Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волненіе вызвало новый припадокъ кашля. Бѣдная, бѣдная Агнеса! Вотъ что значитъ имѣть нѣжное горлышко!
Пристань взвилась къ небесамъ — дома на утёсѣ прыгаютъ и вертятся, какъ бы отъ землетрясенія — море вливается въ двери и окна — ноги Филиппа подгибаются подъ нимъ, но только на одну минуту. Когда вы выдёргиваете широкій, крѣпкій двойной зубъ, не кажется ли вамъ, что голова ваша соскакиваетъ съ вашихъ плечъ? Но черезъ минуту важный джентльмэнъ, стоящій передъ вами, кланяется вамъ и что-то прячетъ въ своемъ правомъ рукавѣ. Боль прошла. Вы опять мущина. Филиппъ схватывается на минуту за перила пристани: она не подаётся подъ нимъ. Дома, повертѣвшись съ секунды двѣ, принимаютъ прежнее перпендикулярное положеніе. Онъ можетъ видѣть людей, выглядывающихъ изъ оконъ, проѣзжающіе экипажи, профессора Спуррьё ѣдущаго на утёсъ съ восемнадцатью молодыми дѣвицами, его ученицами. Долго послѣ того онъ помнилъ эти нелѣпыя маленькія подробности съ любопытнымъ упорствомъ.
— Это извѣстіе, говоритъ Филиппъ:- было не совсѣмъ неожиданно. Я поздравляю мою кузину. Капитанъ Улькомъ, еслибы я это зналъ навѣрное, я не помѣшалъ бы вамъ. Вы, можетъ быть, желаете пригласить меня въ вашъ гостепріимный домъ, мистриссь Пенфольдъ? Но я пригласилъ одного моего пріятеля обѣдать со мной въ Бедфордской гостинницѣ и надѣюсь завтра утромъ уѣхать въ Лондонъ. Прощайте!
И онъ очень развязно послалъ поцалуй рукой. Кончено! кончено! Онъ далъ ей слово и держалъ его честно, но она этого не сдѣлала; это она бросила его. И я очень боюсь, что сердце мистера Филиппа забилось отъ удовольствія при мысли, что онъ свободенъ. Онъ встрѣтилъ съ полдюжины знакомыхъ на утёсѣ. Онъ хохоталъ, шутилъ, пожималъ руку, пригласилъ двухъ-трехъ пріятелей обѣдать самымъ весёлымъ образомъ и усѣлся на лужкѣ недалеко отъ своей гостинницы, и посмѣивался про-себя, какъ вдругъ что-то уткнулось въ его колѣна съ жалобнымъ визгомъ.
— Какъ! его ты?
Это маленькая Броуни побѣжала за нимъ. Бѣдняжечка! Филиппъ наклонился къ собачкѣ, и между тѣмъ, какъ та визжитъ, лижетъ ему руки, ласкается, онъ зарыдалъ и освѣжительный потокъ слёзъ полился изъ глазъ его.
Филиппъ просидѣлъ въ гостинницѣ всю ночь, отдавъ особенныя приказанія привратнику говоритъ, что онъ дома, на случай, если придётъ какой-нибудь джентльмэнъ. Онъ имѣлъ слабую надежду, какъ онъ впослѣдствіи признавался, что, можетъ быть, какой-нибудь пріятель мистера Улькома явится къ нему отъ имени этого офицера. Онъ имѣлъ слабую надежду, что, можетъ быть, явиться письмо, объясняющее эту измѣну — люди имѣютъ иногда какое-то безумное, болѣзненное желаніе желаніе получать письма — письма, въ которыхъ не заключается ничего, но которыхъ однако мы… Вы знаете, впрочемъ, каковы эти письма. Не всѣ ли мы читаемъ эти любовныя письма, которыя, послѣ любовныхъ ссоръ являются иногда? Мы всѣ читали ихъ; и какъ многіе изъ насъ писали ихъ! Девять часовъ. Десять. Одиннадцать. Отъ капитана не является секундантовъ; отъ Агнесы не является объясненія. Филиппъ увѣряетъ, что онъ спалъ прекрасно, но бѣдная Броуни жалобно провизжала всю ночь. Это была неблаговоспитанная собака; вы не могли бы повѣсить никакую шляпу на ея носъ.
