пещера святого Беата.
Фото О. Королевой
на Пилатус и якобы увидел там дракона. «В полете, — рассказывал этот достойный бюргер, — он рассыпал вокруг себя искры, подобно раскаленной докрасна подкове на наковальне, по которой кузнец бьет молотом». Если вернуться в Люцерн, то совсем рядом с Капельбрюкке, в городском историческом музее, в числе наиболее ценных экспонатов хранится гладкий и отполированный круглый камень, размерами немного уступающий теннисному мячу, который как будто бы подтверждает увиденное начальником стражи. Ибо этот кремово-коричневый шар и есть тот знаменитый «драконий камень», который, по-видимому, обронил дракон, пролетая между горами Риги и Пилатус, громадными вершинами на берегах Фирвальдштетского озера. Если верить легенде, камень был подобран местным крестьянином в 1421 году. Находка сразу же превратилась в местную диковину и, как считалось, исцеляла всевозможные болезни. В наше время древние суеверия о драконах прекрасно высмеяла одна из фирм, выпускающая туристические карты Пилатуса: карта буквально испещрена веселенькими красными летающими ящерицами — одна спускается на лыжах с вершины, другая машет из окна поезда, который движется по рискованному серпантину по склону горы, третья нацепила солнцезащитные очки и, лежа на спине, принимает солнечные ванны на террасе отеля «Пилатус Кульм» — там кончается железнодорожная ветка. Судя по всему, в Люцерне XXI века драконы с горы Пилатус наконец-то покорены или по меньшей мере приручены.
Люцерн — не единственный в Альпах город, где явно одержимы драконами. Похоже, в Инсбруке они встречаются повсюду. На одной из площадей этого города, Боцнерплац, драконы окружают фонтан, сооруженный в 1863 году в память о пятивековом владычестве Габсбургов над Тиролем; они гордо держат щиты с изображением австрийского имперского орла; другие их крылатые собратья извергают из раскрытых пастей струи воды, вероятно, в насмешку над теми днями, когда люди искренне верили, что окружающие горы населены огнедышащими чудовищами. В городе на каждом шагу попадаются скульптурные изображения святого Георгия и поверженного им дракона, причем как на монументе Аннасэле, воздвигнутом в память о победе над баварцами в 1703 году, так и на погребальном памятнике эрцгерцогу Максимилиану III в Домкирхе. В другой церкви, Хофкирхе, скульптура короля Артура, одного из десяти мифических и существовавших в реальности монархов Европы, которые окружают пустой кенотаф императора Максимилиана, буквально кишит драконами; изображенные в виде ящериц длиной в человеческую руку, они сидят на кирасе и на плечах Артура, словно только что прилетели и опустились туда.
Драконы для Альп не уникальны — как и для Европы в целом. Древние китайцы почитали этих созданий как владык неба и хранителей небесной мудрости; в христианской же традиции их образ интерпретируется в точности наоборот: драконы считаются крылатыми прислужниками дьявола и олицетворением сатанинского зла. То, что христианство ассоциировало злых чудовищ с высокими горами, связано с искушением Христа, когда дьявол взял Христа на высокую гору и стал показывать ему все царства мира (Мф 4:8). В действительности это обстоятельство могло бы послужить ключом к тому, почему до эпохи романтизма горы по самой своей сути считались плохими местами, причем не только в народной мифологии, но также и в «высокой» культуре. Едва ли не все писатели, художники и мыслители до XVIII столетия разделяли всеобщее отвращение к горам и смотрели на них со страхом и подозрением, и в европейском общественном сознании многие века господствовало убеждение, что не стоит ждать появления чего-то хорошего в краю скалистых пиков и глубоких долин.
Низкая культура, высокое искусство
В образных представлениях Средневековья и эпохи Возрождения почетное место занимали гармония и идиллия сельской местности, ухоженные сады и ровно вспаханные поля, обнесенные оградами. По контрасту с ними горы вызывали страх, считалось, что человеку тут не место, что они принадлежат волкам и неупокоенным духам. Подобное отношение к горам было общепринятым на протяжении столетий и продержалось куда дольше темных столетий Средневековья. «Мало найдется тех, кто не отдает предпочтения деятельному улучшению самых крупных, суровых и диких порождений природы», — писал философ Уильям Гилпин в 1791 году, — а ведь уже близилась к концу эпоха Просвещения. Бесплодные с точки зрения сельского хозяйства и эстетически отталкивающие — не говоря уже о царящем там холоде и таящихся в них опасностях, — горы считались досадным несовершенством, недостатком на лике Земли. Неудивительно, что Томас Мор придумал в «Утопии» горцев-заполетов и писал, что народ этот «отличается суровостью, грубостью и свирепостью». Два столетия спустя Сэмюэл Джонсон полагал, что горы, «существенная выпуклость», — всего лишь препятствие на пути цивилизации.
Да, отважные путники пересекали Альпы через перевалы, но свою безопасность они вверяли братьям-монахам, которые содержали на вершинах перевалов монастырские гостиницы. Кое-кто из путников даже платил, чтобы его провели по перевалу с завязанными глазами: такой страшной и пугающей считалась местность вокруг. Монах из Кентербери Иоанн де Брембл, пересекавший Альпы в 1188 году, пришел в такой ужас от увиденного на перевале Большой Сен-Бернар, что взмолился в отчаянии: «Боже, возврати меня к братии, дабы я мог рассказать им, чтобы никто не приходил в эту юдоль страданий и мук» (вдобавок, собравшись записать что-то в путевой дневник, он обнаружил, что чернила у него замерзли, а борода задубела от стужи).
Мало что изменилось к XVII веку, когда отправившийся через Альпы в Италию Джон Ивлин отметил в своем дневнике, что его встревожил «необычный, наводящий страх и отталкивающий» вид гор. В следующем веке, в 1714 году, епископ Беркли заявил: «Все, что тут наличествует, выглядит слишком жалко». Имеются десятки подобного рода свидетельств. И схожее отношение нашло свое выражение в искусстве. В 1550-х годах Питер Брейгель Старший пересек Сен-Готард по пути в Италию, и страшные обрывы и бездонные пропасти произвели на него столь сильное впечатление, что он изобразил их на своих картинах «Самоубийство Саула» и «Обращение Савла». В 1618 году произошла крупнейшая природная катастрофа в истории Альп: в Савойских Альпах, в Плере возле Шавенна, под лавиной погибли 2430 человек. Поэтому не приходится удивляться, что в те времена даже намека не возникало на то, что когда-нибудь горы станут почитать за их красоту и что эта тенденция будет господствовать в европейской культуре.
Естественно, никто и никогда по собственному желанию не думал взбираться на горы — или, по крайней мере, почти никто. Время от времени на пики поднимались охотники на серн, в горы ходили контрабандисты или те, кто собирал горные кристаллы. Одним из первых случаев, когда на гору взобрались просто так, стало восхождение на Мон-Инаксесибль, Недоступную гору (2086 м), — отдельно стоящую столовую гору в двадцати пяти милях