Читать интересную книгу Индекс страха - Роберт Харрис

— О том, что ВИКСАЛ экстраполировал общее падение рынка.

— Неужели?

Однако голландец не обратил внимания на его сарказм.

— Да, потому что, если вы посмотрите на акции, продажу которых он осуществляет, — то что окажется? Курорты и казино, консалтинг по менеджменту, продукты питания и бытовые товары, да и все остальное — распределение в равных пропорциях. Мы не можем выделить какие-то специфические секторы.

— Значит, идет короткая продажа Эс энд Пи, — сказал Джулон, — и мы снова оказываемся в ситуации, при которой соотношение цены использования опциона и рыночной делает опцион невыгодным…

— И индекс страха, — добавил ван дер Зил. — Ну вы знаете, миллиард долларов опционов на индекс страха, — боже мой, это уже слишком.

«Да, дьявольски много», — подумал Квери.

Он остановился. Слишком много. До этого момента среди множества цифр, которые видел Хьюго, он не заметил огромной величины данной позиции. Подойдя к свободному терминалу, Квери склонился над клавиатурой и быстро вызвал на монитор график ВИКС. Джулон и ван дер Зил присоединились к нему. График показывал, что индекс волатильности почти не изменился за два дня — он то немного поднимался, то опускался, колеблясь относительно одной и той же величины. Однако в последние девяносто минут появилась четкая тенденция к увеличению: с двадцати четырех при открытии биржи в США он добрался почти до двадцати семи. Сейчас еще было слишком рано судить о существенном изменении тенденции увеличения индекса страха на самом рынке. Тем не менее, даже если этого не произойдет, при ставке в миллиард долларов они получили почти сто миллионов прибыли. И вновь по спине Квери пробежал знакомый холодок.

Он нажал кнопку прямого включения голосового репортажа из Эс энд Пи 500 в Чикаго. Они были подписаны на такую услугу, таким образом получая возможность почувствовать атмосферу рынка, что невозможно, если изучать только цифры.

«Народ, — говорил голос с американским акцентом, — сегодня, начиная с девяти двадцати шести, у меня был только один запрос на покупку, народ, и это „Голдман Сакс“, двести пятьдесят, по пятидесяти одному ровно. За исключением этого, народ, сегодня были сплошные продажи. „Меррилл Линч“ уходил влет, „Пру Бах“ тоже просел с пятидесяти девяти до пятидесяти трех. А потом и „Свисс бэнк“ и „Смит“ стали улетать».

Квери выключил трансляцию.

— Эл-Джи, почему бы нам не начать продажу двух с половиной миллиардов казначейских векселей, на случай если нам придется показать завтра какое-то обеспечение?

— Конечно, Хьюго. — Джулон посмотрел в глаза Квери. Он, как и ван дер Зил, видел существенное изменение ВИКС.

— Нам следует встречаться не реже чем через каждые полчаса, — сказал Квери.

— А как же Алекс? — спросил Джулон. — Он должен все это увидеть. Он сможет сделать правильные выводы из происходящего.

— Я знаю Алекса. Он вернется, не беспокойтесь.

И все трое разошлись в разные стороны. «Как заговорщики», — подумал Хьюго.

Глава 14

Выживают только параноики.

Эндрю С. Гроув, президент и исполнительный директор корпорации «Интел»

Хоффману удалось взять такси до улицы Лозанны, которая находилась в одном квартале от отеля «Диодати». Водитель запомнил эту поездку по трем причинам. Во-первых, он ехал по авеню де Франс, а Хоффману требовалось в противоположном направлении — он попросил, чтобы его доставили по адресу в пригороде Вернье, рядом с местным парком, — для чего пришлось совершить запрещенный разворот через несколько полос. Во-вторых, клиент выглядел нервным и озабоченным. Когда им навстречу попалась полицейская машина, он опустился пониже и прикрыл лицо. Водитель наблюдал за ним в зеркало. Пассажир сжимал в руках ноутбук. Однажды зазвонил его телефон, но он не стал отвечать на звонок, а потом и вовсе его выключил.

Сильный ветер развевал флаги над административными зданиями; температура воздуха опустилась существенно ниже той, что обещают туристические путеводители для этого времени года. Казалось, вот-вот пойдет снег. Прохожие исчезли с тротуаров, пересев в автомобили, и движение сразу стало более напряженным. Вот почему они добрались до центра Вернье только после четырех. Неожиданно Хоффман наклонился вперед и сказал:

— Выпустите меня здесь.

