Читать интересную книгу Гнездо орла - Елена Съянова

— Я сейчас передам трубку жене, — сказал он. — Пожалуйста, повторите ей это сами.

Звонил Гиммлер. Маргарита выслушала, поблагодарила. Гиммлер предупреждал о необходимости усилить охрану. Сегодняшней ночью сразу в семи городах Германии совершены диверсии; погибли несколько человек. «Постарайтесь повлиять на вашего мужа, — добавил он. — Народная любовь не сможет защитить его при определенных обстоятельствах. Я бы настаивал, чтобы он на время прервал поездку, но он ведь не послушает».

— Гиммлер пришлет сюда своих парней, и они пока при тебе останутся, — сказал ей Роберт, доставая полотенце. — И не вздумай возражать! Он всерьез за тебя опасается.

— Мы могли бы остаться на несколько дней… — начала Маргарита.

Роберт поморщился.

— Успокойся, мне ничего не грозит. Гиммлер — перестраховщик.

— Тогда для чего мне такая охрана?

— Она тебе не помешает.

Когда он вернулся после ванной, Маргарита сидела на постели, опершись локтями в колени и подбородком о ладонь. О, эта поза огорченных упрямиц!

— Грета! Одним из объектов покушения стала женщина.

— Я не буду ходить и ездить по Германии с охраной СС!

Теперь она уставилась взглядом в его живот. Роберт отвернулся, поискал рубашку. Маргарита встала и, открыв шкаф, спросила, какую ему. Он пожал плечами, что означало: «Все равно. Сегодня я не уеду». Перебрав несколько пакетов, она распечатала светлую в полоску.

Каждый раз, как она твердо говорила «нет», которое, конечно, им не бывало принято, следовал ее отъезд из Германии.

Роберт надел рубашку, застегнув внизу не на ту пуговицу.

— Я вернусь в Бергхоф, — тихо сказала Маргарита, — и подожду тебя там.

Он кивнул.

— Какой мне надеть г-галстук?

Она выбрала ему галстук, крепко сцепив зубы. Нужно было успокоиться.

— Эта женщина ранена? — спросила она, уже переведя дыхание.

— Нет, она не пострадала.

— А кто она?

— Эльза Кох, жена начальника Бухенвальда.

— Что это — Бухенвальд?

— Г-город.

Маргарита подошла, чтобы завязать ему галстук. Их обычная процедура… Сейчас он успокоится.

Генрих Гиммлер вызвал из Австрии сотрудника СД Отто Скорцени — командира одного из лучших спецотрядов, австрийца по национальности, с университетским образованием.

Последнее обстоятельство было важно: Гиммлер всегда давал Скорцени особые задания. На этот раз тот должен был отвечать за безопасность всего одной молодой женщины — преданной жены, заботливой матери… Любимица фюрера, сестра и жена верховных вождей рейха, она, безусловно, могла представлять желанный объект, чтобы выплеснуть злобу, какому-нибудь террористу-неудачнику. Однако скрытый смысл поручения Гиммлера заключался в другом.

Это «другое» рейхсфюрер даже не посмел бы заключить в слова. Но запах опасности, исходящий от Маргариты Гесс (про себя он называл ее только так), щекотал ему ноздри.

Гиммлер знал Маргариту с детства, с тринадцати лет. Аккуратная, вежливая, осмотрительная, настоящая немка, никогда не сующая нос в мужские дела, скорее, пассивная, нежели энергичная.

Пассивная… Однажды найдя нужное слово и добавив к нему другое, Гиммлер определил для себя суть опасности: пассивное сопротивленье.

Какую опасность оно могло собой представлять? И не смешно ли… Да нет, не очень, если учесть, что рядом Рудольф Гесс — эта «вещь в себе», и Эльза Гесс — под стать мужу, Роберт Лей — «патрон другого калибра», Альбрехт Хаусхофер — просто враг, Юнити Митфорд — валькирия… Все это были люди, впущенные в сердце Адольфа Гитлера.

И самая стойкая, самая последовательная среди них — тихоня Маргарита.

Объяснять подобные тонкости Скорцени Гиммлер, конечно, не стал бы и потому сформулировал задание так: «По мере обеспечения личной безопасности фрау Лей вам надлежит подробно фиксировать все возникающие и известные вам обстоятельства (также и словесные), держа все в абсолютной секретности и передавая ежемесячные отчеты лично мне». Это означало — собирать «активное досье». «Пассивные досье» (или Центральная картотека) аппарат Гиммлера собирал давно и на всех, но «активные» до сих пор означали или громкое смещение с должности, или ликвидацию.

