Читать интересную книгу Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

Царским указом 1754 года было ограничено право винокурения одним сословием дворян. Купцам курить вино запрещалось. Но в Сибири дворянства не было, и этот закон сначала на нее не распространялся. В Сибири монополию на прибыльную торговлю вином получил петербургский генерал-прокурор Глебов, снявший в аренду все кабаки и каштаки[100] огромного края.

В Иркутск исполнять его указания прибыл следователь Крылов. Первым делом он укрепился в своей квартире, устроил у себя гауптвахту, окружил себя солдатами, стены своей спальной комнаты увешал разным оружием, спать ложился не иначе, как с заряженным пистолетом под подушкой.

Пока эта домашняя крепость готовилась, Крылов, появляясь в обществе, был очень ласков и приветлив. Но потом внезапно заковал в кандалы и посадил в тюрьму весь магистрат. И стал вымогать с купцов деньги, под пытками и плетями заставлял их признаться в злоупотреблениях по городскому управлению и в противозаконной торговле вином. Фабриковались ложные доносы. Сделать это в Сибири всегда было легко. Стоило только человеку, облеченному властью, показать наклонность выслушивать доносы, как услужливых людей всегда оказывалось в количестве, превосходящем запрос начальства.

В застенках многие не выносили пыток и отдавали все нажитое добро следователю. Устойчивее других оказался купец Бичевин. Это был богатый человек, который вел торговлю на Тихом океане и тем нажил большое состояние. Он вообще не был причастен к злоупотреблениям иркутского магистрата по виноторговле, но богатство его было приманкой для Крылова, и потому его тоже арестовали и подвергли пыткам. Поднимали на дыбу, к ногам привязывали тяжелую сырую колоду. Мученика подтягивали по блоку кверху за веревки, привязанные к кистям рук, а потом быстро опускали, не давая бревну удариться о землю. Затем несчастный с вывернутыми суставами в руках и ногах долго висел, получая удары плетью по телу. Бичевин крепился и отказывался признать за собою вину. Оставив его на дыбе, Крылов уехал к другому купцу на обед. Там он пробыл три часа. Когда следователь вернулся, Бичевин почувствовал приближение смерти и согласился заплатить 15 000 рублей. Его отвезли домой. Но и здесь Крылов не оставил его в покое. Он приехал к нему и перед смертью еще вымучил такую же сумму. Подобным зверским вымогательством он экспроприировал у иркутских купцов и мещан около 150 000 рублей. Под предлогом возмещения убытков казне следователь конфисковал многие купеческие имущества. Драгоценные вещи либо сразу присваивал себе, либо продавал с аукциона, при этом сам был и оценщиком, и продавцом, и покупателем. Все ценное и лучшее переходило в сундуки самого следователя за бесценок.

В заседание Крылов являлся всегда пьяный и неистовствовал. Купцов бил по лицу кулаками и тростью, вышибал им зубы, таскал за бороды. Пользуясь своей властью, он посылал своих гренадеров за купеческими дочерями и бесчестил их. Когда же отцы жаловались вице-губернатору, тот только разводил руками и говорил, что Крылов прислан Сенатом и ему не подчинен. Ни возраст, ни недостаток красоты не гарантировали иркутским женщинам защиты от насилий Крылова. Он хватал десятилетних девочек. Даже старухи не были избавлены от его преследований. Однажды взор сластолюбца упал на одну купчиху. Ее схватили гренадеры, привели к Крылову, жестоко избили, заковали в кандалы, но женщина героически переносила побои и отказывалась от его ласк. Наконец Крылов призвал мужа этой женщины, дал ему в руки палку и заставлял бить свою жену – и муж бил, уговаривая ее нарушить брачные узы и отдаться петербургскому посланнику.

Сибирское купечество вело себя в этой истории невероятно трусливо. Никто не решался пожаловаться и разоблачить перед высшим начальством насилия бешеного человека, которому случайно попала в руки власть над краем вследствие корыстолюбия одного государственного чиновника.

