Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмма лишилась чувств. Немедленно заложили экипаж. Пьер вместе с несчастной женщиной отправился на поиски Уилкса. Они сделали все возможное, чтобы его спасти: договорились с доктором…
Но судьба! Она всегда быстрее человека.
Джереми Уилкс умер. Это произошло за ночь до приезды его спасителей.
Обо всем им рассказал рабочий-механик.
Мистер Уилкс приказал провести пробные испытания локомотива ночью. А ночи в это время года дождливые. Рабочие отказались повиноваться.
Тогда мистер Уилкс пошел в закладной банк, продал свой дом, в котором жили его жена и маленький сын, и пообещал заплатить рабочим в три раза больше обычного. Только тогда они согласились. Это все были европейские мастера, труд рабов был непригоден, требовалась высочайшая квалификация и знание дела.
В ночь испытания мистер Уилкс одел мундир полковника. К нему вернулось его прежнее самообладание. Он шутил, люди его не узнавали.
Его веселость и бодрость передались всем. С вечера, как водится, зарядил дождь. Но никто не обращал на него внимания. Все слушались только голоса мистера Уилкса, который командовал, как при блестящем сражении. Он летал повсюду. Лицо его было освещено не столько факелом, сколько внутренним светом, исходящим, казалось, от сердца.
— Что вы замыслили, полковник? — спрашивали его, те кто знал ранее, обращаясь к нему по-старинному.
— Ничего, — отвечал он. — То, что, надеюсь, изменит мою жизнь.
— А чем же это нам грозит? — шутили соседи.
— Вас коснется цивилизация.
— Браво, — отвечали ему. — Мы будем богаты?
— Это навряд ли. Во всяком случае, не богаче, чем сейчас. А вот покой ваши души посетит. Это точно.
Последние слова он произнес особенно вдохновенно, и они запали в души служащих.
Немудрено, что к часу испытания, а это ночь, к нему пришли не только рабочие.
К нему собрались соседи, мужчины с женами и детьми, которые хотели разделить радость полковника Уилкса, как его вновь стали величать.
Наступил торжественный миг. Зажглись сосновые факелы, освещающие узкую колею, по которой должен был проехать локомотив.
Машину хотели пустить по боковой колее до соединения с главной железной дорогой. Люди стояли по обе стороны живой оградой. Дамы держали над головами детей и собственные зонтики. Мужчины растопырили плащи.
Все ожидали чуда. Механик-немец, который «парадом командовал», получил от полковника последние указания.
Все рабочие отошли. У колеи остались Уилкс и главный механик. Полковник что-то ему нашептывал и показывал руками: долго-долго жестикулировал. Потом помахал людям, что собрались: мол, не волнуйтесь, скоро все произойдет.
Только что?
И тут началось. Сначала дождь прекратился. Показалась луна. Все радостные загудели, засуетились.
Полковник поднял руку, — и все затихло. Стало слышно как с веток дождинки капают. Механик поднялся на паровоз-чудовище и исчез в кабине. Полковник прошел вдоль колеи вперед, а из трубы паровоза повалил дымок, тонкий-тонкий, а потом — гуще.
Раздался паровозный свисток и музыка заиграла.
Оркестр начал выводить мелодию «Дикси», какую одно время хотели сделать гимном южных штатов. И под этот гимн — поезд тронулся.
Медленно-медленно, ребенок бы малый обогнал. В толпе зашевелились, дамы шляпами замахали, кто-то слезу пустил, мужчины задымили сигарами.
Локомотив плыл как черный лебедь по озеру. И когда показалось, что это и есть самое главное… — полковник бросился под колеса. В первый момент никто этого не разобрал. Он стоял на насыпи рядом с колеей и что-то шептал. А потом исчез. В толпе его заметили, когда тело тащило и било чугунное чудовище наверное с десяток метров.
Люди подбежали к тому, что осталось от Джереми Уилкса, и, к своему удивлению, обнаружили совершенно не тронутую голову, и улыбка на устах: спокойная-спокойная. Даже крови немного вытекло. Значит, нашел полковник Уилкс милость у чугунного бога.
Эллин Робийяр умолкла. Она все рассказала Джекки. И он был бледнее молока и молчал.
— Что же было дальше? Что было с мамой?
Эллин продолжала.
— Что же? Когда она все узнала, потрясение ее было слишком велико. Ничего хорошего этот рассказ ее здоровью не прибавил.
Мой отец, который всегда считал себя в какой-то степени мистиком, думал, что в нее вселился дух ее умершего мужа, который обрел прощение чугунного чудовища, забравшего к себе душу Уилкса.
