Читать интересную книгу Вариации на тему - Витауте Жилинскайте

— Пожалуй, начнем, — окинув окружающих кругленькими глазками, встал председательствующий, тщетно пытаясь застегнуть пиджак на округлом животике.

Я уж было изготовилась подняться, но тут, как чертик из коробочки, вскочил какой-то круглощекий деятель — то ли социолог, то ли психолог — толком не расслышала.

— Как это чудесно, — радостно начал он, — что мы, люди с общим кругом интересов, собрались наконец за круглым столом! Не так ли? И все же… дает ли это нам право обходить острые углы и грани? Конечно, наши идеалы прекрасны… не так ли? И молодежь вокруг замечательная, не так ли? Однако достаточно ли сегодня… не так ли?

Кровь ударила мне в лицо. Голова закружилась. Покосилась на его записную книжку — и там мои кружочки накручены!.. Ах, плагиатор! И тут внимание мое привлек сосед справа — его взгляд тоже был прикован к кружочкам в записях оратора, а круглая лысина вдруг утратила блеск.

— Буду откровенен, — продолжал сыпать психолог-социолог, — в определенных кругах нашей молодежи… кружные легкие пути… легкая музыка… легкий флирт… облегченное понимание… Порочный круг! Не так ли? А эстафета?.. Не так ли?.. Разве можно? Не так ли?.. Говоря короче (моя цитата!)… по словам известного (снова моя цитата!!)… и как ни крути (третья моя цитата!!!)… Однако… Не так ли?

Он закруглился и удовлетворенно сел. Да и как тут не испытывать удовлетворения: все мои мысли скрутил, все кружочки и цитаты прикарманил да вдобавок чуть ли не весь кофейник выхлебал! Господи, и как можно приглашать такого обормота! Молниеносно возникла мысль открутить голову этому наглецу, дать ему суровую отповедь: «Товарищи! По словам уважаемого оратора… нашей молодежи не хватает?.. Преклоняется, видите ли!.. Подобное может прийти в голову лишь тому, извините, кто абсолютно ничего вокруг себя не видит… не знает, чем дышит наша молодежь… А она дышит! (Хлопок по столу — этого еще не украл!) И будет дышать, что бы там… Кто, если не молодежь… в библиотеках… театрах… цехах… где кипит… где новь… Сидите за столом, сработанным чьими руками? Лакомитесь печеньем, кем изготовленным? Не крутите, уважаемый!.. Нет! С такими округлениями далеко не…»

К сожалению, меня вновь обвели вокруг пальца — вскочил сосед справа, яростно потирая свою круглую лысину.

— Если принять на веру утверждения предыдущего оратора — голова пойдет кругом, — тихо начал он и тут же круто вскипел. — Наша молодежь?! Не хватает?! Не стремится? Не дышит?! Не крутите хвостом, товарищ, не запомнил вашей фамилии… Дышит! (Шесть хлопков по столу!) В библиотеках!.. На фермах!.. В цехах… Даже это печенье!.. Этот стол! (Десять хлопков!) Молодыми руками… Испечено! Сработано! (Шестнадцать ударов!) Все вокруг…

— Осторожнее, это вам не барабан, — строго предупредила я, подхватывая падающий кофейник.

— В цехах! В депо! На полях! — барабанил он все громче. — Окружают нас пламенные сердца! А вы? С такими округлениями? Порочный круг!.. Нет, нет и нет!!!

Он закруглился и, довольный, огладил ладонью свою лысину, вновь обретшую первоначальный блеск. А я? Мои глаза стали круглее, чем стол. Как же тут выкрутиться? Что происходит? Может, окружающие сговорились посмеяться надо мной? Ну нет, братцы, не выгорит у вас!.. И в голове моей закрутилось третье застольное слово: «Ну, товарищи! Ну зачем же так, зачем? Не слишком ли категорично? К чему крайности? Оглядимся вокруг. Возьмем театр. Есть там седовласые и курчавые, лысые и длинноволосые. А в библиотеках? То же самое! И те, и эти! И пекут не только молодые. К примеру, моя бабушка — такие пироги с яблоками! Ах! Не так ли? То-то! В цехах и не в цехах… дышит и не дышит… идет и не идет… вперед и назад…»

— Наиболее верным представляется третье решение, — встала какая-то круглоротая и крутолобая. — К чему крайности? Зачем столь полярно? Ведь и молодые, и старые… Пекут и не пекут. Идут и не идут. Назад и вперед… Вокруг да около…

Круг окончательно замкнулся.

— Товарищи! — всхлипнула я — в глазах круги, кругом темно — и на четвереньках выползла в соседнюю комнату, где не было никакого стола.

Все охотно последовали за мной.

ПОСЛЕ ГАСТРОЛЕЙ

— Простите, пожалуйста, вы?..

— Маэстро!

— Скажите, маэстро, вы этим поездом прибыли с гастролей?

— О да, прямо с гастролей!

— Как вы…

— Маэстро, маэстро!

— Как вы чувствуете себя после гастролей, маэстро?

— Чувствую под ногами твердую, как никогда, почву!

— А как же, маэстро, наш перрон сделан из отличного железобетона!.. Прошу прощения, сейчас подниму свой блокнотик… Так как же прошли гастроли, маэстро?

