тебя!
– Он просто боялся меня ранить… – чуть слышно прошептала Пандора.
Тофон поморщился:
– Это не важно и не оправдывает его… – он умолк на мгновение, собираясь с мыслями. – Так вот, суд… Тебе нужно будет лишь выступить перед людьми – рассказать все, что ты слышала и видела в эту ночь.
– Перед людьми и перед… богами?
– Ну… Разумеется…
– Отец… – Пандора уставилась в пол и сцепила ладони на коленях, так что костяшки ее тонких пальцев побелели. Она собралась с духом и повторила: – Отец!
Тофон внимательно посмотрел на ее сплетенные пальцы:
– Что, дочка?
– Отец, прости меня. Я солгала!
– В чем?
– Этот Акматид… Он и вправду был спартанским шпионом… Я слышала, как он допытывался у раба про какие-то письма.
Тофон вздохнул, уголок его губ дернулся. Но он не выглядел ни сильно удивленным, ни сильно расстроенным.
– Я догадывался… – признался он. – Не переживай. Я сказал притану, что Акматид мог быть шпионом, и сейчас в Буле организуют расследование. Это, кстати, еще одна причина, почему раба оставили у нас. И тем больше причин не доводить дело до суда… Незачем трезвонить об этой истории по всему городу.
– Ты не сердишься, отец?
По лицу Тофона пробежала легкая улыбка.
– Нет, девочка моя. Я понимаю, почему ты это сделала. И это ни в коей мере не оправдывает раба. Он готовил побег! Он крал наши деньги! Он угрожал тебе! – голос Тофона звенел от негодования. – Ему нет оправдания и не будет пощады!
Пандора с облегчением вздохнула:
– Спасибо, отец!
Тофон заботливо коснулся ее руки:
– Ну что? Может, все-таки похлебку? Или хотя бы оливки с сыром?
Девушка осторожно улыбнулась:
– Ну хорошо, давай оливки с сыром… И лепешек побольше!
2
После завтрака Пандора спустилась во двор. Она не находила себе места. Уже который раз девушка проходила мимо запертого на прочный засов хлева, где пару лет назад держали свиней. Теперь старый хлев стал тюрьмой, и ленивый Тимокл изображал из себя сурового тюремщика.
Из-за двери донесся приглушенный стон.
Тимокл, глядя на Пандору, с нарочитой злобой пнул ногой дверь:
– Стони-стони! Мерзкий предатель! Чтоб ты сдох!
Пандора не выдержала и подошла ближе.
– Открой, – приказала она тихо.
– Да ты что госпожа! – ошалело пробормотал Тимокл.
– Я сказала: открой!
– Но хозяин… – Тимокл запнулся. – Господин Тофон велел никого туда не пускать…
Пандора с прищуром посмотрела на охранника. В ее взгляде было что-то такое, от чего у Тимокла быстро пропало желание перечить.
– Слушаюсь, госпожа!
Слуга схватился обеими руками за засов и с усилием потянул его. Засов медленно, со скрипом сдвинулся. Тимокл неловко крякнул и распахнул дверь. На Пандору пахнуло сладковато-тошнотворным запахом застарелого навоза и запекшейся крови. Алексиус бесформенным кулем валялся на куче прелой соломы. Он хрипло дышал, с трудом глотая воздух. По лицу раба ползали жирные, зеленые мухи. При появлении Пандоры мухи нехотя взлетели и, назойливо жужжа, стали кружить по темному хлеву. Глаза Алексиуса заплыли, изорванный хитон почти не закрывал его тело. Он был весь вымазан в грязи, крови и навозе.
Пандора застыла, глядя на эту картину, не в силах пошевелиться. Почувствовав отвратительные спазмы в животе, она выскочила во двор и сделала несколько глубоких вдохов.
Тимокл осклабился:
– Ну что, госпожа, налюбовалась? Закрывать?
Девушка справилась с тошнотой и пристально взглянула на слугу. Тот осекся и сделал шаг назад.
– Позови Ифигению и принеси теплой воды, оливковое масло, бальзам и полотно.
Тимокл с недоверием посмотрел на нее, но у него не хватило духа возразить. Он растерянно кивнул и бросился искать ключницу.
Из-за полуоткрытой двери снова раздался еле слышный стон. Какое-то протяжное, жалобное слово на непонятном языке. Пандора поморщилась и вошла в хлев.
3
Картина, представшая перед Тофоном во дворе его собственного дома, была абсолютно непостижима. Раб, готовивший побег, раб, напавший с оружием на своих хозяев, раб, жизнь которого теперь не стоила и половины обола, лежал не в хлеву, в навозной яме, где ему полагалось быть, а здесь, во дворе, под навесом, на удобном ложе, и над ним хлопотало несколько женских фигур.
Тофона перекосило от нахлынувшей волны гнева и ярости:
– О, всемогущие боги! Как это понимать?! Что здесь творится?! Кто позволил?!
Две служанки испуганно отскочили от израненного тела. Третья фигура даже не обернулась.
Тофон стремительно подошел к ней, словно намереваясь оттащить ее силой. Но в последний миг замер и растеряно прошептал:
– Пандора…
Девушка наконец посмотрела на отца. Ее губы сжались в тонкую полоску, глаза блеснули из-под подрагивающих век. Под маской равнодушного спокойствия пряталось плохо скрываемое отвращение. Осторожно поддерживая беспомощно запрокинутую голову Алексиуса, она вливала ему в рот разбавленное медом вино. Оно тонкой струйкой текло в полуоткрытый рот. Несколько капель скользили по щекам раба, оставляя бледно-розовый след. Когда вино заполняло рот раба, он судорожно сглатывал, и тогда к хрипу его дыхания примешивалось громкое бульканье.
– Девочка моя, что ты делаешь?.. – в голосе Тофона слышались негодование, удивление и растерянность.
– Я забочусь о том, кого боги отдали под покровительство нашего дома.
– Ты об этом преступнике и злодее? Забыла, о чем мы говорили с тобой? Живым этот выродок никому не нужен! Всем будет лучше, если он отправится в Аид! Боги свидетели, я отлучил его от нашего очага! Теперь он никто в этом доме, и нет никаких законов, велящих тебе заботиться об этой падали!
Пандора вздохнула, прикрыла веки и с деланым равнодушием произнесла тихим размеренным речитативом:
«Не знала я, что, по земному праву
Царей земных, ты можешь, человек,
Веления божественных законов,
Неписаных, но вечных, преступать…»
Тофон удивленно поднял брови:
– Всемогущий Зевс! О чем ты, дочка! Как можешь ты сейчас вспоминать Антигону? Она заботилась о своем брате! А о ком печешься ты?
– О себе, – просто сказала Пандора.
Повисло тяжелое молчание.
Тофон посмотрел на Алексиуса. Тот был в забытьи. Лишь короткие, хриплые вдохи говорили, что в нем еще теплится жизнь. Ифигения с Антимоной уже омыли его тело и густо намазали мазью многочисленные кровоподтеки и порезы.
– Оставьте нас, – коротко бросил Тофон служанкам, и те выбежали со двора.
Когда они остались одни, девушка посмотрела на отца и прошептала:
– Я его ненавижу! С каким наслаждением я бы воткнула ему в шею тот нож… Но я не могу просто сидеть и смотреть, как он умирает здесь от жажды, истекая кровью…
Тофон подошел к дочери и коснулся широкой ладонью ее щеки:
– Девочка моя, я благодарю богов за то, что