Читать интересную книгу Приключения Филиппа в его странствованиях по свету - Уильям Теккерей

Глава XIV

СОДЕРЖАЩАЯ ДВѢ ФИЛИППОВЫ БѢДЫ

Вы знаете что въ нѣкоторыхъ частяхъ Индіи дѣтоубійство обычай обыкновенный. Онъ входитъ въ религію страны, какъ въ другихъ округахъ сожиганіе вдовъ, на кострѣ. Я не могу вообразить, чтобы женщины любили убивать себя самихъ и дѣтей своихъ, хотя онѣ покоряются мужественно и даже весело уставамъ религіи, которая предписываетъ имъ уничтожать свою жизнь или жизнь ихъ малютокъ. Положимъ теперь, что вамъ и мнѣ, европейцамъ, случилось проѣзжать мимо того мѣста, гдѣ юное существо готовилось изжариться, по совѣту своей семьи и высокихъ сановниковъ ея религіи, что могли бы мы сдѣлать? Спасти её? Ни чуть не бывало. Мы знаемъ, что намъ не слѣдуетъ вмѣшиваться въ законы и обычаи ея родины. Мы отвернемся со вздохомъ отъ грустной сцены; мы вытащимъ наши носовые платки, велимъ кучеру проѣхать мимо и предоставимъ её ея печальной участи.

Вотъ и бѣдной Агнесѣ Туисденъ какъ мы можемъ помочь? Вы видите, она прекрасно воспитанная и религіозная молодая женщина браминской секты. Старый браминъ, ея отецъ, добрая и преданная мать, этотъ самый отъявленный браминъ, братъ ея, эта чудная дѣвушка, ея туго зашнурованная сестра — всѣ настаиваютъ, чтобы она принесла себя въ жертву, и покрываютъ её цвѣтами, прежде чѣмъ поведутъ на костёръ. Положимъ, она рѣшилась бросить бѣднаго Филиппа и взять кого-нибудь другого? Какія чувства должна наша добродѣтельная грудь питать къ ней? Гнѣвъ? Я только-что разговаривалъ съ однимъ молодымъ человѣкомъ въ лохмотьяхъ и босикомъ, который обыкновенно спитъ гдѣ-нибудь подъ воротами, который безпрестанно сидитъ въ тюрьмѣ, матъ и отецъ котораго были воры, да и дѣды ихъ тоже — должны мы сердиться на него за то, что онъ слѣдуетъ родительской профессіи? Однимъ глазомъ изливая слезу состраданія, не спуская другого глаза съ серебряныхъ ложекъ, я слушаю его безыскусственный разсказъ. Я не сержусь на этого ребёнка, я не сержусь и на тебя, Агнеса, дочь Тальбота брамина.

Мало того, соображая, что не можешь же ты не примѣчать, что тотъ джентльмэнъ, о которомъ милый папа и милая мама говорятъ тебѣ сколько у него тысячъ годового дохода, сколько помѣстьевъ тамъ и тамъ, который безумно влюблёнъ въ твою бѣлую кожу и голубые глаза и готовъ бросить всѣ свои сокровища къ твоимъ ногамъ, не можешь же ты не примѣчать, что онъ очень несвѣдущъ, хотя очень хитёръ, очень скупъ, хотя очень богатъ, очень сердитъ, вѣроятно, если лицо, глаза и ротъ могутъ говоритъ правду, а Филиппъ Фирминъ — хотя его законное происхожденіе сомнительно, какъ мы недавно слышали, и въ такомъ случаѣ его материнское наслѣдство принадлежитъ ему, а отцовское мы еще не знаемъ стоитъ ли чего-нибудь — а Филиппъ джентльмэнъ, съ умной головою, съ великодушнымъ честнымъ сердцемъ, лучшія чувства котораго онъ отдавалъ своей кузинѣ — каково же бѣдной дѣвушкѣ разстаться съ прежней любовью, съ благородной и прекрасной любовью? Бѣдная Агнеса! какъ подумаешь, что она сидѣла по цѣлымъ часамъ, слушая изліянія филиппова сердца, а можетъ быть въ драгоцѣнныя минуты секретнаго разговора нашоптывала торопливо въ корридорѣ, на лѣстницѣ, за оконными занавѣсками нѣсколько словъ, теперь должна слушать на этомъ же самомъ диванѣ, за этими же самыми занавѣсками изліянія своего смуглаго жениха о казармахъ, боксёрствѣ, скачкахъ и нѣжной страсти. Онъ глупъ, онъ низокъ, онъ сердить, онъ необразованъ; а тотъ другой былъ… но она исполнитъ свой долгъ — о да! она исполнитъ свой долгъ! Бѣдная Агнеса! C'est à fendro le coeur. Мнѣ, право, жаль её.

