В целом, прошедшим днём я остался доволен. Я был сыт, в кои веки-то! Погода стояла тихая, а красота необитаемого острова привлекала взор неискушенного горожанина в третьем поколении. Но пресной воды оставалось всё меньше. Нужен был дождь. Всё тело уже шелушилось от постоянного пребывания в морской соли и невыносимо чесалось.
Естественно, купание в лагуне на короткое время снимало проблему, ну а потом всё начиналось вновь. А дождя всё не было. Так прошёл второй, третий и четвёртый день. На пятый у меня не осталось никакой воды, только кокосы. Питание плохо прожаренной рыбой, которая как бы я не хотел, всё равно содержала соль, и сахаром, который тоже добавлял жажды, вместе с температурой воздуха не меньше +45 в тени, обезвоживало мой организм, не привыкший к таким условиям.
Кокосы я растягивал, как мог, научившись лазать по пальмам, как обезьяна. Уж если обезьяна, в теории, смогла стать человеком, то человеку стать обезьяной не составит никакого труда. Каждый день я подолгу вглядывался в линию горизонта, надеясь увидеть там парус, но кроме одного раза, когда вдалеке промелькнуло белое пятнышко, ничего не увидел. Еда в виде рыбы у меня была, я уже научился её ловить, но вот воды не хватало. Всё, что я собирал на листьях было ничтожно мало. А отчаянье, отнимало у меня последние силы.
Как привлечь к себе внимание, я не знал. У меня не было огня, да и разжечь костёр было затруднительно. На острове почти не было дров, лишь малочисленные сухие ветки, принесённые штормом, или упавшие с пальм либо кустарников. Всего собранного запаса хватило бы на пару часов горения большого костра, а потом всё.
Постепенно я стал понимать, в какое безвыходное положение попал. Действительно, такая казнь была одной из самых ужасных. Перспектива умереть от голода постепенно уступала первенство перспективе сойти с ума от жажды и отсутствия общения с себе подобными.
На четырнадцатый день пребывания на острове у меня осталось два десятка кокосов и неясные перспективы того, как жить дальше. Голова кружилась от постоянного перегрева, несмотря на то, что я её обмотал толстым слоем ткани, в надежде сохранить сознание и не сойти с ума от обезвоживания. Но… я смог протянуть ещё несколько дней.
Последним моим осмысленным действием было то, что я залез на самую высокую пальму и привязал к её верхушке остатки чёрной, почти выгоревшей, рясы падре. Этот кусок рваной чёрной материи издалека был очень похож на пиратский флаг, и этим флагом я очень надеялся привлечь к себе внимание. Чёрный кусок материи трепетал под порывами ветра и мог привлечь не только пиратов, но и испанцев, которые могли подойти к острову в надежде найти тут спрятавшихся пиратов и отомстить им за все их нападения и злодеяния.
Мне было всё равно, кто это будет, лишь бы кто-нибудь приплыл на этот Богом забытый остров и спас меня. Я медленно сходил с ума от жажды и безысходности, держась из последних сил. Но сил оставалось всё меньше и меньше, пока я не впал в полубредовое состояние.
Глава 15 Левиафан
Тысячи образов мелькали перед моим внутренним взором. Бред, вызванный солнечным ударом, жёстко давил на мой измученный жарой и обезвоживанием мозг. Магические цепи, которые повторяли очертания нервной сети моего организма, не справлялись с такой нагрузкой и грозили порваться от напряжения.
Я сидел на берегу, бездумно устремив взгляд в глубину моря, полностью погружённый в навязанные мне бредом образы. Вокруг шумели о чём-то большими широкими листьями пальмы, плескалась вода, били в берег волны и громко кричали чайки. Жизнь шла своим чередом, не обращая на меня никакого внимания.
Между тем, на остров постепенно спускались предвечерние сумерки, постепенно сгущаясь. В этой мгле послышался непонятный всплеск, и, подняв глаза, я увидел, как к берегу медленно приближается огромный плоский скат, приплывший из открытого моря.
Хвостокол, — подумал я, увидев костяной меч, торчащий у него вместо хвоста. Выпуклые глаза ската из воды смотрели прямо на меня, вызвав неприятное чувство нежданного внимания. Подплыв ещё ближе, он поднял свою морду над поверхностью воды. Вокруг его выпуклых глаз, как мне показалось, морская вода стала резко фосфоресцировать, играя разноцветными световыми бликами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Приветствую тебя, странник, — послышалось отчётливо у меня в голове.
