и к дочерям [должны] войти их мужья. И прошу я у него четыре ковра, четырех рабынь и четыре личных покрывала и чтобы помог он мне (с их приданым. Что же до сыновей, то я желаю для них тюрбан[261] и желаю от него одинаковую одежду — каждому две рубахи, два тюрбана, две шапки и две лошади — коня и кровную кобылу; а также посевной участок с рабами на нем, семенами на его засев и сорока дойными коровами”. И вспомнил, что видел он в городе Томбукту список “Камуса”[262], который продавался, и цену ему назначили восемьдесят мискалей. “Я его оставил в руках его владельца, пока-де не приеду к тебе и не попрошу от тебя [цену] в чистом золоте. И это-де тебе будет сокровищем у Аллаха. И со мною — четверо учеников, а одежды их уже изорвались, так я желаю от тебя, о аския-альфа, чтобы ты рассказал это аскии и передал ему мое послание!” Аския-альфа сказал: “Вели одному из учеников твоих написать его, чтобы не /
109/ забыл я из него ничего!” Альфа Кати приказал одному из талибов, и тот написал, а он ему диктовал.
Аския-альфа представил то аскии и прочел ему записку. Тот улыбнулся и сказал: “Кто же может подарить эти |[вещи] и сразу же, без того, чтобы он не потерпел [убыток]?” Аския-альфа ответил ему: “Власть твоя больше, и состояние твое обширнее, чем то, что он от тебя просит...” Аския засмеялся и сказал: “У всякого человека есть начальник, которого он старается ублаготворить. И я полагаю, этот шейх — твой начальник, [раз] ты желаешь у меня вытянуть то, чем бы ты его ублаготворил? Если увидишь его, то скажи ему: ”Аллах исполнит все, если Аллах пожелает!"" Но не оставил он ему ни одной надобности, какую бы не удовлетворил наутро, и пожаловал ему [самому] имение, которое называлось Дьянгадья в земле Юна, а в нем — тринадцать рабов (из-за этого альфа поссорился с кабара-фармой Алу), которые это поле возделывали для кабара-фармы. Аския подарил ему имение, рабов и их фанфу, пожаловал ему сорок сунну семян для поля и купил ему тот список за восемьдесят мискалей. Так это нам передал сын альфы, да помилует его Аллах, вместе с прочими известиями о славных свойствах и о прекрасном поведении [аскии].
Взгляни на благодетельное его благоволение к кадию ал-Акибу при строительстве большой мечети в Томбукту. Между ними подвизались наушники, говоря [будто бы] со слов кадия то, чего тот не говорил, а аския послал к нему с речами, не подобающими между ними обоими, а кадий дал такой ответ, который бы стерпел лишь подобный Дауду. И когда аския явился к кадию во время своего путешествия в Мали и посетил того в его доме, перед домом стоял привратник. Привратник оттолкнул аскию и впустить его в дом отказался. И аския стоял на ногах своих перед его дверью очень долго. Кадий же разрешил ему войти только при посредничестве некоторых ученых города и старейших его шейхов. Потом он приказал открыть дверь аскии, тот вошел к нему ласковый, смиренный и приниженный, склонился над его головой. А кадий принял его, сидя против него, [как бы] собираясь встать и уйти, и с суровым видом. Аския же унижался, пока не удовлетворил его. Кадий остался доволен, и они договорились после отказа и препятствий со стороны его[263]. Но продолжение того рассказа — долгое, а потому мы его оставим.
Обычай аскии был [таков, что] когда он проходил мимо Томбукту в своих походах, то останавливался /110/ лагерем своим между Кабарой и Тойей[264] и после остановки своей, через день или два, поднимался в Томбукту с некоторыми начальниками своего войска и старейшими сановниками своими, останавливался в Балма-Дьинде[265] и разбивал там свои шатры. И обнаруживал, что йобо-кой, томбукту-мундио, барбуши-мундио и койрабанда-мундио уже построили в дар ему дома. Он на короткое время останавливался там, потом выезжал верхом к дому кадия и находил кадия уже созвавшим своих помощников, стражей закона и слуг своих. Аския входил к нему, кадий вставал и встречал его у двери. Кадий им приготавливал что-нибудь из закуски и питья, через что те хотели получить благословение[266]. Присутствующие же ели и пили после многочисленных молитв по обычаю. Затем аския направлялся к большой соборной мечети, а там его встречали виднейшие ученые города и старейшие имамы. Все они входили в мечеть до приезда аскии и ожидали его. Аскию сопровождали кадий и его помощники; они входили в большую соборную мечеть к факихам. И от всех их исходили приветствия и знаки почтения. Они призывали на него благословение, потом аския выезжал в свою ставку в лагере Балма-Дьинде. А там [уже] были купцы Томбукту и его старейшины. Там аския проводил одну ночь, а люди той ночью оказывали ему гостеприимство и дарили ему множество подарков. Завершено.
А когда был год ссоры аскии с кадием из-за постройки той мечети, он поклялся кадию, что-де он клянется Аллахом не причинить тому ни в чем вреда из-за всего этого, если только кадий отведет ему долю, оставив ему клочок земли из участка мечети, который бы он застроил и получил бы за то награду от Аллаха. Потом аския вошел в ту мечеть и обошел ее со стороны киблы, до ее западной части. А застройка мечети кончалась у этого большого просторного пустыря, на котором люди совершают две вечерние молитвы в летнее время, — а за ним [располагались] многочисленные погребения. И аския сказал кадию: “Ты не оставил мне места?” Но кадий ответил: “Если ты хочешь, твоя доля — на этих могилах; оба участка — хаббус, и разрешено включение любого /111/ из них обоих в другой”[267]°.
Аския радостно встал тогда и очертил ногой места этих двух длинных приделов, которые прилегают [ныне] к могилам Сиди Белькасема ат-Туати и его товарищей. И он вызвал томбукту-мундио и тех, кто с ним, и повелел им заложить в этих местах основания и пожаловал им из денег то, что пожаловал, и передал пожалованное в руки кадия ал-Акиба, да помилует его Аллах. И еще прочее из [рассказов] о его склонности к истине.
А из этого — то, что передают, будто в один из годов вернулись некоторые паломники из Томбукту и его окрестностей. В их числе был человек из жителей Канты — был он из рабов аскии и совершил хаджж с