за собой. Сознавать эго было особенно тяжко еще и потому, что сын стал ненужным матери. С ней Артем встретился совсем не так, как думалось, как мечталось. В ее глазах он увидел только испуг. У нее оказалась своя семья, и она, видимо, страшилась, как бы прежний муж не разрушил обретенное счастье. Но вскоре успокоилась, очевидно, сообразив, что это ей не угрожает. «Я не создана для той жизни, какую уготовил мне ты, — сказала, не ожидая его вопросов. — Все, что было между нами, — ошибка. Теперь я убедилась в этом». Она раздобрела, двигалась плавно, бесшумно ступая по ковровым дорожкам. Ее новый дом был полной чашей, и хозяйка немало этим гордилась. В голосе ее — довольство, удовлетворение: «Муж ведает крупным орсом... Растут дети...» Она их позвала — мальчика и девочку — холеных, ухоженных, и словно отгородилась ими, выставив перед собой. Не поинтересовалась, как жил эти годы. Ни слова о Димке. Во всем ее облике — единственное желание, чтобы скорее оставил ее в покое. Он все же спросил о своем сыне. Понял из ее сбивчивых объяснений, что ничего не знает. Так ни с чем и уехал. По пути домой у него было достаточно времени для того, чтобы прийти к заключению: не разглядел, с кем связывал жизнь. Его жена оказалась не той женщиной, которая могла стать настоящим другом, идти за ним в огонь и в воду. Какие могут быть претензии! Кроме себя, винить некого. Возмутило другое — полное безразличие к Димке, к судьбе своего первенца, его сына...
Путиловка осталась позади. На этом участке Бахмутский шлях вымощен камнем. Громов дал полный газ, понесся вперед, словно желая оставить позади себя невеселые мысли. Водить автомобиль в свое время его научил Толик Полянский. И в этой поездке, зная, что задержится на несколько дней, отказался от услуг шофера. Теперь сам сидел за баранкой и скоростью вышибал павшую на душу муть. Едва не проскочил поворот на Алеевку. Вскоре показался Крутой Яр. Здесь больше было колдобин, заполненных жидкой грязью. Машина осторожно сползла вниз, остановилась на мостовой возле Сбежневых.
Громова встретила Мария, обрадовалась, засуетилась, оставив стирку.
— Входите, входите, Артем Иванович, — зачастила радушно. — Вот уж гость дорогой! Живы-здоровы? Ну, слава богу! А мы снова пережили такое, что не приведи господь. На Печору Маркешу ладили спровадить.
— Да, мне рассказали...
Громов затеребил мочку наполовину отстрелянного уха, прежде всего подумав о мужественной верности вот этой маленькой, слабой женщины своему неудачливому другу. А Мария оживленно продолжала:
— Вот незадача. Маркеша на работе. Кирпичный завод же восстанавливают. Очень будет жалеть, что не повидался. Да вы хоть присядьте в нашей хате. Это я с детского садика белье приволокла, — объяснила столь большую стирку. — В ремезовских хоромах детсадик открыли. Чего ему пустовать — дому, коль хозяева сбежали. А меня, значит, поставили и начальницей, и сестрой-хозяйкой, и уборщицей, и прачкой... Еще воспитательница есть й кухарка. Втроем целую ораву ребятишек обслуживаем. Матерям руки развязали. Нынче ведь почти никто не сидит без дела.
— Да-да, — закивал Громов, очень хорошо понимая, что эту окрыленность дала Марии восторжествовавшая справедливость. И засобирался: — Так я смотаюсь к Маркелу Игнатьевичу.
Мария вышла проводить его.
— Поезжайте, если ласка ваша. То-то Маркеша обрадуется. А нужда явится остановиться на дольше — вы уж к нам!..
* * *
Громов не спеша вел машину, во все глаза разглядывая Крутой Яр. Выстоял он, неплохо сохранился в сравнении с тем, что приходилось ему, Артему, видеть. Хотя и здесь война оставила немало следов... Мелькали знакомые лица. Вспоминались фамилии. А то просто так узнавал людей, с которыми когда-то, где-то, при каких-то обстоятельствах мимолетно сводила жизнь. И радовался: уцелели.
На выезде из Крутого Яра Громов увидел Игната Шеховцова, резко затормозил, окликнул:
— Прохорович!
Игнат оглянулся. Недоуменно сдвинул плечами и пошел было дальше, решив, что послышалось. Однако машина сдала назад и остановилась возле него.
— Ты что ж это, старина, знакомых не узнаешь? — высунувшись в приоткрытую дверку, улыбаясь, укорил Громов.
— Ох ты ж! — Игнат развел руками. — Артем Иваныч!.. И впрямь не узнал. Гляжу, окромя шофера, никого нет, а будто кто назвал по батюшке. Ну, здравствуй, здравствуй. Какими судьбами? Где обитаешь? В обкомах, небось?
— Между небом и землей, — отозвался Громов. — Да ты иди присядь. Ноги-то еле тащишь.
Игнат очистил с сапог грязь, опустился на сиденье рядом с Громовым, шумно вздохнул.
— Что ноги? Тут уже дыхать не хочется!
— Трудно?
— Не о том речь, дорогой ты мой Артем Иваныч. Али при твоем секретарствовании не было трудностей? Дело минувшее, но и у тебя порою сикось-накось получалось, заносило на поворотах. То уж нам, председателям, приходилось ловчить, чтобы, как надо, сделать. Глядишь, потом соглашаешься, еще и благодаришь. Потому что здравый смысл в тебе побеждал, настоящая партийная заинтересованность. Этот же... — Игнат махнул рукой, страдальчески скривился: — Прости мои прегрешения. Безалаберщина. Бестолковщина. Напустил на себя начальницкий вид, а голова полна дури. Угробит район. Непременно угробит.
— Ну, это ты, Прохорович, загнул. Кто ж позволит?
— Сам себе и позволит. Районный «хозяин». «Сам пью, сам гуляю», — невесело пошутил Игнат.
— А вы для чего здесь? Вы, коммунисты...
— Мы?.. — Игнат поскреб небритую щеку. — Давай-ка, наверное, закурим, Артем Иванович, да расскажу я тебе все по порядку.
* * *
Слушал Громов, теребил в волнении свое изуродованное ухо. У него не было основания не доверять Игнату. Давно, еще с довоенного времени знает его как серьезного, рачительного хозяина, председательствовавшего в Крутом Яру после Тимофея Пыжова и Изота Холодова. В его словах — беспокойство, боль, которые передались и Громову. Ведь Одинцова еще до войны убрали с поста председателя райисполкома — прокатили избиратели на выборах, и вдруг на тебе...
— Вот так, Артем Иваныч, — заканчивал Игнат свой рассказ, — Битые да тертые еще кое-как выкручиваются. Кто без опыта, кто но его указаниям хозяйничает, его «установки» выполняет — никак не поднимутся. Растеряли и то, что имели. Одного скота сколько загубили!
— Но каким образом Одинцов оказался во главе района?
Игнат иронически скосился на Громова.
— Тебе, наверное, лучше знать, кто и как назначает секретарей райкомов. Могу лишь ручаться, что не правление нашего колхоза.
— Ты, Прохорович, извини. Себе задавал вопрос. Для меня это тоже неожиданно и непонятно-лишь сегодня утром прибыл в Югово.
— Ну, разбирайся, доискивайся, — проговорил Игнат, — Только я тебе так скажу: дурак, ежели ему власть дана, страшнее врага. С тем бороться можно, поскольку враг. А как быть с дураком, если