— Прости, что цветы завяли. Жарко очень.
— Ничего, — успокоила Шурочка. — Я их в воду поставлю. Мы бы не опоздали, если бы не этот баллон.
— Какой баллон?
— Ну, колесо. Целый час меняли, если не больше.
Стендаль посмотрел на часы: начало пятого. Правда, не исключено, что он задремал на скамейке. И все же ему хотелось еще раз встретиться с пришельцем. Если тот не лжет, в Великом Гусляре он найдет золотую жилу.
Вечером, проводив Шурочку из кино, Стендаль столкнулся на улице с Корнелием Удаловым, начальником стройконторы. Тот спешил.
— Миша, — сказал он, — как насчет субботней рыбалки?
— До субботы еще дожить надо, — ответил Стендаль. — Пять дней.
— Если не меньше, — загадочно сказал Удалов и поспешил дальше.
— Я вас провожу! — крикнул Стендаль вдогонку.
— Не стоит.
— Почему?
— Личная встреча.
И тогда Стендаль задал вопрос в лоб:
— Пришельцу время отдаете?
— Что? — Удалов остановился. — Ты знаешь?
— Сам отдавал.
— Тогда идем.
Они шли быстро. Удалов рассказывал:
— Я в магазине был, леску покупал. Там еще другие были. Грубин, Ложкин. Тот пришелец слушал, как мы говорим, а потом подходит ко мне и спрашивает: «Трудно, Корнелий Иванович?» — «Что трудно?» — говорю. «Ждать трудно. Пять дней до субботы, пять дней ждать такого сладкого момента, когда можно будет поплевать на червяка, широко размахнуться и закинуть крючок в тихие воды озера Копенгаген». Ясное дело, человек понимающий. А он продолжает: «Хотел бы ты, Удалов, чтобы завтра с утра была суббота?» — «Шутите!» — отвечаю. «Какие шутки, — говорит он. — Приходи вечером в гостиницу „Гусь“, в комнату три, сдашь мне лишнее время». Я решил — шутит, бывают же пришельцы с чувством юмора. Но потом пришел домой, на столе квартальный отчет, жена ворчит. Не выдержал, написал записку.
— Какую записку? — перебил Стендаль.
— А он велел. Напиши, говорит, записку, что тебя в командировку послали. Чтобы другие не спрашивали, где Удалов.
— То-то не нравится мне эта благотворительность, — сказал Стендаль.
Но развить свою мысль не успел, потому что подошли к гостинице и Удалов скрылся за дверью.
А Стендаль остался на улице, чтобы подумать и подождать. Прошло минут пятнадцать. И тут под светом фонаря Стендаль угадал еще одно знакомое лицо. Лицо принадлежало Серафимову. Слегка одутловатое, оно приелось всему городу, потому что не сходило со щита «Не проходите мимо». После того как Стендаль в хлестком фельетоне разоблачил его антиобщественную сущность, Серафимов пить не прекратил, но проникся к Мише уважением, так как благодаря ему приобрел репутацию первого пьяницы в Гусляре. А слава всегда приятна.
Завидев Стендаля, Серафимов широко усмехнулся, вытащил из-за пазухи сильно потертую вырезку из газеты и помахал ею вместо приветствия.
— Помню, — сказал он. — Перечитываю. Здорово ты меня!
— Вы куда собрались? — спросил строго Стендаль, который нес ответственность за судьбу своего антигероя.
— Есть один хороший человек, — ответил Серафимов. — Поможет.
— В чем поможет?
— Комната три. Лишнее время собирает.
— А вы тут при чем?
— До получки сколько, а? Шесть дней. А от прошлой что осталось?
И вместо ответа Серафимов поболтал рукой в кармане, откуда донесся жидкий звон.
— Что он вам обещал?
— Ты, говорит, заснешь, понимаешь, а проснешься — уже и получка.
— А до получки кто за вас работать будет?
— Тоже мне работа, — вздохнул Серафимов. — Одно перевоспитание.
И с этими словами он исчез в дверях гостиницы.
В течение следующего получаса в гостиницу входили разные люди. Некоторые выходили обратно, некоторые — нет. Пробило одиннадцать часов, а Удалов так и не вернулся. Стендаль решительно вошел в гостиницу и постучал в дверь третьего номера.
— Войдите, — послышалось в ответ.
Комната была невелика. Кровать под розовым байковым одеялом с белочками, шкаф, стол с графином и двумя стаканами. На столе рядом с графином лежала копилка.
— Сколько отдаете? — сразу спросил пришелец, не узнав Стендаля.
— Я не отдаю, — сказал Стендаль. — Хочу поговорить.
— Давайте. Только недолго. Трудный день. Собираюсь поспать. Завтра будет еще труднее.
— А как со временем? Не жалко тратить на сон?