Когда Филиппъ быль раздражонъ, я принуждёнъ, какъ его біографъ, сознаться, что онъ могъ быть очень грубъ и непріятенъ; но вы должны согласиться, что молодой человѣкъ имѣлъ нѣкоторыя причины быть недовольнымъ, когда нашолъ владычицу своего сердца, сидящую рука-объ-руку съ другимъ молодымъ человѣкомъ въ уединённомъ уголку брайтонской пристава. Зелёныя волны нѣжно шепчутся, шепчется и лейб-гвардеецъ. Волна цалуетъ берегъ. Ахъ, ужасная мысль! Я не буду продолжать сравненія, которое можетъ быть ни что иное, какъ безумная фантазія ревнивца. Въ этомъ только я увѣренъ, что ни одинъ камешекъ на этомъ берегу за можетъ быть холоднѣе благовоспитанной Агнесы, Филиппъ, опьянѣвшій отъ ревности, не походилъ на благоразумнаго трезваго Филиппа.

— Ужасный у него характеръ, говорила послѣ о Филиппѣ его милая тётка: — я дрожала за мою милую, кроткую дѣвочку, что, если бы она была навѣкъ соединена съ такимъ запальчивымъ человѣкомъ? Никогда, въ глубинѣ души моей, не могла я думать, чтобы союзъ ихъ могъ быть счастливъ. Притомъ, вы знаете, ихъ близкое родство… мои сомнѣнія на этотъ счотъ, милая мистриссъ Кэндоръ, никогда не могла я совершенно преодолѣть.

И эти сомнѣнія вѣсили цѣлые пуды, когда Мэнгровскій замокъ, домъ въ Лондонѣ и островъ мистера Улькома въ Вестиндіи были положены на вѣсы вмѣстѣ съ ними.

Разумѣется, ни къ чему было оставаться въ этой сырости теперь, когда пріятное tête-à-tête было прервано. Маленькая Броуни ласкалась и визжала около Филиппа, и всё общество поднялось наверхъ.

— Дитя моё, какъ вы блѣдны! вскричала мистриссъ Пенфольдъ, положивъ книгу.

Изъ опаловыхъ глазъ капитана сверкало пламя и горячая кровь горѣла за его жолтыми щеками. Въ ссорѣ мистеръ Филиппъ Фирминъ могъ быть особенно хладнокровенъ и умѣлъ владѣть собою. Когда миссъ Агнеса нѣсколько жалобнымъ тономъ представила его мистриссъ Пенфольдъ, онъ сдѣлалъ вѣжливый и граціозный поклонъ не хуже своего величественнаго отца.

— Моя собачка узнала меня, сказалъ онъ, лаская Броуни. — Она вѣрна мнѣ и привела меня къ моей кузинѣ и къ капитану Улькому… кажется, такъ васъ зовутъ, сэръ?

Филиппъ крутитъ свои усы и спокойно улыбается, а капитанъ Улькомъ дёргаетъ свои усы и свирѣпо хмурится.

— Да, сэръ, бормочетъ онъ:- меня зовутъ Улькомъ.

Мистеръ Фирминъ опять кланяется и прикасается къ своей шляпѣ. Мистриссъ Пенфольдъ говоритъ: «О!» и въ самомъ дѣлѣ она ничего не могла сказать лучше этого «О!» при настоящихъ обстоятельствахъ.

