нападению господин окончательно пришел в себя и, прощаясь, рассыпался в благодарностях.
– Я обязан вам жизнью и, поверьте, никогда об этом не забуду. Не хочу сейчас пугать жену, но, уверен, она тоже захочет выразить вам лично свою признательность.
И он пригласил своего спасителя к обеду и представился: Людовик Эмбер.
– Могу ли я в свою очередь иметь честь…
– Конечно, – сказал спаситель и коротко поклонился. – Арсен Люпен.
В то время Арсен Люпен еще не был так известен, как после знаменитого дела барона Каорна, побега из Санте и других своих подвигов. В то время он, собственно, даже не называл себя Арсеном Люпеном. Имя, столь прогремевшее впоследствии, было названо впервые именно господину Эмберу и получило в этом деле свое боевое крещение. Готовый к поединкам, отлично вооруженный, но пока не увенчанный славой, что наделяет авторитетом и обеспечивает повсеместную поддержку, Арсен Люпен был на тот момент еще подмастерьем в той профессии, в которой вскоре станет мастером.
Как же он обрадовался, проснувшись поутру и вспомнив о ночном приглашении. Наконец-то он приблизился к желанной цели! Наконец-то видел перед собой предприятие по своим силам и талантам! Миллионы Эмберов! Незаурядная добыча, достойная его незаурядного аппетита!
Арсен Люпен не пожалел времени на костюм. Потертый редингот, поношенные брюки, шелковый, но слегка порыжелый цилиндр, пристяжные манжеты и воротничок – все сияло чистотой и свидетельствовало о вопиющей бедности. В качестве галстука – черный бант с фальшивым бриллиантом с орех величиной. Принарядившись, Люпен стал не спеша спускаться по лестнице – он жил в высоком доме на Монмартре. На четвертом этаже стукнул набалдашником трости в закрытую дверь и прошествовал дальше. На улице проследовал вдоль бульвара. Подошел трамвай. Люпен сел в него. Человек, шедший за ним следом, жилец с четвертого этажа, опустился на скамью рядом.
– Итак, патрон?
– Дело сладилось.
– Как?
– Я у них обедаю.
– Обедаете?!
– Надеюсь, ты не подумал, что я даром терял свое драгоценное время? Я спас Людовика Эмбера от верной смерти, которой ты ему грозил. Господин Эмбер – человек благодарный, он пригласил меня на обед.
Помолчав, собеседник решился спросить:
– И вы не отказались?
– Голубчик, – важно ответил Арсен Люпен, – если я допустил нынче небольшую драку, если позволил себе в три часа ночи возле земляного вала ударить тебя тростью по запястью и ногой по щиколотке, рискуя навредить единственному другу, то вовсе не затем, чтобы отказаться от благодарности за хорошо организованное спасение.
– Но относительно его состояния ходят очень скверные слухи…
– Не вставай у них на дороге. Вот уже полгода я собираю сведения, плету сеть, расспрашиваю слуг, заимодавцев, подставных лиц, полгода следую тенью за женой и мужем. Мне есть на что положиться. Передал ли им свое состояние Брейфорд, как они утверждают, или они его получили из другого источника, я знаю: богатство есть. А если богатство есть, то оно мое.
– Черт! Сто миллионов!
– Разделим на пять или на десять, невелика важность. В сейфе лежит толстая пачка ценных бумаг. И я буду не я, если в один прекрасный день не заполучу ключ от сейфа.
Трамвай остановился на площади Звезды. Сосед прошептал:
– А пока что?
– Пока ничего. Я тебя предупредил. У нас есть время.
Через пять минут Арсен Люпен поднимался по великолепной лестнице особняка Эмберов, и Людовик представил гостя своей жене. Жервеза оказалась разговорчивой, маленького роста толстушкой. Она приняла Люпена с распростертыми объятиями.
– Я решила, что мы будем чествовать нашего спасителя только с мужем вдвоем, – объявила она.
С этой минуты «наш спаситель» стал другом семьи. За десертом они сдружились окончательно, и полились взаимные откровения. Арсен рассказал всю свою жизнь и жизнь своего отца, неподкупного судьи, поведал о безрадостном детстве и нынешних затруднительных обстоятельствах. Жервеза тоже вспомнила молодость, замужество, доброту старичка Брейфорда, унаследованные от него сто миллионов и все препятствия, вставшие на пути к благополучию: займы под сумасшедшие проценты, чтобы заплатить налог на наследство, нескончаемые суды с племянниками Брейфорда. А секвестры! А недоброжелатели!
– Представьте себе, господин Люпен, ценные бумаги здесь, рядом, в кабинете мужа, но если мы воспользуемся хоть одним купоном, то потеряем все. Они вот тут, в сейфе, но мы не можем и притронуться к ним.
Сердце господина Люпена забилось быстрее, когда он ощутил близость драгоценных бумаг. И еще совершенно определенно понял, что ему, господину Люпену, деликатность возвышенной дамы не свойственна и у него таких колебаний не возникнет.
– Так они здесь? – переспросил он с пересохшим горлом.
– Да, конечно здесь.
Знакомство, завязавшееся под такой счастливой звездой, не могло не превратиться в тесную дружбу. Арсена Люпена деликатно расспросили, а тот не стал скрывать, что нуждается и участь его незавидна. Бедного юношу тут же сделали личным секретарем супругов, положив жалованье сто пятьдесят франков в месяц. Он жил по-прежнему у себя, но каждый день являлся за распоряжениями, и для общего удобства хозяева решили обустроить ему кабинет на третьем этаже и предоставили выбрать любую комнату. Он выбрал как раз ту, что над кабинетом Людовика. Неужели случайно?
Арсену не составило труда заметить, что его должность – в чистом виде синекура. За два месяца ему дали переписать четыре незначительных письма и один раз хозяин вызвал его к себе, предоставив лишнюю возможность полюбоваться сейфом. Еще Люпен