Были ли у Гиммлера опасения, что Маргарита заметит чересчур пристальное внимание к себе? Эльза Гесс недавно прислала ему следующее замечательное письмо:

«Самый уважаемый из всех полицай-президентов!

У вас весьма похвальная привычка следить за происками врагов отечества, например, с помощью телефона. Но почему вы, глубокоуважаемый король всех сыщиков, распространяете слежку на разговоры жен бравых министров, благодаря чему их домашние слышат по телефону сплошной треск? Может быть, стоило бы вашим чиновникам прекратить подслушивание, хотя бы тогда, когда речь идет о рецептах рождественских коржиков, или во время абсолютно невинной беседы с больной матушкой??! Если же по каким-то причинам, не постижимым для простой смертной, неискушенной супруги министра, такое подслушивание совершенно необходимо, то, может быть, его можно было бы проводить как-то более незаметно? Разговоры по телефону превратились для нас в мучение, так как, когда нас подключают к сети подслушивания, мы слышим одни лишь помехи. И только когда супруга министра начинает пользоваться выражениями, которые она, собственно говоря, не должна была бы знать, наши чиновники прекращают свое дурацкое дело. Повторяю, разговоры мои касались рецептов печенья, здоровья и прочих невинных вещей, которые отчего-то так интересуют ваших сотрудников. Но шутки в сторону, милый господин Гиммлер, может быть, вовсе не вы тот злодей, который отравляет нам жизнь. Тогда прошу выяснить, кто же в этом повинен? Покорнейше прошу также, чтобы нас не охраняли постоянно, иными словами, не охраняли круглые сутки — от этого можно сойти с ума.

С сердечным приветом всей вашей семье от нашей семьи. В скором времени ждем вас с супругой в гости.

Эльза Гесс».

Мило, не правда ли? Деликатная фрау Гесс обращалась лично к нему, Гиммлеру, однако кто-то (не Борман ли?) позаботился о том, чтобы раздражение жены заместителя фюрера дошло до самого фюрера, и тот немедленно запретил «беспокоить женщин».

Чтобы поскорей оправдаться перед фюрером в мелочах, Гиммлер усилил активность в главном, что сейчас больше всего волновало Гитлера, — в подготовке почвы для вторжения в Чехословакию. В результате судетские немцы, под руководством Конрада Генлейна, этим летом настолько «оживились», что впору было переносить час «Н» на более ранние сроки. Агенты СС устраивали на территории Чехословакии военные учения «генлейновцев» уже не только ночами, но среди белого дня. Сотни «генлейновцев» проходили обучение в тренировочных лагерях СС и готовили себя к «великой осени».

Гиммлер сделал фюреру и еще приятное: установил личный контакт с Квислингом, лидером национал-социалистов и министром обороны Норвегии, и открыто поставил перед ним задачу — готовить страну к оккупации. И за это удостоился наконец долгожданной похвалы.

«Отлично, — сказал фюрер, — Квислинг — дельный малый. Но Розенберг пять лет жует с ним сопли. Берите это дело в свои руки, Генрих. Ваше руководство — всегда залог».

Пока фюрер наслаждался музыкой на Вагнеровском фестивале в Байройте и вместе с Тодтом любовался модернизированными укреплениями Западного вала, Гиммлер трудился без передышки. Как, впрочем, и Борман. Тот готовил вместе с Рудольфом Шмеером партийный съезд «Великая Германия» и писал варианты речей фюрера (по конспектам Гесса) — на выбор и на любой случай…

На этом съезде, который начнется в Нюрнберге 11 сентября, Гитлер объявит о правах Германии на Судеты.

Все лето простояло сухим и жарким, и только в последние дни раньше обычного подул особенный «мюнхенский» ветер (фен), раздевающий закутанные в туманы Альпы и плохо действующий на нервную систему чувствительных к нему людей.

Сверхчувствительным к фену всегда был Гитлер. Но уехать из Мюнхена он сейчас не мог.

Фюрер часами лежал с головной болью и жаловался Гессу на то, что ему необходимо кого-нибудь «прибить».

— Ты просто нервничаешь, как перед венской операцией, — объяснял Гесс. — К тому же этот ветерок…

Фен феном, а дела в те дни складывались на редкость противно. Обвиненный в гомосексуализме генерал-полковник Вернер фон Фрич потребовал суда чести и с блеском выиграл его. Все обвинения с бывшего командующего сухопутными войсками были сняты. Рундштедт, как старший офицер, потребовал от фюрера публичной реабилитации генерала.

— Теперь я понял, кого мне хотелось прибить, — ругался Гитлер. — Геринга! Я еще в январе знал, что он мне подсунул липу. Как и с Бломбергом. Берется не за свое дело!