— Я написала барону, чтобы уговорить его отступиться от дуэли, так как сомневалась в возможности убедить вас отменить свой вызов.
Это было абсолютной правдой, и лишь маленькую ее часть Мадлен утаила, как она считала, для общей пользы.
— А ваш брат? Зачем вы написали и ему тоже?
Мадлен на одно мгновение застыла в нерешительности, а затем вспомнила, что у нее есть прекрасное оправдание для этого письма.
— Я хотела послать ему деньги, полученные от Фредди в качестве вознаграждения. Брату сейчас очень нужны средства, — сказала она, сочтя уместным и тут скрыть долю правды.
Видя, что суровость Рейна нисколько не уменьшилась, Мадлен, усилием воли подавив свое собственное раздражение, рассудительно продолжала:
— Я боялась за вас, Рейн, не за Эккерби. Ваша гибель не принесла бы мне радости.
Она, затаив дыхание, ждала, возымеют ли действие ее слова. Когда, казалось, его напряжение немного смягчилось, Мадлен почувствовала огромное облегчение. Ей было очень неприятно ему лгать и вряд ли она дальше смогла бы увиливать, если бы он продолжил допрос о письмах.
— Вне всякого сомнения, вы самая упрямая женщина, которая мне когда-либо встречалась, — сказал он наконец голосом значительно более мягким, чем раньше.
Мадлен слегка улыбнулась.
— А вы наиболее упрямый мужчина. Я же сказала вам вчера, что меня не нужно спасать, но вы пропустили мои слова мимо ушей.
Она могла поклясться, что уголок его рта чуть дернулся.
— Это вы пропустили мои слова мимо ушей раз десять, дорогая. Напомнить? Трудно вас защищать, когда вы намеренно ищете опасность.
Мадлен позволила себе улыбнуться.
— Вы хорошо защитили меня вчера, отправив барона Эккерби в розовые кусты. Но вызывать его было явно лишним.
— Позволю себе не согласиться.
Она сердито вздохнула от его несговорчивости.
— Ваше отношение ко мне, милорд, как к хрупкой беззащитной даме, порожденное вашим чрезмерным рыцарством, очень утомляет. Вы, конечно, не можете не быть героем, но мне не нужна нянька.
— Конечно, не нужна, — в его глазах наконец-то промелькнула искорка веселья. — Но как мне восстановить свое мужское достоинство, после того как я позволил даме вмешаться в дело, затрагивающее мою честь?
— Не думаю, что ваше мужское достоинство так уж сильно пострадало, — ответила она язвительно.
— Очень пострадало. И только вы можете возместить этот ущерб.
Мадлен опять насторожилась, пытаясь понять смысл взгляда, которым он окидывал ее.
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу получить ответ на мое предложение о замужестве.
— Вряд ли сейчас подходящий случай обсуждать ваше предложение, — ответила она, делая шаг назад.
— Не вижу никаких причин, чтобы откладывать это на потом, дорогая. Сейчас прекрасный случай подвести итоги, тем более в свете того, что вы обязаны мне за отмену дуэли.
Этот вкрадчивый голос заставил ее нервы натянуться до предела, а его медленное приближение к ней усиливало эффект.
Мадлен отступала до тех пор, пока он не припер ее спиной к стволу дерева. Ее сердце ухало в груди оттого, что он стоял тут рядом и смотрел на нее сверху вниз.
— Теперь совершенно очевидно, — начал он ее увещевать, — что преследования Эккерби — еще один весомый довод в пользу принятия моего предложения. Барон не осмелится докучать вам, если вы станете моей графиней.
— Он и так не осмелится после вашей угрозы пристрелить его.
Рейн поднял руку и, взяв ее за подбородок, заглянул в глаза, отчего во рту у Мадлен тут же пересохло.
— Вы не можете быть в этом уверены. Мой титул и имя обеспечат вам должную защиту, Мадлен.
— Мне не нужна ваша защита, — сказала она взволнованно. — И я знаю, что в действительности вы не желаете на мне жениться.
— Ничего вы не знаете. Если хотите, этот инцидент только подтвердил мои предчувствия на ваш счет. Вы смелая, бесстрашная и можете любого заставить с собой считаться. Вы женщина, которую я хотел бы видеть матерью моего наследника.
От прямого взгляда его синих глаз сердце Мадлен бешено забилось. Она вспомнила вопрос Рейна, хочет ли она иметь детей. И его внимательное выражение, когда он ждал ее ответа, как будто от него многое зависело. А может, так и есть? Он хочет детей больше, чем жену.
Девушка чувствовала уверенность, он будет прекрасным отцом их детям. Ему, наверное, будет намного легче полюбить их, чем ее. И в этом главное затруднение. Ему нужна только лишь самка, а ей нужна любовь…
Он прервал эту обескураживающую мысль простым замечанием:
— Когда я был в Лондоне, то достал для нас специальное разрешение на брак.
Вздрогнув, Мадлен уставилась на него во все глаза.
— Это возмутительная наглость с вашей стороны.
— Вовсе нет. Я же предупреждал вас, что не намерен услышать в качестве ответа «нет».
Поразительное своеволие, думала Мадлен с обеспокоенностью, в то время как он придвинулся к ней еще ближе. Рейн самый непреклонный мужчина, какой только когда-либо ей встречался, значительно непреклоннее, чем Эккерби. Но его намерения были хотя бы благородны.
Она так погрузилась в свои мысли, что едва не пропустила его следующее заявление.
— Церемонию можно провести сегодня после полудня.
— Сегодня! Бы, наверное, шутите.
— Вы же знаете, это не в моем стиле.
Мадлен непокорно вздернула подбородок.
— Я должна подчиниться только потому, что вы решили жениться на мне?
Он едва улыбнулся.
— Нет. Вы подчинитесь потому, что брак со мной — лучшее для вас будущее. В понедельник я проконсультировался с юристом и заказал подготовку документов о вашем вступлении во владение имуществом.
Она замолчала, обдумывая услышанное. С практической точки зрения предполагаемое замужество делало ее финансово обеспеченной. И это давало большие возможности помочь брату, находящемуся в довольно стесненных обстоятельствах…
Но нет, было бы абсурдом рассматривать брак с Рейном только в свете его состояния. Она ведь не гонится за деньгами.
С другой стороны, его протекция сейчас пришлась бы весьма кстати. Источник ее беспокойства, барон Эккерби, шантажирующий Мадлен воровством брата, не оставит своих преследований, пользуясь ее бессилием противостоять аристократу с его положением и богатством. Но если она станет графиней, то уже не будет такой беспомощной, как прежде. Эккерби представлял угрозу Джерарду, за себя она, конечно, не боялась.
Кроме того, ее путала перспектива провести всю жизнь в одиночестве. Мадлен отталкивала незавидная участь старых дев. Ей очень не хотелось бы подойти к концу своих дней старухой, сожалеющей о бессодержательности прожитой жизни. Она мечтала о радости материнства, о семье и любимом муже…