Белла, — сказала Тони и повесила трубку.
С чувством глубокого разочарования она позвонила в санаторий и отменила свой заказ на комнату. Затем попросила, чтобы ее соединили с кем-нибудь из ее компании. Через некоторое время к телефону подошел Чарли. Он говорил с ланкаширским акцентом.
— Ты где? — спросил он. — Мы все в джакузи — ты много теряешь!
— Я не могу приехать, — несчастным голосом произнесла Тони и пояснила почему.
Чарли возмутился.
— Но это же несправедливо по отношению к тебе, — сказал он. — Тебе необходима передышка.
— Я знаю, но мне невыносимо думать, что мама будет одна в этом доме, тогда как другие встречают Рождество со своими семьями.
— К тому же у тебя сегодня на работе была пара проблем.
— Да. И очень печальных, но я считаю, что «Оксенфорд медикал» вышла сухой из воды — при условии, что не произойдет ничего нового.
— Я видел тебя по телику.
— И как я выглядела?
— Роскошно… но мне понравился и твой хозяин.
— Мне тоже, только у него трое взрослых детей, которых он не хочет огорчать, так что я думаю, это проигрышный номер.
— Ей-же-ей, какой у тебя был скверный день.
— Мне очень жаль, что я всех вас подвожу.
— Без тебя все будет не так.
— Я вынуждена прекратить разговор, Чарли: надо побыстрее вытаскивать маму. Счастливого Рождества. — Она продолжала сидеть, глядя на трубку, которую держала в руке. — До чего же паршивая жизнь, — вслух произнесла она. — До чего же чертовски паршивая жизнь.
18.00
Прогресс в отношениях с Софи продвигался у Крейга очень медленно.
Он провел с ней весь день. Он побил ее в настольный теннис и проиграл ей в плавании. Они пришли к согласию по поводу музыки — обоим нравились ансамбли гитаристов больше, чем тромбонисты с барабанами. Оба читали книжки с ужасами, но ей нравился Стивен Кинг, а он предпочитал Энн Райс. Он рассказал ей про брак своих родителей, полный раздоров, но страстный, а она рассказала ему про развод Неда и Дженнифер, который был весьма склочным.
Но Софи никак не поощряла Крейга. Она ни разу случайно не дотронулась до его плеча, и не впивалась взглядом в его лицо, когда он что-то говорил ей, и не переводила разговор на романтические темы, в которых речь шла бы о свиданиях и объятиях. Она рассказывала ему о мире, в котором ему не было места, — мире ночных клубов (как она туда попадает в четырнадцать лет?) и о подругах, которые принимают наркотики, и мальчиках, у которых есть мотоциклы.
Приближался ужин, и Крейг стал отчаиваться. Ему вовсе не хотелось гоняться за ней пять дней, чтобы в конце получить поцелуй. Он намеревался покорить Софи в первый же день и провести праздники, по-настоящему познавая девушку. А это явно не входило в ее планы. Ему же нужен был короткий путь к сердцу Софи.
А она, казалось, не считала его своим романтическим героем. Все эти рассказы о более взрослых людях означали, что он для нее — просто ребенок, хотя и старше ее на год и семь месяцев. Ему надо было найти какой-то способ доказать ей, что он не менее зрелый и умудренный, чем она.
Софи не будет первой девочкой, которую он целовал. Он полтора месяца встречался с Кэролайн Стрэттон из десятого класса, и хотя Кэролайн была прехорошенькая, она наскучила ему. Линди Райли, толстушка, сестричка приятеля-футболиста, волновала его больше и позволяла делать с собой всякое-разное, чего он прежде не делал, но потом она переключила свое внимание на музыканта из рок-оркестра Глазго. Были и другие девчонки, которых он целовал разок или два.
Но на этот раз все было иначе. Познакомившись с Софи на дне рождения своей матери, он четыре месяца каждый день думал о ней. Он утащил одну из фотографий, которую сделал его отец во время приема и на которой Крейг жестикулирует, а Софи смеется. Крейг переснял ее на свой компьютер. Он по-прежнему посматривал на других девчонок, но всегда сравнивал их с Софи и думал, что вот эта по сравнению с Софи слишком бледная, а эта чересчур толстая, а та чересчур простушка и все они тошнотворно обыкновенные. Не важно, что у Софи сложный характер, — он привык иметь дело с женщинами со сложным характером, одной из таких была его мать. Просто было в Софи что-то такое, что проникло в самое его сердце.
В шесть часов он сидел в сарае, развалясь на диване, и решил, что хватит ему на сегодняшний день смотреть телевизор.
— Хочешь, пойдем в дом? — спросил он Софи.
— Зачем?
— Они все сидят сейчас вокруг кухонного стола.
— Ну и что?
«Ну просто это славно, — подумал Крейг. — На кухне тепло и пахнет готовящимся ужином, и папа рассказывает всякие смешные истории, и тетя Миранда разливает вино, и просто жить хорошо». Но он понимал, что это не произведет впечатления на Софи, и потому сказал:
— Там можно выпить.
Она тотчас поднялась:
— Отлично. Я хочу коктейль.
«Мечтай-мечтай, — подумал Крейг. — Дедушка никогда не предложит спиртное четырнадцатилетней. Если они пьют шампанское, ей могут налить полбокала». Но Крейг не стал ее разочаровывать. Они надели куртки и вышли из сарая.
Еще не совсем стемнело, но двор был ярко освещен лампами, вмонтированными в стены окружающих строений. В воздухе густой завесой кружил снег, и под ногами было скользко. Они пересекли двор к главному дому и подошли к задней двери дома. Прежде чем войти, Крейг бросил взгляд за угол и увидел дедушкин «феррари», который все еще стоял перед главным входом, только на полукружии его багажника лежал теперь снег толщиной в два дюйма. Должно быть, Люк слишком занят и не завел машину в гараж.
Крейг сказал:
— Когда я в последний раз был тут, дедушка разрешил мне завести его машину в гараж.