— С моими запасами, — пришелец любовно погладил копилку, — я могу смело проспать неделю.
— Много набрали?
— Сегодня больше, чем вчера, — туманно ответил пришелец. — Лавинообразный эффект.
— А где Удалов?
— Ищите его в субботу. Он на рыбалку спешил.
— Нет, где он сейчас?
— Не знаю. Я торговый агент, в технические подробности не вдаюсь. Нет его до субботы, нигде нет.
— А Серафимов?
— Возникнет в день зарплаты. И остальные — кто когда. Кстати, хотя мой рабочий день закончился, по дружбе могу взять у вас время до шести завтрашнего вечера.
— Зачем? — не сразу понял Стендаль.
— Шурочка Родионова кончает работу в шесть, — проявил информированность пришелец.
— Нет, спасибо, — сказал Стендаль и откланялся.
Настроение у него было поганое. Он был растерян. Особенно его смущал лавинообразный эффект.
На следующий день Стендаль понял, что пришелец не теряет даром ни минуты. На улицах было меньше людей, чем обычно, автобус оказался полупустым, да и в редакции городской газеты, где Стендаль работал, кое-кого не хватало. Слух о пришельце прошел по всему Великому Гусляру. Стендалю представились ужасные картины опустевшего города, последние жители которого мнутся в очереди к гостиничному номеру.
Надо было что-то делать.
Хорошо бы, конечно, разбить к чертовой бабушке эту копилку. Но вдруг люди, которые неизвестно где отбывают отданное время, не вернутся к своим семьям? Стендалю не давали сосредоточиться визиты и телефонные звонки: женщины, потерявшие мужей, а также мужья, потерявшие жен, штурмовали газету, полагая, что она может им помочь. Особенно тяжелой оказалась встреча с Ксенией Удаловой, которая не поверила в пришельца, поскольку была уверена, что Корнелий уехал в Тотьму к мифической возлюбленной Римме.
Сначала Стендаль объяснял, в чем дело, но потом перестал, потому что некоторые тут же кидались к пришельцу, чтобы отдать ему свое время и воссоединиться с близкими.
Шурочка ждала Стендаля в сквере. Сердце его забилось горячо и быстро.
— Мишенька, — произнесла она, глядя на него сияющим взором. — Я так без тебя скучала.
— Я тоже.
— Я освободилась в два часа и стала звонить тебе на работу, а там занято.
— Сумасшедший день, — ответил Стендаль. — Сейчас все расскажу.
— Хорошо, что Мила подсказала, — продолжала Шурочка.
— Тут есть один пришелец, он лишнее время берет.
— И что? — Стендалю стало холодно.
— Я к нему сбегала, четыре часа отдала — и сразу сюда.
— Это же не лишнее время! — закричал Стендаль на весь сквер. — Лишнего времени не бывает! Тебя обокрали!
— Но зато сразу встретились.
— Стой здесь, — сказал Стендаль. — Никуда не уходи.
Шурочка послушно замерла.
Стендаль добежал до гостиницы, растолкал очередь жаждущих отдать время и ворвался в номер пришельца в тот момент, когда бабушка Степанкина, которая, как знал Стендаль, через полгода ждала из армии внука, растворялась в воздухе.
— А, это вы, — сказал пришелец. — Давно не виделись. У меня неплохое приобретение. Видели, старушка исчезла? Я ее на шесть месяцев убрал.
— Вы знаете, что вы вор и разрушитель? — спросил зловеще Стендаль.
— Неправда. — Пришелец придвинул к себе копилку, потому что у него была отлично развита интуиция. — Я делаю то, о чем меня просят. Все эти люди живы и здоровы.
— Где живы?
— А это не важно. Если я вам скажу, что они пребывают в компактном подпространстве, вы успокоитесь?
— Не успокоюсь. У нас, людей, есть слабости. Нам кажется, что жизнь построена на ожидании. Кому нечего ждать, тот ни к чему не стремится. И вам это известно.
— Я иду людям навстречу. В чем же моя вина? — Пришелец нахально улыбнулся.
— Вы преступник, — твердо сказал Стендаль. — Вы вор.
— Кстати, о преступниках, — сказал пришелец. — Есть у меня задумка. Имею в виду тюрьму. Но не знаю, как туда проникнуть. Может быть, скромное преступление? За что у вас дают пятнадцать суток? Этого срока мне достаточно.
— Проникнуть туда вам, может, и удастся, но всех пребывающих там. В общем, копилку вам взять не разрешат.
— Вы уверены? Тогда есть другая задумка.
И Стендаль понял, что ждать больше нельзя.
Как тигр, он бросился на копилку и со всего размаха грохнул ее об пол. Микроскопические детали брызнули во все стороны, словно копилка была набита муравьями.
— Простите, — извинился Стендаль, — у меня не было другого выхода.