Мы недавно сравнивали нашу милую Агнесу съ дочерью брамина, кротко отдающую себя на жертву сообразно обычаямъ, употребляемымъ въ ея высокоуважаемой кастѣ. Мы говорили о ней не съ гнѣвомъ, а съ почтительнымъ огорченіемъ и сочувствіемъ. А если мы сожалѣемъ о ней, не слѣдуетъ ли намъ также сожалѣть о ея высокоуважаемыхъ родителяхъ? Когда знаменитый Брутъ велѣлъ казнить своихъ дѣтей, не-уже-ли вы предполагаете, что это было ему пріятно? Всѣ трое! всѣ трое страдали отъ этого; сыновья, вѣроятно, даже болѣе своего суроваго отца, но это, разумѣется само собою, что всё тріо было меланхолично. По-крайней-мѣрѣ, еслибы я былъ поэтъ или музыкальный композиторъ, изображавшій это обстоятельство, я непремѣнно сдѣлалъ бы ихъ такими. Сыновья пѣли бы въ минорномъ тонѣ, отецъ мужественнымъ басомъ, съ акомпаньементомъ духовыхъ инструментовъ, прерываемыхъ приличными рыданіями. Хотя хорошенькую Агнесу ведутъ на казнь, я не думаю, чтобы это было ей пріятно, или чтобы ея родители, принуждённые осудить её на эту трагедію, были счастливы.
Мистриссъ Туисденъ всегда впослѣдствіи утверждала, что молодой богатый владѣлецъ Мэнгровскаго замка влюбился въ ея дочь совершенно случайнымъ образомъ. Они не пожертвовали бы своей возлюбленной дочерью за одно богатство. Но когда случилось это печальное фирминское дѣло, случилось также, что капитанъ Улькомъ влюбился въ милую Агнесу, съ которой онъ встрѣчался повсюду. Ея негодный кузенъ не хотѣлъ бывать нигдѣ. Онъ предпочиталъ холостую компанію, эти противныя сигары и вино удовольствіямъ болѣе утончоннаго общества. Онъ неглижировалъ Агнесой. Его умышленное и частое отсутствіе показывало, какъ мало дорожилъ онъ ею. Будете ли вы осуждать милую дѣвушку за холодность къ человѣку, который самъ выказалъ къ ней такое равнодушіе?
— Нѣтъ, моя добрая мистриссъ Кэндоръ, еслибы мистеръ Фирминъ былъ въ десять разъ богаче мистера Улькома, я посовѣтовала бы моей дочери отказать ему. Отвѣтственность во всёмъ этомъ и принимаю совершенно на себя и, вмѣстѣ со мною, отецъ ея и брать.
Такъ говорила впослѣдствіи мистриссъ Туисденъ въ кружкахъ, гдѣ разнеслись нелѣпые и отвратительные слухи, будто Туисдены принудили свою дочь обмануть молодого Фирмина для того, чтобы видать её за богатаго квартерона. Но вѣдь люди мало ли что говорятъ. Еслибы обѣды Улькома не сдѣлались гораздо хуже послѣ его женитьбы, я не сомнѣваюсь, чти эти непріятные слухи прекратились бы, а онъ и жена его пользовались бы общимъ уваженіемъ и знакомствомъ.
