каком напряжении держалось это мнимое спокойствие. Она чувствовала, что все силы собраны и напряжены, как перед прыжком, и нужен только маленький толчок, последняя капля, которая вдруг перевесит и все решит…
Этой «последней каплей» оказалась встреча с советским посольством в Дели – с советским миром, от которого она уже успела отвыкнуть. Посол И.А. Бенедиктов был разжалованным министром сельского хозяйства. Хрущев отправил его в «ссылку» в жаркую и скучную для него Индию. Он мечтал поскорее «отбыть свой срок» и вернуться домой. Светлана Аллилуева была для него большой головной болью, и он, наверное, уже считал часы, когда она, наконец, улетит в Москву. Возвращая Светлане паспорт и протягивая обратный билет, он назидательно сказал ей: «Вот Вам, милочка, билет и летите в Москву, хватит валять дурака!» Зная характер Светланы, можно понять, что одна фраза Бенедиктова заставила ее принять решение.
В тот же вечер накануне Международного женского дня 8 марта, когда в советском посольстве торжественное мероприятие было в самом разгаре, Светлана Аллилуева обратилась в посольство США в Индии с просьбой предоставить ей политическое убежище. Американский посол был поставлен перед выбором из трех возможностей: первая – отказать перебежчице в помощи и убежище, – что он счел невозможным, из за традиций Америки и своих личных убеждений; вторая – предоставить убежище в Доме Рузвельта в Дели, известить правительства Индии и СССР и ждать решения дела через суд, что вызвало бы огромный шум в прессе и неизбежные конфликты между США, СССР и Индией; третья – помочь выехать из Индии быстро, легально и без шума, – что и решено было сделать.
Ночным рейсом Светлана в сопровождении сотрудника американского посольства вылетела в Рим. По дороге в аэропорт он спросил Светлану: «А Вы понимаете, что сжигаете все мосты за собой? … Подумайте, готовы ли Вы к этому?» «Я долго думала, – ответила Светлана, – у меня было время подумать. Я понимаю».
Поднимаясь по трапу, Светлана сказала про себя: «Прощай, Индия! Прощай! Ты мне подарила свободу. Спасибо, Браджеш! Вот что ты сделал, вот что ты дал мне, чем я верну тебе такую любовь?»
Американцы переправили Светлану в Италию, но с выдачей визы в США не торопились – может, госпожа Аллилуева, успокоившись, передумает и вернется в Москву? Из Вашингтона пришло решение не торопиться с въездом в США, обдумать спокойно мотивы перебежчицы и планы, переждав некоторое время в нейтральном месте. Светлану перевезли в Швейцарию, в горную гостиницу в Беатенберге. Уже утром за завтраком радио передавало новости, и диктор рассказывал по-немецки о приезде дочери Сталина в Швейцарию. Светлана старалась смотреть в тарелку: слышать свое имя в сенсационных новостях было для нее совершенно непривычно. В тот же вечер Светлане пришлось перебраться в маленький монастырский приют в Сен-Антони, недалеко от Фрибурга. Находиться в гостинице было невозможно: по всей стране рыскали корреспонденты. Официально Светлана называлась в приюте мисс Карлен, ирландка, приехавшая из Индии.
Радио Би-Би-Си передало, что представитель Госдепартамента США намеревается приехать в Швейцарию, чтобы встретиться со Светланой Аллилуевой. В конце марта состоялась встреча с Джорджом Кеннаном – бывшим послом в Москве, одним из лучших знатоков России. Позже, когда Светлана уже будет жить в США, семья Кеннанов станет для нее большой опорой в новых, непривычных условиях жизни. Но уже тогда, при первой встрече в Швейцарии, бывший посол предупредил Светлану, что проблема адаптации к жизни вне ее родины будет очень нелегка, ибо тень родственной связи с ее отцом будет преследовать ее всюду, где бы она ни была. И для того, чтобы преодолеть эту помеху, ей нужно будет больше мужества, больше терпения и больше веры, чем обычно имеют люди.
Находясь в Швейцарии, Светлана встретилась с первыми адвокатами, которые начали заниматься изданием ее книги-воспоминаний «Двадцать писем другу». В этой встрече участвовали и специально приехавшие из Парижа давние друзья Светланы. Они приехали со своим планом для нее. Он заключался в том, чтобы не ехать в США. Друзья считали, что Светлана попадет из одной тюрьмы в другую, и предлагали остаться в Швейцарии – она могла бы воспользоваться гостеприимством их племянницы и жить некоторое время у нее. Они советовали отложить издание книги хотя бы на год – в тот момент это вызвало бы сильную реакцию советского правительства. Светлана поблагодарила за гостеприимство, но объяснила, что уже все решено. Швейцария дает убежище, но она ставит условием для всех полное невмешательство в политическую жизнь. Светлана не могла бы там публично объяснить, почему навсегда порывает с коммунистическим миром. Это было неприемлемо для нее.
В конце апреля 1967 года Светлана Аллилуева получила американскую визу и прилетела в Нью-Йорк. В аэропорту ее встречала толпа журналистов. Светлана взяла протянутый ей микрофон и впервые заявила для прессы: «Хэлло, я счастлива быть здесь! Фотографируйте, записывайте, пишите и говорите обо мне все, что вам угодно – я знаю, что вы сейчас не понимаете меня. Ничего, когда-нибудь поймете, как это много: сказать перед всем миром то, что думаешь».
Прибывший в том же году на сессию ООН премьер-министр А.Н. Косыгин заявил на пресс-конференции, что «Аллилуева – морально неустойчивый человек и она больной человек, и мы можем только пожалеть тех, кто хочет использовать ее для политических целей…»
Последствия побега Светланы Аллилуевой были настолько серьезны для международного имиджа страны Советов, что руководство СССР решило вернуть беглянку любой ценой. Однако из-за ряда непродуманных заграничных акций, которые привели к громким провалам нескольких советских разведчиков и распаду агентурной сети в Греции, Италии и Франции, вернуть Светлану так и не удалось.
В Америке Светлана встретила, за редким исключением, огромную доброжелательность. Письма, начинающиеся с «Welcome to Amerika!», приходили каждый день мешками. Ее звали в гости, приглашали жить в разные города, во многие штаты, были даже предложения вступить в брак. Предлагали читать лекции, выступать перед самыми различными аудиториями, говорить об СССР, о самой себе, о женщинах и семье в Советском Союзе, о ее отце, о том, как и почему она порвала с коммунизмом и оставила родину. Она могла бы принять любое предложение, объездила бы всю страну и нашла бы много новых друзей. Но она не хотела этого делать.
Светлана не хотела стать лектором, историком, кремленологом, биографом своего отца, «бродячим социологом». Со временем ей стали в тягость большие телевизионные интервью, а потом – вообще интервью. Единственной – и наилучшей для нее – формой разговора с общественностью стала работа писателя. Она хотела писать обо всем, – о чем ее спрашивали в сотнях добрых и недобрых писем.