правы были китайские власти или нет? Речь шла о выборе модели поведения в подобного рода ситуациях. И, конечно же, Касым-Жомарт Токаев, который находился в самом центре событий, извлек для себя важные уроки.
Несколько лет назад я участвовал в популярном телепроекте, о котором много говорили и писали: часовое ток-шоу на исторические темы. В том числе обсуждали и Тяньаньмэнь. Я пригласил самых ярких и уважаемых ученых — экономистов, политологов и, разумеется, синологов. Спрашивал: постигла бы Китай катастрофа, если бы собравшихся весной 1989 года на Тяньаньмэнь студентов не стали разгонять?
И получал прямо противоположные ответы.
Первый вариант. Все было бы хорошо:
— Кровавое подавление студентов затормозило те объективные процессы, которые в Китае происходили, это очевидно. Это была нервная, истерическая реакция китайских стариков на выступление молодежи. Просто ситуация стала усложняться, а у стариков не хватило мудрости вести себя гибко.
Второй вариант. Страна просто бы распалась:
— Те, кто находился у власти, испугались, что страна развалится. И я с ними согласен. В Китае той поры даже мягкий вариант привел бы к полному развалу. Уступки студентам на площади Тяньаньмэнь погрузили бы Китай в хаос, и, разумеется, не было бы никаких нынешних успехов.
Сейчас звучат и иные оценки: эйфория 1989 года помешала правильно осознать происходящее. В мире праздновали крах коммунистических режимов в Центральной и Восточной Европе и недооценили значение его выживания в Китае. Восстание в румынском городе Тимишоаре, с чего началось падение Николае Чаушеску, казалось важнее событий на площади Тяньаньмэнь, а ведь тогда стало ясно, кто и как управляет страной.
Так что тогда увидел в Пекине Касым-Жомарт Токаев?
После смерти Мао Цзэдуна в 1976 году произошли огромные перемены. И не только в экономике.
Новый генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан был открытым человеком, способным слушать и воспринимать другие мнения. Не позволял себе топтать подчиненных. С ним можно было не соглашаться и даже спорить. Но Ху нажил немало врагов, проводя кампанию борьбы против коррупции. Да еще и рассорился с военными, предлагая сократить численность вооруженных сил и непосильные оборонные расходы. Ху запретил аппарату ЦК вмешиваться в дела творческих союзов. С этим «старики», старшее поколение партийных руководителей, которым категорически не нравились реформы, не смирились.
А в жизни страны стали заметны студенты, которые требовали обновления и демократии. С декабря 1986 года во многих высших учебных заведениях Китая проходили студенческие демонстрации, распространялись листовки. Студенты требовали политических свобод.
Дэн Сяопин осудил митингующих, сказал на совещании:
— Студенческие демонстрации — не случайность. Это результат потери контроля над буржуазной либерализацией.
Иначе говоря, возложил всю ответственность на Ху Яобана. И в январе 1987 года отправил его в отставку. Его сменил глава правительства Чжао Цзыян. Он стал генеральным секретарем ЦК в 68 лет — остальным членам высшего партийного руководства было много больше. Старейшины согласились с его кандидатурой, полагая, что он сосредоточится на экономике. Однако новый генсек сразу обозначил свою позицию по всем принципиальным вопросам. Заявил, что «борьба с буржуазной либерализацией не должна препятствовать развитию производительных сил, реформ, открытости и творческой работе интеллигенции».
В советском посольстве старались узнать о нем побольше.
Чжао был волевым человеком. Он пристрастился к сигаретам в юные годы, но нашел в себе силы бросить курить накануне назначения премьер-министром. Однако не отказался от выпивки. В компании легко выпивал шесть порций крепкой водки маотай.
На Чжао произвело сильное впечатление увиденное за границей — он побывал в Греции, Швейцарии, Франции и Англии и поразился уровню развития сельского хозяйства и процветанию крестьян. Чжао увидел, что нет нужды в огромных хозяйствах. Большие урожаи собирают на семейных фермах. И стал поощрять семейный подряд.
Чжао понял, что пора перестать командовать крестьянами: пусть они выращивают то, что приносит большой доход. Это быстро принесло успех. Отказ от народных коммун, созданных Мао, освободил 800 миллионов китайских крестьян. Энергия деревни казалась фантастической. Никто не ожидал от нее такого рывка!
Такие же реформы Чжао произвел в промышленности. Потребовались перемены в психологии: за годы маоистского социализма предприятия отвыкли отвечать за убытки и получать прибыль. Если они что-то зарабатывали, у них отбирали. Если работали в убыток, не наказывали…
Понадобились иностранные займы на закупку оборудования, чтобы развивать свое производство. Откуда их взять? Иностранные компании не спешили приходить в Китай. Им нужна была развитая инфраструктура — дороги, вода, электричество, а чтобы ее создать, требовались солидные вложения.
Один из гонконгских миллионеров объяснил Чжао:
— Если у вас есть земля, вы можете заработать много денег. Все очень просто. Местные власти дают землю в аренду, что само по себе приносит деньги в бюджет, а получившая права на землю компания превращает пустырь в обитаемый район.
Только со стороны кажется, что у китайцев все пошло как по маслу. На самом деле борьба за реформу была долгой. Идея импорта, закупок за границей воспринималась в штыки. Все должны делать сами! Стыдно покупать у буржуев!..
Чжао воспользовался тем, что многие развитые страны переводили производство в развивающиеся государства. Так поступали Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг. Прибрежные провинции Китая предложили свои услуги, и здесь стали размещать современные производства разные иностранные компании. Сотни миллионов жителей прибрежных провинций смогли выйти на мировой рынок и смело на нем конкурировали.
Чжао Цзыян сказал на ХIII партийном съезде в 1987 году:
— Государство регулирует рынок, а рынок управляет предприятиями.
Чжао запретил министерствам и ведомствам вмешиваться в дела предприятий. Он хотел, чтобы руководители предприятия полностью отвечали за свою работу и были заинтересованы в успехе.
Но даже успешная политика имеет свою цену. Переход к рынку привел к расцвету коррупции. Власть принадлежала партийным и государственным чиновникам, которые хотели получить свою долю от развития частного бизнеса.
Чжао считал, что бороться с коррупцией надо путем развития политической и юридической системы. И обнаружил, что «партийные теоретики» ему постоянно мешают, ставят палки в колеса, подрывают то, что он делает. Он стал очищать аппарат от догматиков. Распустил целое подразделение в аппарате ЦК, закрыл центральный теоретический орган партии журнал «Хунци» («Красный флаг»).
Аппарат сопротивлялся, как мог. О генсеке возмущенно говорили, что он «еще больше Ху Яобан, чем сам Ху Яобан». Жаловались на него Дэну.
В хозяйственных делах Дэн Сяопин был непреклонен. Говорил: китайская экономика создавалась по советской модели. Но если русские сами от нее отказались, зачем китайцам-то за нее держаться? Что касается роли государства, то экономику Дэн сравнил с птицей: если слишком сильно сжимаешь ее рукой, она умрет. Если отпустишь, она улетит…
Главным для Дэна была стабильность. Он смертельно боялся хаоса и ради сохранения стабильности считал диктатуру полезной. События на площади Тяньаньмэнь изменили его политику…
Пожалуй, все началось с того, что пекинская интеллигенция захотела