Вы не должны предполагать, какъ мы уже говорили, что милая Агнеса безъ огорченія отказалась отъ своей первой любви. Кашель показывалъ какъ сильно бѣдная дѣвушка чувствовала своё положеніе; этотъ кашель начался очень скоро послѣ того, какъ вниманіе мистера Улькома сдѣлалось значительно и она для этого оставила Лондонъ. Правда, что капитанъ Улькомъ могъ послѣдовать за нею безъ всякихъ затрудненій, также какъ и Филиппъ, пріѣхавшій туда, какъ мы видѣли, и такъ грубо поступившій съ капитаномъ Улькомомъ.
Что папа и мама уговорили миссъ Туисденъ, мы съ женою легко могла вообразить, когда Филиппъ въ гнѣвѣ и огорченіи, явился къ намъ излить передъ ними чувства своего сердца. Моя жена хранительница мужскихъ секретовъ и неутомимая утѣшительница. Она знаетъ много грустныхъ исторій, которыхъ мы не въ правѣ разсказывать.
— Папа и мама приказали, кричитъ Филиппъ: — какъ бы не такъ, мистриссь Пенденнисъ! Эта дѣвушка обманула меня за парки и десятины этого мулата. Я только-что говорилъ вамъ, что я прекрасно спалъ въ ту адскую ночь, когда я съ ней распрощался. Это была ложь, сколько разъ прошолъ я по утёсу, и проходя мимо Горизонтальной Террасы, я услыхалъ мои стихи, которые я напѣвалъ ей иногда: «когда золотистые локоны посеребрятся!» Вы знаете эти стихи о вѣрности и старости? Она пѣла ихъ въ ту ночь этому негру, и я слышалъ въ открытое окно, какъ голосъ его говорилъ: «браво!»
— Ахъ Филиппъ! это было жестокой говоритъ моя жена, сердечно сожалѣя о тоскѣ и огорченіи нашего друга: — это прямо было жестоко. Мы понимаемъ ваши чувства. Но подумайте, какое несчастное супружество было бы съ такою особою! Подумайте, еслибы вы навсегда отдали ваше горячее сердце этому бездушному созданію…
— Лора, Лора! не часто ли ты сама предостерегала меня не говорить дурно о другихъ? говоритъ мужъ Лоры.
— Никакъ не могу удержаться иногда! съ пылкостью кричитъ Лора. — Я стараюсь всѣми силами не говоритъ о моихъ ближнихъ, но суетность этихъ людей оскорбляетъ меня до такой степени, что находиться вмѣстѣ съ ними свыше моихъ силъ. Они до такой степени связаны условными причинами, до того убѣждены въ своёмъ собственномъ высокомъ образованіи, что они кажутся мнѣ гораздо противнѣе и пошлѣе самыхъ простыхъ людей, и я увѣрена, что другъ мистера Филиппа, Сестрица, гораздо благороднѣе его скучной тётки или его надменныхъ кузинъ. Честное слово, когда эта дама высказываетъ свои мысли, знаешь, что она говоритъ, что думаетъ.
Кажется, мистеръ Фирминъ весьма многихъ посвятилъ въ секретъ этой своей любви. Онъ принадлежитъ къ числу такихъ людей, которые не умѣютъ сохранять своихъ тайнъ; и когда его задѣнутъ, онъ разревётся такъ громко, что всѣ его друзья могутъ его слышать. Было замѣчено, что горести подобныхъ людей продолжаются недолго; да и не было никакой надобности, чтобы сердце Филиппа носило продолжительный трауръ по этому случаю. Онъ, между тѣмъ, курилъ свои сигары, игралъ на бильярдѣ, воспѣвалъ пѣсни, разъѣзжалъ по парку для того, чтобы доставить себѣ удовольствіе выказать пренебреженіе тёткѣ и кузинамъ, когда проѣдетъ ихъ коляска, или обогнать капитана Улькома или кузена Рингуда, если эти достойные джентльмэны попадутся ему.
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Дневник Кокса - Уильям Теккерей - Классическая проза
- Парни в гетрах - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Сломанное колесо - Уильям Сароян - Классическая проза
- Святилище - Уильям Фолкнер - Классическая проза