Он протянул водителю стофранковую банкноту и пошел прочь, не дожидаясь сдачи — третья причина, по которой таксист его запомнил.

Вернье расположен в гористой местности на правом берегу Роны. Поколение назад это была самостоятельная деревня, но потом город перебрался на другой берег и сделал ее своей частью. Теперь кварталы современных зданий находились так близко от аэропорта, что жители могли прочитать названия компаний на бортах снижающихся самолетов. И все же в центре оставались места, которые сохранили характер традиционной швейцарской деревни, с низкими крышами и зелеными деревянными ставнями, какими их помнил Хоффман последние девять лет. В его памяти они ассоциировались с меланхоличными осенними днями, когда зажигаются уличные фонари, а дети возвращаются домой из школы. Он свернул за угол и нашел круглую деревянную скамейку, где сидел, когда слишком рано приходил на встречи. Она опоясывала зловещее старое дерево, покрытое буйной листвой. Александр увидел скамейку, но не смог к ней подойти, оставшись на противоположной стороне площади.

Здесь почти ничего не изменилось: прачечная, магазин, продающий велосипеды, грязноватое маленькое кафе, где собирались старики, похожий на часовню дом народного творчества. Чуть в стороне стояло здание, в котором его лечили. Когда-то здесь находился магазин, где продавали овощи или цветы — короче, что-то полезное; владельцы, вероятно, жили на втором этаже. Теперь большое стекло внизу стало матовым, похожим на операционную дантиста. Единственное отличие — камера наблюдения над входом, она появилась недавно.

Хоффман дрожащей рукой нажал на кнопку звонка. Хватит ли у него сил пройти через все это снова? В первый раз он не знал, чего ожидать; теперь же его не защищала броня невежества.

— Добрый день, — раздался молодой мужской голос.

Хоффман назвал свое имя.

— Я лечился у доктора Полидори. Моя секретарша должна была записать меня на завтра.

— К сожалению, в пятницу днем доктор Полидори осматривает пациентов в больнице.

— Завтра будет слишком поздно. Мне необходимо повидать ее сейчас.

— Вы не можете попасть к ней на прием без предварительной записи.

— Назовите ей мое имя и скажите, что это срочно.

— Повторите ваше имя.

— Хоффман.

— Пожалуйста, подождите.

Домофон замолчал. Александр посмотрел на камеру и инстинктивно поднял руку, чтобы прикрыть лицо. Она больше не была липкой от крови: когда он проводил по шву пальцами, на кончиках появлялись ржавые мелкие частички.

— Пожалуйста, заходите.

Послышалось тихое гудение, и дверь открылась. Хоффман вошел. Внутри все выглядело удобнее, чем прежде, — диван и два мягких кресла, ковер спокойных пастельных тонов, искусственные растения. За головой секретаря стену украшала большая фотография заросшей лесной прогалины — сквозь листву пробивались лучи солнечного света. Рядом висел сертификат: доктор Жанна Полидори, магистр психиатрии и психотерапии Женевского университета. Еще одна камера наблюдала за комнатой. Молодой человек оценивающе посмотрел на Хоффмана.

— Поднимайтесь наверх. Дверь прямо по коридору.

— Да, — ответил тот. — Я помню.

Знакомый скрип ступенек вызвал поток старых воспоминаний. Иногда Александр с огромным трудом заставлял себя подняться наверх; в худшие дни возникало ощущение, что нужно забраться на Эверест без кислородной маски. Слово «депрессия» здесь не слишком годилось; больше подошло бы погребение — заточение в камеру с толстыми бетонными стенами, куда не проникает ни звук, ни свет. Теперь он был уверен, что второй раз не выдержит таких испытаний. Лучше покончить с собой.

Доктор Полидори сидела в своем кабинете за компьютером и встала, как только он вошел. Она была ровесницей Хоффмана и, вероятно, в молодости отличалась красотой, но сейчас от мочки левого уха через всю щеку до самой шеи шел узкий желобок. Это делало ее лицо кривым, словно она перенесла удар. Обычно Полидори носила шарф, но сегодня его не надела. Однажды Хоффман в своей обычной неловкой манере спросил: «Что, черт подери, случилось с вашим лицом?» Она рассказала ему, что на нее напал пациент, который получил приказ от Бога убить ее. Теперь этот человек полностью вылечился. Но с тех пор она всегда держит в письменном столе перцовый баллончик: доктор открыла ящик и показала его Александру — черный контейнер с распылителем.

Она не стала тратить время на приветствие.