на костылях! — фыркнул медик. — Ну так что, тебя нести?
— Иди ты… — буркнул Вепуат, медленно переставляя кости-опоры и тощие ноги.
— А что, от кровяного камня толку совсем нет? — тихо спросил Гедимин у Экхарда. Тот выразительно развёл руками.
— А там нет раны. Есть неразвитые мышцы. Питание и правильная нагрузка — и всё отрастёт. Но у вас, Старших, терпения — ни на песчинку!
— Я тут при кристаллоидах натерпелся, — угрюмо пробурчал Вепуат. — А ты чем занимался, напомнить?
Экхарда передёрнуло. Он молча поправил хват сармата на костяной подпорке и двинулся дальше.
— Вчера многим полегчало? — тихо спросил Гедимин — в этот раз у Вепуата, но у медика был хороший слух.
— Трясёт их теперь меньше. Кто-то уже и к делу пристроился. Это важно — восстановить цепочки нейронов. Кристаллические твари их раздирали, как когтями. Мне, может, и повезло, что меня сразу вырубило. А кто сопротивлялся, тем досталось…
Он покосился на Вепуата и поёжился.
— А в кого было не влезть — тем ещё хлеще. Этот вот троих чужаков угробил.
Вепуат фыркнул.
— Я⁈ Я вообще пошевелиться не мог! Не знаю, чего они рядом со мной дохли. И другие не знают, кого ни спрашивал. Видно, у кого-то под тварь было место в мозгу, у кого-то не было, — кому как повезло. И — я бы лучше потрясся, чем ногами в печку!
— А я бы лучше в печку, хоть целиком, — мрачно сказал Экхард. — «Занимался» непотребным не я, а мной — а помнить-то мне…
Гедимин молча прислушивался к дыханию Вепуата. Сармат всё чаще останавливался отдохнуть и морщился, косясь на ноги. Ещё пара шагов — и Гедимин поднял его, уже не сопротивляющегося, и понёс в лазарет.
— Ему бы тренажёр какой…
— Всё есть, — буркнул Экхард. — Время нужно, понимаешь? За два дня ногу до колена не отрастишь. А отрастишь, так сердце не выдержит. Будет он ходить. И летать будет. Если раньше себе всё не переломает!
29 день Мысли месяца Лучей. Равнина, Сфен Земли, ИЭС «Элидген»
Спрессованные топливные таблетки лежали горками по ячейкам хранилища; Гедимин поднял все барьеры, добавил к ним защитные поля, — ирренцию с примесями он не доверял. Над бассейном выдержки разносилось неслышное урчание — хранитель то ли грелся, то ли любовался. С утра Гедимин заглянул на блочные щиты управления, зашёл и на главный, — системы работали, только вот управлять было нечем.
— Ждём сигнала от Шесека, — Вепуат с трудом, но бодро ковылял на подпорках и фиксаторах. — Забирать, скорее всего, придётся нам самим. Кейланны… с ними всегда было трудно. А сейчас, когда только и болтовни о затаившихся чужаках…
— Думаешь, кто-то из них ещё тут? — Гедимин помрачнел. Описание кристаллов он помнил, но в своей способности опознать носителя, из которого камень не торчит, очень сомневался. «Если уж Джагулы, знавшие нас, поверили…»
Неподалёку заклекотала «гражданская» сирена — и следом взревела Джагульская сигнальная ракушка. Мимо промчался «трилобит», развернулся под потолком, шмякнулся Вепуату на подставленную руку. Гедимин подхватил сармата — тот выпустил опору и едва удержался на слабых ногах.
— Джархин! Что там? — крикнул Вепуат, даже не пытаясь стряхнуть «трилобита». Ракушка замолчала.
— Сагаты! — донеслось из приоткрытой шахты. Джагул с сигнальной трубой и парой «трилобитов» стоял на лестнице.
— В долине, три племени, ведут зверей к крепости! Оружия на виду нет! Стрелять?
— Нет! — Вепуат изобразил короткий рык и очень неубедительный оскал — но Джагул навострил уши, и наверху зашуршало и зарокотало — команду передавали по цепочке.
— Сагаты разве водят зверей? Думал, они едут, куда тем вздумается, — вспомнил Гедимин, уже засовывая Вепуата в подъёмник. «Сфалт со мной, поле поставлю, Джагулы прикроют…»
— Вот и мне странно, — оскалился Джархин.
— Может, у них беда, — выдохнул Вепуат, уже на своих ногах выходя из люка — прямо под купол, установленный Гедимином. Один из Джагульских зверей стоял у входа в долину, из которой медленно выбиралась тройка сааг-туулов. Знаки на них были разные, но шли они, подгоняемые дудками и трещотками, в одном направлении.
Предостерегающий рёв из-под панциря Джагульского зверя заставил их остановиться. Все трое легли в сотне метров от станции — и Гедимин увидел, как из «люков», в этот раз не увешанных ни лентами, ни тряпьём, ни нанизанной на тросики добычей, медленно, держа руки на виду, спускаются Сагаты. Синяя шерсть на теле, короткие чёрные гривы, белые, с кольчатым чёрным орнаментом, рубахи без поясов и украшений… Семеро спустились на гравий, покрытый прорастающей огнелюбкой; они ждали ещё двоих. Один из них был одет лишь в набедренную повязку с короткими вышитыми «хвостами»; его грива была красно-белой от вплетённых пучков. Шёл он, стиснув зубы и глядя в землю, будто сдерживал то ли рык, то ли вопль.
— Гедимин! — пальцы Вепуата с неожиданной силой вцепились в бронированную ладонь. — Это старшие самки! Все, кроме одного, — старшие самки в трауре!
— Кого ведут? — быстро спросил Гедимин. О Сагатских обычаях он знал очень мало — но у Джагулов самки на переговоры не ходили, вообще во «внешний мир» обычно выгоняли кучку вождей…
— Воин… нет, вождь, — Вепуат смотрел только на голову чужака. — Это красно-белое — знак, что он болен, почти при смерти.
Гедимин мигнул.
— Он не ранен… и — почему тогда его ведут пешком?
Он видел, как из-под брони Джагульского зверя выглядывает кто-то, прикрывший глаза связкой перьев, втягивает руку обратно, — и Джагулы, обступившие сарматов, медленно опускают оружие.
— Сагаты пришли за помощью. Урджен не видит в них угрозы.
Чужаки остановились у подножья тектонового «холма». Одна из самок расстелила на гравии белую шкуру, и Джагулы быстро переглянулись и навострили уши. Гедимин не опознал ничего из камешков, костей и семян, но Вепуат резко выдохнул.
— «Элидген» принимает ваши