какой он. Он предлагает мне работу, когда знает, что я с ней не справлюсь, но если я пойду туда сейчас и буду вести себя отчаянно, он назло отнимет у меня эту возможность.
— Ты притихла, Айви. Все хорошо? — спрашивает Пит, когда мы подъезжаем к фитнесцентру.
— Да, все прекрасно. Просто устала. Я мало спала прошлой ночью.