— Этого не будет, дружище, — кричит она.
— Ну давай, Опти. Мне не хочется устраивать здесь сцену.
Она выпрямляется и встает в позу.
— Немного поздновато для этого, ты так не думаешь?
Он осматривается. Все взгляды в помещении устремлены к нему. Парень пожимает плечами.
— Наверное. — С этими словами он перекидывает ее через плечо, как будто она ничего не весит. Кейти расслабляется, принимая поражение.
Что
За
Хрень?
Смотрю на ее друзей, но они также ничего не понимают. По крайней мере, я не один такой. Она поет? Почему никто ничего не знал? Ее крутят по радио! Почему она нам не сказала?
Фронтмен уже поднял ее на сцену, а сам взбирается следом. Басист подходит и обнимает Кейти, в то время как певец опускает микрофон. Когда он заканчивает, она придвигается к нему и смотрит на толпу. То, что должно быть частным разговором, становится известным всему залу благодаря чувствительному микрофону.
— Вот дерьмо. Посмотри на всех этих людей!
Барабанщик выкрикивает:
— Не облажайся, Кейт.
Даже не оборачиваясь, она показывает ему средний палец. Он смеется. У нее есть характер, мне нравится это в ней.
Фронтмен перекидывает ремень гитары через плечо и занимает место у микрофона в нескольких шагах от Кейти. Он так лыбиться на нее, словно наслаждается каждым мгновением происходящего. Она сердито смотрит на него в ответ, но в уголках губ играет улыбка.
— Я тебя убью. Ты ведь понимаешь это?
Толпа начинает смеяться и аплодировать, ожидая продолжения. Раздаются первые аккорды, и он говорит:
— Подожди, как мы покончим с этой песней, Опти. Потом я весь твой.
Может, это из-за алкоголя в крови, но то, что следует за этим — просто какой-то сюрреалистичный сон. Кейти выглядит такой маленькой, но в то же время такой величественной. Каждый раз, когда она с закрытыми глазами открывает рот, меня омывает волна невероятных звуков. Это акустическая версия великолепного секса.
Песня рассказывает о том, что нужно жить и любить здесь и сейчас. Что нужно наслаждаться этим вечером, как будто он последний, и ты можешь сделать так, чтобы он длился вечно. Ты можешь отсрочить приближение утра, конца, убив солнце. Это гимн. Толпа прыгает и подпевает. Энергетика в зале просто невероятная. Тысячи людей пропускают через себя эту песню, эти слова.
И каждый из них сейчас влюблен в Кейти. Она выложилась подчистую. Спев последние строки, она отходит от микрофона, пытаясь, я уверен, скрыться от всех этиx глаз. Она пританцовывает на месте и с широкой улыбкой смотрит на остальных членов группы, как будто не хочет упустить ни одного мгновения происходящего. Это одна из лучших черт Кейти: она никогда не принимает ничего как должное. Она ценит каждоеe событие в жизни.
Барабанщик и басист подпевают последним строкам песни вместе с фронтменом. Улыбка Кейти становится еще шире.
Когда песня заканчивается, парень кричит в микрофон:
— Давайте поаплодируем моей девочке! — Он подбегает, закидывает гитару за спину, обнимает Кейти и кружит ее. Она крепко за него держится и смеется. Не хочу смотреть на них, это слишком личное, слишком интимное. Но не могу отвести взгляд.
Сердце снова пропускает удар. Ну конечно, этот тот парень, с которым она была в «Граундс». Чертова рок-звезда. Разве я могу соперничать с ним? Злость и обида снова охватывают меня. Я ревную до безумия.
Группа благодарит всех за концерт и покидает сцену. Когда толпа понимает, что ничего больше не будет, то начинает расходиться. Кейти ждет нас за сценой, перед ограждением. Два больших охранника стоят перед ней и не дают никому приблизиться.
Теперь, когда мы, наконец, снова можем хоть что-то слышать, еще раз представляемся друг другу. Я вежлив, но настолько раздражен, что даже не могу через две секунды вспомнить их имена. После того как все соглашаются, что Кейти стала звездой шоу и что никто даже не представлял о ее тайном увлечении, мы направляемся поздравить ее. Ну, все, кроме меня. Я слишком возбужден, пьян и в то же время восхищен. Очень плохая комбинация. Я не могу смотреть на нее.
Мы показываем свои ВИП билеты и нас пропускают вместе с Кейти за сцену. Она не имеет понятия куда идет. Шел в свою очередь писает от восторга, что познакомиться с парнем, которому я хотел бы набить морду.
Натыкаемся на барабанщика. Он налысо побрит, а руки покрыты татуировками. Парень смотрелся бы устрашающе, если бы не улыбка на лице. Он обнимает Кейти.
— Кейт, ты выступила отстойно. Спасибо, что запорола все выступление.
Она хитро улыбается.
— Звуки, которые издавал ты, отвратительны, приятель. Определенно, ежедневные репетиции никак не улучшили твою игру.
