уснут в теньке… — кажется, генерал-майор Есенин смирился с перспективой штурмовать испанскую столицу силами одной дивизии. — Вот тогда мы и ударим, тем самым сократив возможные потери.
Генерал-лейтенант Фрунзе откликнулся на защищённом энергетическим шифрованием канале почти сразу же, и одобрил предложенный капитаном Красным план. Даже пообещал прислать кое-какую помощь. В помощь верилось слабо, но сам факт заинтересованности командующего Экспедиционным Корпусом грел душу и внушал определённую уверенность.
Оказалось, Михаил Васильевич обнадёживал не зря. Через час на временный полевой аэродром Восьмой штурмовой дивизии морской пехоты Балтийского флота один за другим сели шесть бомбардировщиков «Стрекоза», гружёные полутонной бензина каждый. Грузоподъёмность самого самолёта минус вес штурмана… Как раз так и получается.
— Грузите золото, — деловито потребовала Лизавета Бонч-Бруевич, позабыв даже поздороваться.
Василий исправил ошибку, притянув невесту к себе и чмокнув в щёчку, как того требовали правила приличия.
— Да сколько там того золота поместится? И здравствуй, душа моя.
— Здравствуй, Васенька! — спохватилась Лиза. — За один раз мы увезём три тонны все вместе, а до сиесты успеем сделать ещё два рейса. Это девять тонн, то есть минус два грузовика и запас топлива к ним. Соответственно, минус два водителя.
— Логично, — согласился Красный. — Высший балл в табель за сообразительность!
Получилось сделать не два, а три рейса, так как монархическое ополчение неожиданно для самого себя прорвало оборону мятежников, потеряв на баррикадах около девяноста процентов личного состава, но полностью уничтожило немногочисленных защитников Сарагосы. Так что появилась возможность сформировать в городе большой караван из грузовых автомобилей, погрузить на него бочки с трофейным французским бензином, и направить в сторону Мадрида. Пусть даже сто километров успеют проехать, но это уже всяко ближе, и сокращает время полёта бомбардировщиков.
Но и Восьмая дивизия не сидела без дела — многочисленные диверсионные группы просачивались в испанскую столицу, когда обходя посты франкистов, когда их уничтожая, и пригоняли из города по два-три грузовика. Водителям конфискованных автомобилей выдавали именную расписку от генерала Франко с обязательством выплатить полную стоимость после окончательной победы над ненавистным монархическим строем, и установлением власти во главе с горячо любимым Великим Каудильо[7].
К сиесте собрали восемьдесят машин, а во время неё ещё девяносто две. И даже не пришлось воевать в городе, как опасался генерал-майор Есенин. Оно конечно, Франсиско Франко стал бы неплохой добычей и его скальп занял бы достойное место в музее дивизии, но Сергей Александрович не был готов попусту терять людей в ненужных уличных боях.
Скоро в окрестностях Мадрида не осталось ни одного русского солдата — Восьмая штурмовая дивизия в полном составе убыла в Сарагосу, объявленную временной столицей королевства Испания. Местоблюстителем престола до возвращения короля назначен командующий Экспедиционным Корпусом генерал-лейтенант Михаил Васильевич Фрунзе, указом Петра Николаевича Ольденбургского возведённый в герцогское достоинство.
В новую столицу тут же потянулись посольства, но первыми успели баскские сепаратисты, желающие выцыганить вожделенную независимость. Фрунзе не стал строить из себя недоступного простым смертным небожителя, и принял басков на следующий день после прибытия. Внимательно выслушал, и развернул на столе большую карту.
Голос герцога де Молдова, Сарагоса и Севилья был сух и деловит:
— Господа, у вас всего два варианта. В первом варианте вы обмениваете Землю Басков на равноценные по площади территории на полуострове Ямал, где организовываете суверенную и независимую Басконию, а во втором варианте затыкаетесь и молчите в тряпочку. Третьего не дано. То есть, можно организовать и третий вариант, но геноцид — не наш метод.
— Какой геноцид? — опешили послы.
— Думаю, до этого не дойдёт, — успокоил их Фрунзе. — Сначала потребую от Папы Римского отлучить вас от церкви.
Перспектива быть отлучёнными басков ужаснула. Они всегда были примерными католиками, и против генерала Франко восстали ещё и потому что, по их мнению, тот нахватался в Марокко мавританских обычаев, и перестал быть примерным сыном святой католической церкви. А известие, что русский генерал имеет право требовать что-то от Папы Римского, вообще повергло их в шоковое состояние. Баски попросили неделю на раздумье, и таковая им была любезно предоставлена.
— Вот где-то так примерно, Василий Иосифович, — генерал-лейтенант Фрунзе проводил баскское посольство и сообщил присутствующему при встрече капитану Красному. — Теперь ты представляешь, каково приходится твоему отцу?
— Ему легче, — возразил Василий. — Вы, Михаил Васильевич, принимаете всех подряд, а у императорасамых подонков отсеивает секретариат. На приём попадают более-менее вменяемые люди. Ему точно легче.
— Надеюсь, — согласился генерал-лейтенант и испанский гранд. — Одни нервы, только водкой и спасаешься. Кстати, Вася, у тебя остался знаменитый есенинский самогон рязанского производства?
Переход на «ты» Красного не удивил, тем более он и сам это давно предлагал. А насчёт самогона ответил:
— Так давайте его пригласим, Михаил Васильевич. Он человек творческий, сразу догадается чего нужно с собой прихватить. И про гитару напомните.
— Зачем гитара?
— Так он же поэт! Поэт без гитары вроде как и не совсем человек.
Наверное, Есенин считал себя больше генералом, чем поэтом, потому что пришёл без гитары, которую не нашёл, и без знаменитого рязанского самогона, который закончился. Зато привёл с собой худосочного и какого-то помятого поручика, нисколько не напоминающего офицера морской пехоты. При виде этого поручика хотелось сказать «Шалом», поинтересоваться его планами на ближайший шабат, и уточнить сегодняшние цены на кровь христианских младенцев. Всё это наверняка есть в толстой кожаной папке, которую тот держит в руках.
— Знакомьтесь, это Иосиф Хацкелевич Мандельштам, начальник финчасти моей дивизии, — представил офицера Сергей Александрович.
— Я же просил называть меня Осипом Эмильевичем! — у Мандельштама от обиды задрожали губы и ещё больше обвис крючковатый нос.
— Как в документах записано, так и называю, — возразил Есенин. — Это на своих книгах вы можете ставить любое имя, а здесь у нас армия. Вам ли, как финансисту, не знать о необходимости соблюдения точного порядка.
— Какие книги? — удивился Михаил Васильевич Фрунзе. — Он у вас ещё и писатель?
— Поэт. И довольно известный в Петербурге поэт, выпустивший двенадцать сборников своих стихов.
— Вы, Сергей Александрович, в дивизии всех поэтов собираете?
— Увы, всех не получается. Маяковский, например, не прошёл медицинскую комиссию, Бальмонт слишком старый, а Мариенгофа перехватили воздухолётчики генерал-майора Романова.
Самого Фрунзе и капитана Красного представлять не было нужды, и Михаил Васильевич наконец-то поинтересовался причиной, по которой поручик заявился к командующему Экспедиционным Корпусом в помятом и неприглядном виде.