клеток.
— Сколько теперь кроликов в верхней правой клетке?
— Два, черт побери. — Вид у Стэнли был растерянный. — Я считал, что по вашей теории Майкл вынес кролика из лаборатории. А вы мне показываете, что он его принес!
— Подставного. Иначе ученые заметили бы, что одного не хватает.
— А зачем он это сделал? Ведь спасая одного кролика, он обрекал на смерть другого!
— Если он вообще человек разумный, я полагаю, он считал кролика, которого хотел спасти, чем-то особенным.
— Да ради всего святого, все кролики одинаковые.
— Я подозреваю, не для Майкла.
Стэнли кивнул:
— Вы правы. Кто знает, что у него в то время было в голове.
Тони прокрутила видеокартинки вперед.
— Он выполнил, как всегда, свои обязанности: проверил наличие пищи и воды в клетках, убедился, что все животные живы, отметил все выполненное на листке. Появилась Моника, но она прошла в боковое помещение работать над своими культурами тканей, так что она не могла его видеть. А он прошел в соседнюю, более просторную лабораторию, чтобы заняться макаками. Потом вернулся на прежнее место. Теперь смотрите.
Майкл отстегнул шланг, по которому подавался воздух, что обычно делали, переходя в лаборатории из одного помещения в другое. В костюме всегда был трех-четырехминутный запас свежего воздуха, а когда фронтальное стекло запотевало, это значило, что он подходил к концу. Майкл прошел в маленькую комнатку, где находилось хранилище — запертый холодильник, в котором держали образцы живых вирусов. Это было наиболее надежно защищенное место во всем здании — тут хранился и бесценный антивирусный медикамент. Майкл набрал комбинацию цифр на кнопочной панели. Камера, вмонтированная в холодильнике, показала, что Майкл взял две дозы медикамента, отмеренного в одноразовых шприцах.
— Малую дозу для кролика и большую, по всей вероятности, для себя, — сказала Тони. — Подобно вам он считал, что медикамент сработает против Мадобы-два. Он намеревался исцелить кролика и иммунизировать себя.
— Охранники могли видеть, что он взял медикамент из хранилища.
— Но они не сочли бы это подозрительным. Ему разрешено с этим работать.
— Они могли заметить, что он не сделал записи в журнале.
— Могли, но вспомните: охранник следит за тридцатью семью экранами, и он понятия не имеет, как люди работают в лаборатории.
Стэнли что-то буркнул.
Тони сказала:
— Майкл, должно быть, решил, что пропажи не заметят до ежегодной проверки, да и тогда сочтут это канцелярской опиской. Он не знал, что я планировала провести выборочную проверку.
На экране Майкл закрыл хранилище и, вернувшись в кроличью лабораторию, снова подключил шланг воздуха.
— Всю свою работу он проделал, — сказала Тони. — Теперь он возвращается к кроликам. — Снова спина Майкла перекрыла то, что он делал. — Сейчас он вынимает из клетки своего любимого кролика. По-моему, он надевает на него маленький костюмчик, очевидно, сделанный из старого костюма.
Майкл повернулся левым боком к камере. И направился к выходу — казалось, он что-то держал под правой рукой, но так ли это, сказать было трудно.
Выйдя из ЛБЗ-4, все вставали под химический душ, дезинфицировавший костюм, затем принимали обычный душ и уж потом одевались.
— Костюм защищал кролика под химическим душем, — пояснила Тони. — Я полагаю, Майкл затем бросил костюм в печь для сжигания. А обычный душ не мог причинить животному вреда. В раздевалке Майкл посадил кролика в сумку. Когда он выходил из здания, охранники увидели, что у него сумка, с которой он пришел, и ничего не заподозрили.
Стэнли откинулся на спинку кресла.
— Черт побери, — сказал он, — я мог бы поклясться, что осуществить такое невозможно.
— Он принес кролика домой. Я думаю, кролик укусил Майкла, когда он вводил ему лекарство. Потом Майкл сделал себе прививку и посчитал, что вне опасности. Но оказался не прав.
— Бедный мальчишка, — произнес Стэнли. Лицо у него было печальное. — Бедный глупый мальчишка.
— Теперь вы знаете все, что знаю я, — сказала Тони. Она внимательно наблюдала за ним, ожидая приговора. Этот этап в ее жизни окончен? Она будет без работы на Рождество?
Оксенфорд пристально посмотрел на нее.
— Есть одна мера предосторожности, которую мы могли бы ввести и которая предотвратила бы это.
— Я знаю, — сказала Тони. — Обыскивать сумки всех, кто направляется в ЛБЗ-четыре и выходит оттуда.
— Совершенно верно.
— Я ввела это с сегодняшнего утра.
— Иными словами: заперев дверь в конюшню после того, как лошадь сбежала.
— Мне жаль, что так вышло, — сказала Тони. Она была уверена, что он хочет, чтобы она подала в отставку. — Вы платите мне за то, чтобы такое не случалось. Я не справилась. Вы, по-видимому, хотите, чтобы я подала в отставку.
Это вызвало у него раздражение.
— Если я захочу вас уволить, вы об этом незамедлительно узнаете.
Она уставилась на него. Он что, прощает?
Лицо Оксенфорда приняло более мягкое выражение.
— Хорошо, вы совестливая натура и чувствуете себя виноватой, хотя ни вы, ни кто-либо другой не могли предугадать такое.
— Я могла установить проверку сумок.
— А я, по всей вероятности, запретил бы это на том основании, что проверка вызовет недовольство у сотрудников.
— О-о!
— Вот что я вам скажу раз и навсегда. С тех пор, как вы у нас появились, меры безопасности стали строже, чем когда-либо. Вы чертовски хороший работник, и я намерен вас удержать. Так что извольте больше не жалеть себя.
От облегчения Тони вдруг почувствовала, что у нее подкашиваются ноги.
— Благодарю вас, — сказала она.
— Впереди у нас много дел — пошли работать. — И Оксенфорд вышел из комнаты.
Вздохнув с облегчением, Тони закрыла глаза. Ее простили. «Спасибо», — подумала она.
8.30
Миранда Оксенфорд заказала капуччино по-венски