— О-о-о-о!.. Может, и нескромно, но смею утверждать — превосходно! Улыбки, объятия, овации, цветы… море цветов!..

— Жаль, что я не захватил с собой букетика… А… а где вы гастролировали, маэстро?

— О-о-о-о!.. Маршруты моих гастролей привели меня в самый прославленный, самый старинный музыкальный центр Европы!.. Так сказать, столицу мировой музыки. Мне доверили самый великолепный, самый священный храм музыки, на эстраду которого попадают лишь избранные, лишь отмеченные искрой божией! А публика?! Самая взыскательная, самая музыкальная! Если уж быть правдивым до конца… самый последний тамошний слушатель за пояс заткнет любого нашего доморощенного музыковеда! И конечно, о том, что все билеты на мои концерты были распроданы задолго до моего приезда, едва ли стоит и говорить, не правда ли?

— Безусловно, маэстро!

— Скажу одно: в свой репертуар я включил произведения, пассажи которых не по зубам даже мастерам высшего класса!.. Вероятно, не следует скрывать, что и у меня, как у каждого смертного, были свои трудности… Выйдя, к примеру, на эстраду и увидев перед собой сливки знатоков музыки, я, простите, даже вспотел. А потом меня ошеломила, оглушила мертвая тишина. Казалось, внимательные слушатели не смели дышать! Затем выбила меня из колеи идеальная акустика зала. Чтобы вам было легче представить себе ее, замечу следующее: играю и отчетливо слышу, как в глубине верхнего яруса жужжит муха! Но когда все препятствия в конце концов остались позади, мне удалось подняться до таких вершин, взобраться на такие выси мастерства, что с них открылось о-о-о-о-о!.. Если бы вы слышали мое рондо! Признаюсь честно: я и сам не ожидал от себя такого рондо-о-о!..

— Ах, маэстро!..

— Да, да! А когда я кончил, наступила долгая, потрясающая тишина — слушатели не могли очнуться от о-о-о… экстаза. А потом поднялся такой шквал оваций, такая буря, такой ураган, что от Бранденбургских ворот, как потом выяснилось, отвалился кусок штукатурки!.. Чтобы вам было понятнее, добавлю, что тамошняя публика предельно сдержанна и холодна, чтобы расшевелить ее, надо прямо-таки о-о-о-о-о-о!.. И еще следует добавить: рондо я исполнял в том самом зале, где сто пятьдесят лет назад играл его сам автор — гений музыки всех времен и народов. Осмелиться повторить это рондо в его, так сказать, собственной колыбели… для этого надо обладать феноменальными способностями…

— Значит, вы…

— Маэстро, маэстро, маэстро!..

— Значит, вы очень довольны, маэстро?

— Доволен — не то слово-о-о! Я потрясен! Я никогда, никогда не забуду неземной сосредоточенности оркестрантов, их глаз, восхищенных моей виртуозной игрою!.. Чтобы вам все стало до конца ясно, скажу, этот оркестр — один из старейших не только в Европе, но и во всем мире! Его традиции идут еще со времен знаменитой королевской капеллы, капеллы, которой дирижировал сам о-о-о!.. А чтобы было еще яснее, добавлю: в нашей республике любой из этих оркестрантов был бы знаменитым солистом. Так-то. И представляете, когда я кончил, все оркестранты — все как один! — встали, положили на стулья свои инструменты и принялись хло-о-о-пать!.. Этим они нарушили свои столетние традиции! А виновник — подумать только! — виновник этого — посланец какой-то никому не известной Литвы!

— Ах, маэстро!

— Да, да! Овация не прекращалась, я даже не знал, в какую сторону раскланиваться, раскланивался во все, и в конце концов мой фрак не выдержал, лопнул по швам! Представляете? Взял и ло-о-пнул!.. Такой триумф!..

— Ох, маэстро!

— После концерта я никуда не мог и носа высунуть. Да, да — вынужден был даже отказаться от визита к ее величеству: ведь не пойдешь туда без фрака? И пришлось заниматься шитьем — чинил, штопал… По всем швам иголкой прошелся — для профилактики, а то ведь как знать, как знать… А чтобы вы уяснили себе масштабы бедствия, скажу, что на одни только нитки пришлось выложить целую половину западной марки, что соответствует фунту стерлингов, или четырём франкам, или двум шведским кро-о-о-нам!

— Ах, маэстро!.. Позвольте ваш чемоданчик. Помогу. Какой огромный!

— Нет, нет, я сам, сам! Никому не могу его доверить: в нем статьи о моем концерте. Вырезок сделать не смог, ножницы там знаете сколько сто-о-о-ят… о-о-о-!.. Но, если хотите, кое-что могу процитировать по памяти: авторы всех статей — для ясности добавлю, что наш самый выдающийся публицист любому из них и в подметки не годится, — поднимают мое мастерство до небес, называют его не иначе как сенсационным открытием для Европы, а мое исполнение сравнивают с искусством величайших корифеев музыки, только мое, пишут, богаче в нюансах и более современно, а уж что касается моей интерпретации рондо, то она — верх феноменальности, а сам я воплощаю лучшие черты нашего музыкального народа, о котором они до сих пор не имели ни малейшего представления! Все эти статьи завернуты в мой лопнувший фрак. И они, я надеюсь, помогут поднять на более высокий уровень провинциальный вкус наших музыкальных критиков!