разговорил своего кислого отца так, что и тот пустился в воспоминания о школьных годах, проведенных в Янсборге. А вскоре, и месяца не прошло, в страну вторглись нацисты, и Хермии пришлось бежать, с позором, считала она, в закупоренном вагоне, в компании дипломатов из стран, враждебных Германии.
И вот теперь она снова здесь, по шпионскому делу. Рискует жизнью, навлекает смерть на других.
В полпятого она вышла из своего укрытия. Дом пастора в шести километрах от гостиницы, бодрым шагом — это два часа с лишним, значит, в семь она окажется там. К тому времени, считала Хермия, гости разойдутся, и Харальд с родителями будет тихо сидеть на кухне.
Пляж не был безлюдным, несколько раз ей встречались гуляющие. Хермия обходила их стороной: пусть думают, что она не в настроении.
Наконец вдали показались приземистые очертания церкви и пасторского дома. При мысли о том, что тут жил Арне, у нее опять навернулись слезы. Людей поблизости не было. Подойдя ближе, на маленьком кладбище она заметила свежий холмик.
С разрывающимся сердцем пройдя через церковный двор, Хермия остановилась у могилы своего жениха. Сняла темные очки. Цветы лежали холмом. Люди всегда несут на похороны много цветов, особенно когда умирает кто-то молодой. Эта мысль ее почему-то добила. Она зарыдала, упала на колени, вцепилась руками в землю, под которой лежал сильный, прекрасный Арне.
«Я усомнилась в тебе, — винилась она, — а ты оказался самым смелым из нас…»
Но вот слезы кончились и она тяжело поднялась на ноги. Промокнула лицо рукавом. У нее дел невпроворот. Повернулась, чтобы уйти, и заметила высокую худую фигуру отца Арне. Он стоял в нескольких шагах, смотрел на нее. Подошел неслышно и ждал, когда Хермия выплачется.
— Хермия, — произнес он. — Благослови тебя Бог.
— Спасибо, пастор. — Хотелось обнять его, но она не решилась, просто пожала руку.
— Ты опоздала на похороны.
— Я нарочно. Нельзя, чтобы меня видели.
— Тогда пойдем в дом.
Хермия пошла за ним по жесткой траве. Фру Олафсен была в кухне, в кои-то веки не у раковины, сидела за кухонным столом в черном платье и шляпке. Видимо, соседки прибрались после поминок, вымыли всю посуду. Завидев Хермию, мать Арне разрыдалась.
Они обнялись, но Хермия сделала это вполсердца. Того, кто ей нужен, в комнате не было. Как только представилась возможность, она сказала:
— Я надеялась застать здесь Харальда.
— Его тут нет, — вздохнула фру Олафсен.
Хермию охватило ужасное предчувствие, что все это долгое и опасное путешествие предпринято зря.
— Разве он не приехал на похороны?
Мать покачала головой. Стараясь справиться с нетерпением, Хермия поинтересовалась:
— Так где же он?
— Присядь-ка, — подал голос пастор.
Хермия призвала на помощь выдержку. Пастор привык, чтобы ему подчинялись. Если прекословить, ничего не добьешься.
— Выпьешь чашку чаю? — предложила фру Олафсен. — Правда, не настоящий, конечно…
— Да, с удовольствием.
— А бутерброд съешь? Тут еще много осталось.
— Нет, спасибо. — Хермия, у которой весь день крошки во рту не было, даже думать о еде не могла. — Но где же Харальд?
— Мы не знаем, — ответил пастор.
— Как такое возможно?
Пастор, небывалое дело, смутился.
— Мы с Харальдом обменялись резкими словами, я в упрямстве не уступил ему. С тех пор Господь послал мне напоминание о том, как драгоценно время, которое человек проводит с сыновьями. — По щеке его скатилась слеза. — Харальд покинул дом в гневе, отказался сообщить, куда направляется. Через пять дней вернулся, всего на несколько часов, и мы в некотором роде примирились. В тот раз он сказал матери, что погостит у одноклассника, но когда мы туда позвонили, его там не оказалось.
— Думаете, он все еще обижен на вас?
— Нет, — покачал головой пастор. — То есть, конечно, это не исключено, но прячется он не поэтому.
— Что вы имеете в виду?
— Сын соседа, Акселя Флемминга, служит в полиции в Копенгагене.
— Помню, — кивнула Хермия. — Петер Флемминг.
— Ему хватило совести явиться на похороны! — с несвойственной ей горечью вставила фру Олафсен.
— Петер утверждает, что Арне шпионил на Англию, а Харальд продолжает то, что он не доделал.
— Вот как?
— Ты, похоже, не удивлена.
— Не буду лукавить, — призналась Хермия, — Петер прав. Я попросила Арне сфотографировать военную базу, которая расположена тут, на острове. Пленка сейчас у Харальда.
— Как ты могла! — воскликнула фру Олафсен. — Из-за этого мы потеряли сына, а ты — жениха!
— Простите меня! — прошептала Хермия.
— Идет война, Лисбет, — одернул жену пастор. — Много молодежи погибло, сопротивляясь нацистам. Разве это вина Хермии?
— Мне непременно нужно забрать пленку у Харальда, — вздохнула Хермия. — Мне надо его найти. Неужели вы мне не поможете?
— Я не могу потерять второго сына! Я этого не вынесу! — простонала мать.
Пастор взял ее за руку.
— Арне боролся с нацистами. Если Хермия и Харальд смогут закончить то, что он начал, тогда наш сын погиб не напрасно. Мы должны помочь.
— Я понимаю, — покивала фру Олафсен, — я понимаю. Просто мне страшно…
— Так куда, Харальд сказал, он поехал? — спросила Хермия.
— В Кирстенслот, — ответила фру Олафсен. — Это замок под Копенгагеном. Там живут Даквитцы. Их сын, Йозеф, учился в одном классе с Харальдом.
— Но они сказали, что его там нет.
— Да, но он где-то неподалеку. Я разговаривала