удерживали его. «Тебе подобает стоять особо от битвы, — говорили они, — и смотреть на сражающихся, а потом честить и жаловать оставшихся в живых и творить память по убиенным. Если же тебя, Государя, лишимся, то уподобимся стаду овец без пастыря; придут волки и распугают нас».
«Братия моя милая, — отвечал Димитрий, — добрыя ваши речи и похвалы достойныя. Но если я вам глава, то впереди вас хочу и битву начать. Умру или жив буду — вместе с вами».
Часов в одиннадцать утра с противоположных холмов двинулась татарская рать, откуда брала свое начало речка Смолка, т. е. к середине Куликова поля. Страшно было смотреть на эти две грозные силы, шедшие друг на друга. Вид их был неодинаков. Русское воинство отличалось червлеными щитами и светлыми доспехами, сиявшими на солнце; а татарское от своих темных щитов и серых кафтанов издали походило на черную тучу. Передний татарский полк в средней своей части, так же как и русский, состоял из пехоты (может быть, наемные генуэзские кондотьеры). Она двигалась густой колонной, причем задние ряды клали свои копья на плечи передних; у последних они были короче, а у задних длиннее. В некотором расстоянии друг от друга рати вдруг остановились. Тут с татарской стороны выехал воин огромного роста, подобный древнему Голиафу, чтобы по обычаю тех времен начать битву единоборством и своим примером поощрить войско. Он был из знатных людей и назывался Чели-бей (по другим Темир-мурза).
Увидел его инок Пересвет, вместе с Ослябем шедший также в передовом полку, и сказал воеводам: «Сей человек себе подобного ищет; я хочу с ним видеться». «Отцы и братия, — воскликнул он, — простите меня грешного; брате Ослябе, моли за меня Бога! Преподобный отец игумен Сергий, помоги мне молитвою своею». И затем с копьем в руке поскакал на врага, имея на шлеме Сергиеву схиму с крестом. Завидев его, Татарин понесся ему навстречу. Противники ударили друг на друга с такой силой, что кони их упали на колени, а сами они мертвыми поверглись на землю.
Тогда обе рати двинулись в битве: Русские, призывая на помощь Господа и Богородицу, а Татары — Аллаха и Магомета. Димитрий показал пример мужества и воинской отваги. Он переменил несколько коней, сражаясь в передовом полку; когда же обе передовые рати смешались, отъехал к великому полку. Но дошел черед до этого последнего, и он опять принял личное участие в битве. А противник его хан Мамай со своими ближними темниками и телохранителями наблюдал сражение с вершины Красного холма.
Скоро место, где сошлись обе рати, сделалось до того тесным, что ратники задыхались в густой свалке. Расступиться в сторону было некуда; с обоих боков препятствовало тому свойство местности. Такой страшной битвы никто из Русских и не помнил. По выражению наших летописей, «копья ломались как солома, стрелы падали дождем, пыль закрывала солнечные лучи, мечи сверкали молниями, а люди падали как трава под косой, кровь лилась как вода и текла ручьями». Битва была по преимуществу рукопашная, следовательно самая кровопролитная. В тесноте воины схватывали противника левой рукой, а правой рубили его или кололи. Многие умирали под конскими копытами. Но и кони едва могли двигаться от множества трупов, которым в самое короткое время покрылось поле битвы. Полки смешались друг с другом: в одном месте одолевали Татары, в другом Русские. Ржание и топот коней, клики сражавшихся, треск оружия и стоны раненых производили такой шум, что воеводы передней рати тщетно пытались водворить порядок; никто их не слышал; да и сами они большей частью скоро пали геройской смертью.
Пешая русская рать уже полегла костьми. Пользуясь своим превосходством в числе и смертью многих русских вождей, Татары расстроили наши передние полки и стали теперь напирать на главную рать, т. е. на полки Московский, Владимирский и Суздальский. Тут некоторые молодые, неопытные Москвичи подались назад и произвели замешательство, так что толпа Татар прорвалась к большому знамени, подрубила у него древко и убила боярина Бренка, приняв его за великого князя. Но Глеб Брянский, Тимофей Васильевич и другие воеводы успели восстановить порядок и опять сомкнуть большой полк. Между тем на правой руке Андрей Ольгердович одолевал Татар; но он не дерзал гнаться за неприятелем, чтобы не отдаляться от большого полку, который не подвигался вперед. На последний навалило сильное Татарское полчище и пыталось его прорвать, но тщетно; хотя и тут многие воеводы, старавшиеся служить примером для воинов, уже были убиты.
Мы видели, что Димитрий и его опытные помощники, знакомые с татарской тактикой и очевидно хорошо осведомленные о местности, поставили полки таким образом, что Татары не могли их охватить ни с какой стороны. Следовательно, им оставалось только одно: где-либо прорвать русский строй и тогда уже ударить ему в тыл. Видя неудачу в центре, они с особой яростью устремились на левое наше крыло, куда их начальники и направили свои подкрепления. Здесь некоторое время кипел самый ожесточенный бой. Наконец, когда начальствовавшие левым полком князья Белозерские все пали смертью героев, этот полк замешался и стал все более и более подаваться назад под напором врагов. Теперь большому полку угрожала опасность быть обойденным с боку и с тыла; все Русское войско таким образом было бы отрезано от Донского пути, приперто к Непрядве и подверглось бы истреблению. Недаром Татары устремили главные свои усилия на левое наше крыло, а не на правое. Их воеводы, конечно, знали, в какой стороне находилось самое чувствительное место Русского войска. Уже раздавались неистовое гиканье и победные клики Татар. Но тут-то и сказалась замечательная предусмотрительность в приготовлении и расположении нашего засадного полка.
Уже давно князь Владимир Андреевич и воевода Димитрий Волынец из своей засады с напряженным вниманием следили за битвой (с помощью нескольких воинов, взобравшихся на деревья). Сердце горело у молодого князя, и он рвался в бой, особенно когда видел, что Татары в каком-то месте начинали одолевать Русских. Нетерпение его разделяли и многие другие пылкие юноши. Но опытный воевода сдерживал их пылкость.
«Какая польза от нашего стояния? Кому мы будем помогать после, когда уже будет поздно?» — наконец стали ворчать более нетерпеливые, особенно при известии, что Татары начали теснить наше левое крыло.
«Подождите еще немного, несносные вы Русские дети, — бранил их Боброк. — Будет еще вам кем тешиться, пить и веселиться».
Жестокая битва длилась уже часа два, и действительно требовалось большое терпение смотреть на нее и оставаться в бездействии, не лететь на помощь своим. Доселе Татарам помогало еще то обстоятельство, что солнечный свет ударял