Он смеется.
— Я скучал по тебе, девочка. — Парень целует ее в макушку, перед тем как отпустить.
Кейти представляет нас. Его зовут Фрэнк, или Фред, не знаю. Я слишком пьян и раздражен, чтобы думать об этом.
Когда она спрашивает, где остальная группа, он показывает на дверь в конце коридора, которая ведет на улицу. Там стоит их автобус с заведенным двигателем. Ублюдок стоит, прислонившись к стене, и курит. Когда он видит Кейти, его чертово лицо освещает такая улыбка, как будто наступило Рождество. Он бросает сигарету, тушит ее ботинком и идет к нам.
Произошедшее потом — это эмоции и алкоголь. Неважно, в каком порядке.
Нас представили. Это ее лучший друг Гас. Парень, которого она знает всю свою жизнь. Парень, с которым она переспала, перед тем как переехать сюда. Ненавижу его.
Все фотографируются и ставят автографы.
Шел блюет рядом с автобусом.
Клейтон, его друг и еще один парень с девушкой уходят.
Гас обнимает Кейти (Это я дожен обнимать ее.)
Говорит, как восхитительна она была сегодня. (Это должен быть я).
Как он гордится ею. (Это должен быть я).
Как он по ней скучал. (Это я скучаю по ней, хотя она в пяти шагах от меня).
Водитель открывает дверь и вопит:
— Густов, отправляемся через две минуты.
Кейти грустно улыбается. Она не хочет, чтобы он уезжал. Эта улыбка убивает меня.
Он крепко сжимает ее в объятиях и целует в лоб.
— Спасибо, Опти. Завтра позвоню тебе. Я люблю тебя.
Когда она отвечает, что тоже любит его, мне сносит крышу.
— Почему ты не сказала мне, что ты — с ним? — С отчаяньем в голосе спрашиваю ее. Неужели это я?
— Что? — Она сконфужена. — Гас и я, мы не вместе.
Он выпускает ее из объятий.
Я делаю шаг вперед.
— Ты ужасная лгунья, — слишком громко говорю я.
Неожиданно Кейти исчезает из поля зрения, и я оказываюсь подбородок к груди к нему.
— Никто не смеет с ней так разговаривать. — Звучит как угроза.
Я хочу, чтобы он ударил меня. Выбил из меня все это. Поэтому прищуриваюсь и насмешливо говорю:
— Я не с тобой разговаривал, бро. — Я такой идиот, когда пьяный.
Его терпение вот-вот лопнет, я чувствую.
— Ты не знаешь меня. И не надо, черт возьми, называть меня бро.
— Отсоси.
Гас хватает меня за футболку.
— Что ты только что сказал?
Я не успеваю ответить, когда кто-то обхватывает меня сзади. Над ухом раздается громкий, твердый голос Дунка:
— Хватит, Бэнкс. — Футболка разорвана до середины, и ублюдок больше не держит меня. Друг пытается привести меня в чувство. — Расслабься, чувак. Хватит.
Кейти снова появляется передо мной.
— Он мой лучший друг, Келлер. В чем проблема? — Она не злится, просто обижена.
У меня вырывается хриплый дебильный смешок.
— В чем проблема? — Понижаю голос, чтобы только она слышала меня. — Проблема в том, что я не трахаю своих лучших друзей. — Она меняется в лице. Знаю, я должен заткнуться, но слова так и продолжают литься из меня: — Что, правда глаза режет? — Дунк оттаскивает меня, и я больше не сопротивляюсь этому. Тычу пальцем в него. — Ты выиграл, бро. — Задыхаясь, говорю я. И повторяю про себя: — Ты выиграл. — Во мне поднимается злость от поражения. — Она вся твоя.
В следующий миг я уже сижу в машине. Отключившаяся Шел лежит на пуфах.
Всю дорогу Дунк отчитывает меня. Я не в настроении это слушать.
Это все, что я помню до того, как отключится в своей кровати, предварительно заблевав ее.
Воскресенье, 30 октября
Келлер
Если бы существовала премия «Самый большой в мире мудак», то вчера вечером я бы определенно выиграл ее. На душе так дерьмово.
Когда просыпается Дунк, мы идем в «Граундс», покупаем по чашке кофе и возвращаемся в квартиру для тет-а-тет разговора.
— Келлер, дружище, что вчера было? — Я знаю, что тебе нравится Кейт, но вчера все было за гранью. Это не был Келлер, которого я знаю. Никогда не видел тебя таким.
Дунк не столько ругается, сколько просто разговаривает.
— Я знаю, — говорю, не отводя взгляда от своей чашки кофе.
— Ты разговаривал с ней сегодня утром?
Качаю головой, что вызывает острую боль. Даже от мысли о разговоре меня охватывает ужас. Я должен извиниться, но пока не готов к этому. Я не зол на нее, нет. Я зол на себя. Не хочу, чтобы она снова видела мою злость, даже если она направлена не на нее.