Цикл написан Густавом Малером, великим композитором позднего романтического периода, сочинявшим симфонии и песни. Пять песен цикла перечислены в списке — но, к сожалению, по-немецки. На нескольких следующих страницах буклета переведены не только названия, но также и полный текст каждой песни. В таких случаях весьма полезно почитать эти переводы до начала концерта. Можно взглянуть на них, если есть желание, и во время исполнения; но не делайте распространенной ошибки: увязая в чтении, вы можете пропустить мгновения прекрасной музыки.
После антракта оркестр дает всеми любимую сюиту из Щелкунчика Петра Чайковского. Опять же, такое размещение ее в программе преследует стратегические цели: оркестр знает, что эта пьеса — гвоздь вечера, и публика не покинет зал!
Сюита, как объясняется в главе 3, — это не более чем вереница танцев, исполняемых один за другим. В данном случае названия всех танцев перечислены на странице программы.
Появляется концертмейстер!
Сейчас вы сидите в своем кресле, углубившись в чтение буклета с программой концерта. Если вы отвлечетесь и внимательно осмотритесь, то увидите одно пустующее место на сцене — как раз слева от дирижерского подиума. Это место предназначено для первого скрипача — концертмейстера.
Концертмейстер исполняет много важных обязанностей. Он предписывает музыкантам, играющим на струнных инструментах (и отмечает в партитуре), какие ноты следует играть движением смычка вверх, а какие — вниз. Он руководит артикуляцией — как протяжно или коротко следует играть ноту — с помощью выразительных жестов. И он действует как связующее звено, иногда как посол, между музыкантами оркестра и дирижером. (“Лэнни, скажи альтам, пусть порепетируют в сторонке”.)
А теперь нужно настроиться...
Но все это происходит на репетициях. На сцене перед выступлением концертмейстер выполняет, как может показаться, только одну обязанность: настройку инструментов оркестра. Эта работа выглядит настолько простой или даже глупой и ничтожной, что многие зрители удивляются — нам бы его проблемы! Все, что он, по их мнению, делает — это важно выходит на сцену, принимает аплодисменты публики, поворачивается к ней спиной и привычным жестом указывает на гобоиста.
И только. Указывает на гобоиста. И за это концертмейстеру положена отдельная комната в костюмерной.
Гобоист сидит в центре духовой группы, которая размещается в середине оркестра. По жесту концертмейстера он поднимает гобой и берет одну ноту, возможно, свою единственную за весь вечер. Но не просто ноту, а, обратите внимание, ноту ля. И не просто любую ля — а ля-440 (обратитесь к врезке “Ля-440: что бы это значило?”).
Закручивание и подворачивание, натягивание и заталкивание
Гобоист играет свою ля-440 до тех пор, пока все музыканты оркестра его не услышат. Музыканты настраивают свои инструменты, пытаясь в точности совместить их строй со звуком гобоя. Струнные крутят колки. Музыкант, играющий на литаврах, жмет на педали, чтобы подтянуть или отпустить кожу на своих барабанах. Деревянные и медные духовые заталкивают или выдвигают определенные части своих инструментов, делая систему трубок короче (чтобы звук был выше) или длиннее (чтобы звук понизить). Другие могут осуществить настройку, приноровив позицию своих губ по отношению к мундштуку.
Ля-440: что бы это значило?
Перед выступлением музыканты всего мира настраивают свои инструменты, совмещая их строй с нотой, называемой ля-440. Позвольте нам внести ясность в эту небольшую часть музыкальной терминологии.
Все звуки, которые вы слышите, вызываются вибрациями, или волнами, распространяющимися в воздухе. Представьте, что вы можете увидеть эти волны. Они могут выглядеть следующим образом.
Количество колебаний, достигающих вашего уха за одну секунду, называют частотой. Посмотрите: чем выше частота, тем выше звук, который вы слышите. Если коротко, то это все. Среди двух волн, представленных на рисунке, вторая имеет большую частоту, чем первая; следовательно, она порождает более высокий звук.
В музыкальном мире нота, под которую подстраиваются все, носит название ля-440, поскольку этому определенному звуку соответствует частота в 440 микроскопических волн в секунду, порождающая звук ля.
Возможно ли с подобной невероятной точностью определить, на какой частоте играет ваш инструмент? Великие музыканты прошлого были способны разглядеть мельчайшие отличия строя. И это благодаря своим талантам и навыкам. Но сегодня многие музыканты пользуются тюнером. Это маленький прибор, размерами чуть побольше плеера, обладающий возможностями точного измерения частоты.
На самом деле ля-440 не была единым во все времена эталоном частоты: с годами стандартная отметка росла. В период Барокко (грубо говоря, 300 лет назад) музыканты подстраивались под более низкий звук ля — с частотой около 430 колебаний в секунду. В результате получается, что музыку, написанную в период Барокко, скажем, для певиц сопрано, петь теперь гораздо сложнее, чем тогда. Например, верхние ноты в великой оратории Генделя Мессия теперешнему хору даются с гораздо большим трудом, нежели в 1742 году.
И сегодня эталонное значение частоты настройки продолжает неуклонно расти. Многие оркестры предпочитают использовать ля-442, звук с едва заметными отличиями от прежнего. По их мнению, более высокая частота порождает более яркое звучание.
Однако терзает мысль, что эта неугасающая тенденция когда-нибудь приведет к глобальному потеплению атмосферы, смещению материков и истощению запасов солнечной энергии.
После того как все музыканты настроились на ля, исторгнутое неутомимым тружеником-гобоистом, концертмейстер занимает свое место. Оркестр безмолвствует, и гнетущая тишина распространяется на весь концертный зал.
Еще мгновение, и вплывает дирижер. Публика дико аплодирует.
Но почему? Он ведь еще ничего такого не сделал!
Явление дирижера
Не следует испытывать чувство стыда, если вы не понимаете важности роли дирижера. Недоумевают музыканты-новички. Недоумевают многие в зале. Даже оркестранты иногда недоумевают.
Будучи дирижерами, мы чувствуем непреодолимое желание внести разъяснения.
Профессиональный оркестр — это группа высококвалифицированных специалистов. Каждый из них имеет диплом консерватории или иного музыкального учебного заведения, каждый — самостоятельный художник, обладающий вкусом, авторитетом в музыкальных кругах и яркой техникой. Но соберите всех этих музыкантов вместе в одной комнате, и вы гарантированно услышите, самое меньшее, 50 различных мнений о том, как должна звучать эта музыка. Результатом будет хаос — и, возможно, кулачные бои. Чтобы избежать всего такого, существует дирижер, чьи обязанности отчасти музыкальные, отчасти — политические.
Музыка — живое искусство, поэтому вполне допустимо нескольким людям предлагать различные трактовки некоторой пьесы. Послушайте пару разных компакт-дисков с записью одной и той же классической работы,