И вот доказательства: Эмма, пока она это выслушивала, вбирала в себя каждое слово рассказчика, а когда немец-рабочий замолчал — Пьер Робийяр это заметил, — в ней словно духовная перемена произошла. Будто ее подменили. Отец даже испугался, но не подал вида. Он был с доктором Мидом…невзначай попросил осмотреть бедняжку.
Доктор Мид не отличался особой профессиональной хитростью. Он пошел задавать вопросы прямо: не слышит ли Эмма, голоса, и все такое.
А когда мать грозят увезти в желтый дом при маленьком ребенке, которому семь лет только, — инстинкт делает свое.
Эмма действительно стала слышать бодрый и веселый голос своего мужа, да только виду не подала.
Поняла, что докторам это покажется нездоровым, но ей-то это — радость. Она как будто со своим любимым!
А чтобы от ребенка не отнимали, про голос умолчала и доктору Миду пожаловалась, что разболелась печень.
Мистер Робийяр приставил доктора следить за вдовой. Выписал ей пенсию. Эмма стала свою душевную боль выдавать за физическую: а доктор Мид и лечил ее: то от печени, то от почек.
От такого лечения какой угодно здоровяк заболеет. Но Эмма держалась — сына своего берегла. Так Джекки Уилкс и рос. Мать не отпускала его из-под своего крыла. А у мальчика развивалась неврастения.
И все это начало сказываться на его интеллектуальном развитии.
Он рос очень одаренным ребенком, может быть, вундеркиндом. Стихи летели из-под его пера после семи лет, и начиналось это всегда с первыми каплями дождя. С дождем у мальчика была связана особенная сила чувств. Он начинал видеть, чувствовать не так, как обычно. В общем, живи Эмма не на заброшенном полустанке, а в мало-мальски приличном городке — у Америки был бы еще один гений.
После семи лет Джекки стал дичиться своих сверстников, стал забывать, что именно они делают в этом возрасте. В мир его грез проникли помыслы и желания взрослого человека. Измученная Эмма стала его бояться, как боится слабое неразвитое сознание зрелого и всеподчиняющего себе ума.
А мальчик рос и ничего не знал о своем отце, кроме того, что он пионер штата, строитель железных дорог, отмеченный правительством и его мать получает пенсию за него.
Эллин замолчала. Джекки, глазами полными слез смотрел в окно, за которым проплывала полная луна.
Он узнал тайны своего детства.
…В последнем вагоне, который трясло и подбрасывало, очнулся Филипп.
Его трясло от того, что он видел перед тем, как потерять сознание. Собственных дядю и мать, которые целовались. Это было настолько правдоподобно. Филипп помотал головой. Было ли это наваждение?
Скорее всего. Он помнил, как заставил машиниста пассажирского состава догнать убегающий поезд и прицепиться к хвосту «беглеца».
А потом наступало невозможное. Он отчетливо помнил, как перебравшись на поезд-беглец в первом же вагоне увидел ИХ!!! То есть дядю Пьера и Кэролайн — мать.
Но не все! Они — целовались.
И самое страшное было впереди!
Дядя вдруг замечает, что в вагоне — Филипп, достает из ножен саблю, подбегает к Филиппу, заносит над ним клинок, и вонзает в грудь юноши.
А потом, в голове Филиппа — туман.
И вот… он находится в совершенно пустом вагоне, где нет и следа пребывания человека, но кем-то связан, и кто это сделал — неизвестно.
Освободиться из пут было легко — счастье.
Поезд прибывал в Саванну. Так как это был странный поезд, то его никто не ждал. Даже железнодорожное начальство Саванны узнало о нем неожиданно — из срочной депеши. В ней сообщалось, что на поезде прибывает труппа карлов, которая должна дать в Саванне несколько клоунских представлений.
В вагон, где сидели окаменевшие после долгого сидения Эллин и Джекки, вошел проводник-карлик.
— Саванна, господа, — сообщил он. Эллин встрепенулась.
Джекки приуныл. Он не знал, что он теперь должен делать. Его испугала встреча с издателями и газетчиками, которых он ни разу не видел. Джекки не знал, как нужно предлагать стихи редакциям.
— Прошу к выходу, — карл стоял как надзиратель.
— А входили вроде бы через противоположную дверь, — слабо запротестовала Эллин.
— Платформы с другой стороны нет, мисс!
Но Эллин поразило количество людей там, где платформы не было. «Странный какой выход?» — подумала она и тут же обо всем позабыла. Прямо напротив нее на пустой платформе стоял Пьер Робийяр, с тростью в руке. Трость он держал как саблю.
- Детство Скарлетт - Мюриэл Митчелл - Исторические любовные романы
- Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл - Исторические любовные романы
- Черная Изабэлла (СИ) - Крыж Эллин - Исторические любовные романы