— Кто это? Кто говорит со мной, — проговорил я вслух, невольно оглядываясь вокруг и понимая, что кроме огромного ската рядом никого не было.
— Неважно, путник. Я это всё, и я это ничто! Ты звал меня, и я пришёл!
— Я никого не звал, — облизав пересохшие губы, ответил я.
— Может быть, и не звал, а может, и звал. Ты не можешь говорить об этом сейчас наверняка. У тебя чужая душа, но родственное тело. Душа не зовёт, зовёт твое тело. Ну, а если в родном теле была бы родная душа, то она бы не позвала меня, — непонятно выразился некто.
— Кто ты, назовись?
— Мммм, меня зовут по-всякому, как бы найти подходящее название для твоего мира, чтобы ты понял, кто я.
— Ты морской дьявол? — внезапно догадался я.
— Ну не совсем так, и огромный скат внезапно превратился в большого рака отшельника, спрятавшегося в огромной раковине, с меня размерами.
— Моряки называют меня Старым Роджером. Я действительно старый, как этот мир, но зовут меня не Роджером. И дьявол, это всего лишь человеческий образ, придуманный глупыми людьми и церковью. Ко мне он не имеет никакого отношения. Я…
— … Я море, я океан, я волна, я шторм. И всё это не я, или не совсем я. Трудно подобрать те слова и мыслеобразы, которые будут тебе понятны, скиталец.
И он также внезапно, как и все предыдущие разы, превратился в огромного змея, с иглообразными жаберными крышками, торчащими с двух сторон от головы, и продолжил говорить, как ни в чём не бывало, но уже нависнув надо мной.
— Кажется, я понял, это не о тебе ли говорил Нептун, или Посейдон, я не разобрал, — вспомнил я смутные видения.
— Ааа, — сразу погрустнел гигантский змей и мгновенно съёжился до размеров обычного краба и на время принял его форму.
— Да, знаю такого. У него тоже много разных имён, и два из них ты уже назвал.
— Так кто же ты? — настойчиво пытал его я.
— Подожди, мне нужно время, чтобы разобраться с тем, что творится в твоей голове, — проговорил некто, а потом, отрастив огромные стебельковые глаза, стал смотреть ими прямо в мои зрачки, считывая, очевидно, всю необходимую ему информацию.
— Ага, вот, я понял.
— Что ты понял, морской дья…
— Перестань меня называть именем, к которому я не имею никакого отношения, — мысленно попросила меня огромная черепаха, прервав на полуслове.
— Ты хочешь получить информацию? Ты её получишь! Наиболее близким по смыслу именем, которым я могу назваться, является — Левиафан.
Этим ответом он поставил меня в тупик. Левиафан в моём сознании трактовался чем-то вроде кита, с кашалота размерами, ни больше и ни меньше.
— А зачем ты тогда приплыл ко мне? — задал я резонный вопрос ему.
— Ты позвал, я пришёл, — пожав плечами под слоем жира, проговорил огромный ламантин.
— А Нептун тогда кто тебе?
— А, — махнув пренебрежительно ластом, а потом, шевельнув треугольным акульим плавником, будучи уже акулой-молотом, сказал мой собеседник, — конкурент! Или, если хочешь, старый соперник, что в принципе, одно и то же.
— Он, кстати, уже одарил тебя подарком?
— Каким? — не понял я.
— Ну там, магией штормового ветра, или морской… ну, например, морской свинкой?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не знаю, — нерешительно проговорил я, смотря на неведомое морское животное с огромными треугольными зубами и двумя далеко выступающими наружу клыками. Ни магией, ни свиньями морскими или любыми другими, никто меня не осчастливил. А кусок хорошего несолёного сала был бы сейчас очень кстати.
— А… да не важно, поленился, как обычно, — сразу отмахнулся от меня морской монстр хвостом, усеянным острыми шипами. — Знаю я его! Мол, слабые должны погибнуть, и только сильные достойны награды. Он и греков древних… так воспитал. Да, только где эти греки, и эта Греция теперь.