народное к ним сочувствие, а следовательно, в свою очередь немало способствовала делу государственного объединения{31}.
Мы видели, что союз самых крупных восточнорусских княжений, с Москвой во главе, оказался непрочен и распался в тот самый момент, когда он более всего был нужен. Татарские погромы, предшествовавшие Куликовской битве, сделали свое дело, т. е. разъединили союзников, и Димитрию пришлось принять решительную борьбу только с силами собственного княжения и ближайших или мелких своих подручников. Не говоря уже о Новгородцах и Тверичах, которые не желали помогать усилению Москвы, собственный тесть Московского князя Димитрий Константинович Суздальский не пришел к нему на помощь: он еще не опомнился после поражения на Пьяне и погрома, произведенного в его области царевичем Арапшей. Другой союзник Димитрия Ивановича Московского, Олег Рязанский, также не соединился с ним в решительную минуту и по тем же причинам. Севернорусские летописи, умалчивая о поведении Нижегородского князя, с особой силой нападали на князя Рязанского и беспощадно очернили его как гнусного изменника. А между тем поведение Олега если не вполне оправдывается; го объясняется его трудным положением между Татарской грозой с одной стороны и усиливающимся Московским княжением — с другой. Подобно Твери, Рязань, как отдельное самостоятельное княжение, не могла сочувствовать возраставшему усилению Москвы, которое явно грозило их самостоятельности. В то же время близкое соседство со степью подвергало Рязанцев неминуемому разорению, в случае ханского гнева. Восемь лет Олег был верным союзником Димитрия, и в это время его земля испытала четыре татарских нашествия. Собственными силами Рязанцы не могли защитить себя от подобных нашествий, всегда более или менее неожиданных; а Москвитяне подавали помощь слишком поздно, борьба Москвы с Ордой во всяком случае была невыгодна для Рязанцев, потому что на их полях происходили кровавые встречи соперников; сама победа союзника влекла за собой только новые бедствия, как например Вожинская битва, за которую поплатилась все та же Рязанская земля; между тем как жители Московских волостей спокойно предавались своим мирным занятиям, защищенные Окой, которую обыкновенно в подобных случаях спешили прикрыть московские сторожевые отряды.
Устрашенный слухами о великих вооружениях Мамая и (то союзе с Литвой, Олег, в сущности, хотел остаться нейтральным и по возможности удалить театр войны от внутренних областей своего княжества. Для этого он вступил в сношения с Мамаем и Ягайлом и обещал соединиться с ними против Димитрия. Переговоры эти производились посредством одного из рязанских бояр, Епифана Караева, довольно скрытно от Москвитян; по наружности рязанский князь продолжал дружить с Димитрием и послал предостеречь его об опасности. В действительности Олег не только не соединился с Татарами и Литвой, а напротив, как надо полагать, ложными вестями о Москвитянах и хитрыми переговорами задержал движение союзников в свою землю. Иначе, с какой же стати Мамай так долго медлил в Придонских степях, а Ягайло потерял время у Одоева? Почему они не спешили к берегам Оки, где по условию должны были соединиться с Олегом 1 сентября? Следовательно, в данном случае коварная политика Рязанского князя была направлена исключительно в интересах его княжения, и эта политика, по-видимому, удалась: грозные силы Мамая уничтожены. Рязанская область спасалась от нашествия трех больших ратей, собственная дружина осталась цела; а, между тем, могущественный сосед, несмотря на победу, был настолько ослаблен, что сделался менее опасным чем прежде.
Как бы то ни было, Димитрий Иванович обнаружил сильное неудовольствие на Олега за его отступление от союза и двусмысленное поведение в эпоху Куликовской битвы. Однако, на этот раз до войны не дошло; новым договором с Москвой (1381 г.) Олег уступил ей некоторые пограничные места и обязался иметь с Димитрием общих врагов и друзей; следовательно, принужден был признавать себя в некоторой от него зависимости. Но подобные условия в те времена редко исполнялись добросовестно{32}.
Меж тем, в Орде совершались события и перемены, имевшие важные следствия для Руси.
Несмотря на страшное поражение, Мамай успел собрать новые силы и, злобствуя на великого князя Московского, намерен был отомстить ему внезапным набегом на его землю. Но соперником ему явился хан Заяицкой или Синей Орды, по имени Тохтамыш. Этот последний в юности, спасаясь от преследования своего родственника (Урус-хана), нашел убежище у властителя Джагатайских Татар, знаменитого Тамерлана, и впоследствии с его помощью сел на престол Синей Орды! Так же как и ханы Кипчакской или Золотой Орды, Тохтамыш происходил из рода Джучидов, именно от старшего Батыева брата. Естественно, он не хотел признавать Сарайским ханом Мамая, завладевшего престолом не по праву, и воспользовался его поражением на Дону, чтобы самому сесть в Сарае. Собранные против Дмитрия силы Мамай должен был обратить на Тохтамыша. Счастье и тут ему изменило: у Азовского моря на берегах Калки, когда-то видевшей первое поражение Русских от Татар, Мамай был разбит соперником. Царевичи и темники Золотоордынские покинули побежденного хана и передались Тохтамышу. Спасаясь от погони, Мамай с немногими людьми укрылся в таврический город Кафу или Феодосию, к своим прежним союзникам Генуэзцам; но жители Кафы вероломно его убили, чтобы воспользоваться оставшимися у него сокровищами.
Восстановив единство и могущество Джучиева улуса, соединив под своей властью обе Орды, Золотую и Синюю или Волжскую и Заяицкую, энергичный Тохтамыш естественно хотел получать дани со всех тех земель, которые повиновались Батыю и Узбеку, и немедленно известил Русских князей о своем воцарении в Сарае. Князья с честью приняли и проводили его послов, а вслед за ними отправили своих бояр с подарками к хану, его женам и вельможам. Тохтамыш, конечно, понял, что великий князь Московский после Куликовской победы считает себя как бы независимым от Татар и намерен ограничиться одними посольскими отношениями и подарками. Хан попробовал по прежнему обычаю отправить на Русь большого посла, по имени Акхозю, с отрядом Татар. Он дошел до Нижнего; но в Москву ехать не решился; послал туда несколько человек из своей свиты, и те не осмелились войти в самый город. Очевидно, после Куликовской битвы Русские, особенно Москвичи, враждебно и самоуверенно стали относиться к самим Золотоордынским Татарам; а последние, наоборот, сделались боязливы. Тогда Тохтамыш задумал нанести внезапный и сильный удар, чтобы восстановить прежние отношения. Но и сам он, вероятно, находился под общим впечатлением Куликова поля и потому употребил все меры, чтобы не дать Димитрию времени собрать полки, а захватить Русских гостей, особенно в Болгарах, и товары их пограбить; гостей захватили главным образом с той целью, чтобы они не дали знать в Москву о приготовлениях хана к походу. Потом Тохтамыш переправил свою рать на правую