сахар.
— Я голодный.
— Давай я сделаю тебе бутерброд. Принеси хлеб, он у меня в сумке, и большой нож.
Она намазывает толстые ломти хлеба тоненьким слоем масла и посыпает сахарным песком. Коля начинает есть бутерброды, не дожидаясь, когда Аня закончит их готовить.
— Все, достаточно. Это тебе до обеда, так что не заглатывай все разом. Я уверена, что если бы ты ел медленнее, то быстрее бы наедался.
— Только старики едят медленно, — возражает Коля.
Андрей с Колей собираются на рыбалку. А она подметет пол, почистит картошку на ужин и потом пойдет на огород. Там уже выросла редиска и салат-латук, так что им к обеду будет зелень вдобавок к бутербродам с колбасой. Она только посидит на солнце еще пять минут, прежде чем приняться за работу. Как приятно пахнет дерево, нагретое солнцем. О господи, Коля уже слопал последний бутерброд!
А позже они закопают рукописи. Она решила все рассказать Коле. Если что-то случится, лучше, чтобы он знал. Он уже достаточно взрослый, а семья становится только крепче, если в ней не слишком много секретов друг от друга.
Она открывает глаза.
— А ты помнишь, как отец закуривал и дымом разгонял всех комаров? — спрашивает она Колю.
Он кивает в ответ так спокойно, что она рискует продолжить:
— Когда ты думаешь об отце, ты ясно видишь его лицо? — снова спрашивает она и тут же жалеет, что спросила.
Коля роняет нож, которым обстругивал сосновую щепку, и выбрасывает ее вместе со стружками через перила.
— Я все время тебе говорю: я прекрасно его помню, — отвечает он таким холодным и сердитым тоном, что Анне кажется, будто сияние дня внезапно подергивается тусклой дымкой. Почему она не может держать язык за зубами? Но Коля так же внезапно отходит.
— Я собираюсь спросить у Мити, не хочет ли он пойти с нами на рыбалку, а потом перекопаю с навозом новую грядку. Мы ведь не прямо сейчас пойдем, Андрей, а попозже?
— Да, позже. Сначала мне нужно забить досками дыры в сарае.
Все хорошо. День обещает быть прекрасным. Вот только когда ей рассказать Коле о рукописях — сейчас или потом? После ужина, решает она, когда он досыта наестся рыбы, если, конечно, они что-нибудь поймают. Ну а если нет, на ужин снова будут бутерброды с колбасой. А потом они погасят печь, все закроют и медленно поедут в вечерних сумерках обратно в Ленинград.
— Передай его маме, что я зайду к ней позже! — кричит Анна вслед Коле, уже успевшему выйти за калитку.
К вечеру небо затянуло облаками. Ужин, на котором каждому досталось по маленькой форельке и вдоволь вареной картошки, закончился, и сидеть на веранде стало слишком холодно. Может быть, даже пойдет дождь.
— Давайте покончим с этим, — говорит Андрей.
— Ты о рукописях?
— Да.
Андрей все рассказал Коле, когда они после рыбалки возвращались от Митиного дома. Коля совсем не удивился и даже не слишком заинтересовался.
Анна откинула вилами часть компоста с краю кучи. Чувствовала она себя при этом так, будто совершает кощунство, поскольку все детство ей твердили, что нельзя зря ворошить компостную кучу, иначе нарушатся тепловые процессы созревания перегноя. Она глубоко вскопала теплую рыхлую землю — такую плодородную, что даже рукопись может пустить в ней ростки.
— Тогда идем. Коля!
Они идут гуськом мимо грядок с овощами, мимо кустов малины, к компостной куче. Аня оглядывается вокруг, но, конечно, никого, кроме них, здесь нет. Андрей достает жестяную коробку и другой, более увесистый сверток, упакованный в клеенку.
— Яма достаточно глубока? Она совсем не выглядит глубокой.
— Положи сверток на дно, а сверху поставь жестянку. Я копала глубоко.
Коля стоит сзади, будто не имеет к происходящему никакого отношения, но за всем наблюдает. Как только клеенчатый сверток уложен в яму, Анна с жестяной коробкой в руках делает шаг вперед и садится на корточки. Ей не хочется просто бросить ее в яму — это кажется проявлением неуважения. Все швы она проклеила изолентой, чтобы не дать воде просочиться внутрь, когда наступит осень.
Ей все никак не расстаться с коробкой. Она смотрит на красивых английских леди, выписывающих коньками по льду невероятные арабески. Ее пальцы так хорошо их помнят. Фигурки слегка выпуклые, она часто, как завороженная, обводила их контуры…
Со стороны дома доносится голос:
— Анна! Аня, ты здесь?
— Это Галя.
— Быстрее, Аня, клади ее. Я зарою яму. Поторопись, пока она не пришла сюда искать тебя.
— Не забудь перекидать весь компост обратно.
— Как будто мы совершили убийство, — вдруг говорит Коля. — А теперь тайком закапываем труп.
Она вспомнила его слова позже, когда они ехали с дачи домой по длинной, пыльной дороге, в вечернем бледном свете. Серые сумерки незаметно перетекут в такой же серый рассвет. Уже поздно — одиннадцатый час. Коля прав: они будто похоронили кого-то с виноватой поспешностью. Труд всей жизни отца просто зарыли в землю. Никто никогда больше не прочтет написанные им слова. Это похоже на убийство. «Но мы не виноваты, — пытается она убедить саму себя. — У нас не было другого выбора».
10
Через два дня наступит день летнего солнцестояния, но погода пока остается холодной и ветреной. Поверхность Невы взбита в мелкие барашки, ветер треплет молодую листву на липах и гонит по улицам пыль. Андрей опаздывает. Он идет быстрым шагом, наклонив голову, чтобы песок не летел в глаза, и перебирает в уме доказательства того, что им необходимо нанять еще одного физиотерапевта с опытом лечения ювенильного артрита. Эти доказательства он собирается представить на сегодняшнем собрании. Андрей столкнулся с глухой стеной непонимания. Разве он не знает, что денежные средства ограничены? Было принято решение на четырнадцать целых семь десятых процента увеличить количество хирургических коек. Этого плана и следует придерживаться.
Откуда они берут эти цифры? Они так точны — четырнадцать целых семь десятых процента, — что нетрудно обмануться и поверить, что эти сведения имеют какое-то отношение к