— Моя кузина, миссъ Туисденъ, такъ блѣдна потому, что она устала отъ вчерашнихъ танцевъ. Я слышалъ, что балъ былъ очень хорошъ. Но хорошо ли ей, при ея слабомъ здоровьи, такъ поздно ложиться мистриссъ Пенфольдъ? Право вамъ не слѣдуетъ дѣлать этого, Агнеса! Слѣдуетъ ей ложиться такъ поздно, Броуни? Полно, переставь, глупенькая! Я подарилъ эту собаку моей кузинѣ, и она очень меня любитъ — то-есть собака. Вы говорили капитанъ Улькомъ, когда я подходилъ, что мы хотите подарить миссъ Туисденъ собаку, на носъ которой вы можете повѣсить вашу… извините!

Мистеръ Улькомъ, когда Филиппъ сдѣлалъ этотъ второй намёкъ на особенное устройство носа моськи, стиснулъ свои маленькіе бѣлые зубы и выговорилъ весьма неприличное словцо. Миссъ Туисдетъ овладѣлъ необыкновенно сильный кашель. Мистриссъ Пенфольдъ сказала:

— Собираются тучи. Я думаю, Агнеса, вамъ пора домой.

— Позвольте мнѣ проводить васъ до вашего дома? говоритъ Филиппъ, вертя маленькій медальонъ который онъ носилъ на своей часовой цѣпочкѣ.

Медальонъ былъ маленькій, золотой, съ свѣтлыми волосами внутри. Чьи это волосы, такіе свѣтлые и тонкіе? А хорошенькія гіероглифическія буквы А. T. сзади могли обозначать Алфреда Теннисона, или Антони Троллопа, подарившихъ прядку своихъ свѣтлыхъ волосъ Филиппу, потому что я знаю, что онъ поклонникъ ихъ сочиненіе.

Агнеса съ смущеніемъ поглядѣла на маленькій медальонъ. Капитанъ Улькомъ такъ дёргалъ свои усы, что вы, пожалуй, могли бы подумать, будто онъ хочетъ оторвать ихъ совсѣмъ; а опаловые глаза его сверкали съ замѣшательствомъ и гнѣвомъ.

— Позвольте мнѣ поговорить съ вами, Агнеса! Извините меня, капитанъ Улькомъ. Я имѣю секретное порученіе къ моей кузинѣ, и пріѣхалъ изъ Лондона нарочно, чтобы передать его.

— Если миссъ Туисденъ прикажетъ мнѣ удалиться, я сейчасъ уйду, говоритъ капитанъ, сжимая свои маленькія палевыя перчатки.

— Мы съ кузиной всю жизнь жили вмѣстѣ. Я привёзъ къ ней семейное порученіе. Можетъ-быть вы имѣете какія-нибудь особенныя права слышать его, капитанъ Улькомъ?

— Нѣтъ; если миссъ Туисденъ не желаеть, чтобы я слышалъ… Чортъ побери эту собачонку!

— Не бейте бѣдненькую, невинную Броуни.

— Если она будетъ соваться мнѣ подъ ноги, кричитъ капитанъ:- я швырну её въ море!

— А я клянусь, что я сдѣлаю съ вами то, что вы хотите сдѣлать съ моей собакой, шепчетъ Филиппъ капитану.

— Гдѣ вы остановились? кричитъ капитанъ. — Чортъ васъ побери! вы услышите обо мнѣ.

— Тише — въ Бедфордской гостинницѣ. Тише, или я подумаю что вы хотите, чтобы васъ услыхали дамы.

— Ваше поведеніе ужасно, сэръ! говоритъ Агнеса по-французски. — Онъ не понимаетъ.

— Если у васъ есть секреты, я сейчасъ уйду, миссъ Агнеса, говоритъ Отелло.

— О Грэнвиллъ! могу ли я имѣть секреты отъ васъ? Мистеръ Фирминъ мой двоюродный братъ, мы всю жизнь жили вмѣстѣ. Филиппъ, я… я не знаю говорила ли вамъ мама о…о… моей помолвкѣ съ капитаномъ Грэнвиллемъ Улькомомъ.