Два года Крылов бесчинствовал в крае. Вице-губернатор молчал. Местный архиерей также затаился, чтобы следователь только не вмешивался в церковные дела. Однажды на собрании пьяный Крылов стал щеголять перед вице-губернатором своим могуществом и распекать его за упущения по службе. А потом отобрал у него шпагу и объявил его арестованным, сам же вступил в управление краем.

Только тогда, испугавшись за свою свободу и жизнь, вице-губернатор решился известить свое начальство о событиях в Иркутске. Архиерей написал донос, а смещенный представитель власти с секретным нарочным отправил его в Тобольск. Из Тобольска последовало приказание арестовать Крылова.

Его захватили спящим, надели кандалы и отправили в тюрьму, а затем по распоряжению высшего начальства – в Петербург, где он должен был предстать перед судом.

Императрица Елизавета, узнав об этом деле, приказала со злодеем поступить по закону. Но Сенат вменил ему в вину лишь арест вице-губернатора и оскорбление государственного герба (следователь имел неосторожность прибить к воротам своей квартиры над дощечкой с собственным именем символ империи), и душегуб был только лишен чинов.

Первый Сибирский областной съезд должен был подвести черту под моей карьерой стенографа. Железнодорожные билеты в купе первого класса были уже куплены. Пока только до Иркутска. Полина категорически отказывалась рожать ребенка за границей. Я же согласился отложить эмиграцию только из‑за опасения, что плавание через Тихий океан для женщины на восьмом месяце беременности будет весьма рискованным и опасным для здоровья ее и ребенка. Выбор Иркутска в качестве места временного обитания привлек меня относительной близостью к границе, особенно к морским портам, а не проживанием там тещи, которая сама нуждалась в уходе и мало чем могла нам помочь.

Европейцы увлеченно истребляли себя в братоубийственной бойне, поэтому единственным прибежищем для людей, уставших от войн и революций, могла быть только Северная Америка – Соединенные Штаты или Канада. Австралию в качестве страны для эмиграции я не рассматривал. Все-таки уж больно она далеко. Такое же захолустье, как Сибирь, только вместо морозов – палящий зной. Но и в Америке я думал задержаться только до окончания войны. Меня тянула старая, добрая Европа, с ее средневековыми замками, мягким климатом и теплыми пирожными на завтрак. Прага, злата Прага! Город моей мечты. Моя настоящая родина. Как я хотел вернуться туда, где родился и вырос, и чтобы мои дети росли, воспитывались, учились, женились, рожали мне внуков в этом самом прекрасном городе на земле!

Перед сном я подолгу рассказывал жене о Европе. Как мы устроимся в Праге на набережной Влтавы, будем гулять с детьми по узким сказочным улочкам, а когда они немного подрастут и на старом континенте установится прочный мир, мы начнем ездить по другим странам. Полина больше всего хотела побывать в Италии, куда наше свадебное путешествие сорвалось. Она почему-то боялась, что Венеция может уйти под воду. Об этом ей говорила ее мама. Я успокаивал жену, что если море когда-нибудь и поглотит столицу Венецианской республики, то случится это еще не скоро, и мы еще успеем насладиться красотами площади Святого Марка и покататься на гондолах по Гранд-каналу, а еще съездить в Рим, Флоренцию, Париж, Ниццу, Мадрид, Лондон, Женеву, Вену, Зальцбург…

Но пока передо мной стоял вопрос, на что я буду содержать семью в Иркутске? Сколько мы будем вынуждены прожить там? Три, четыре месяца или полгода? При нынешней дороговизне, когда цены растут с каждым днем, на это никаких сбережений не хватит. По возвращении с Алтая мне каким-то чудом удалось связаться со швейцарским банком, и я получил оттуда перевод. Я планировал, что денег нам хватит на год жизни в Сибири и на билет до Сан-Франциско. Но не прошло и двух месяцев, как от этой суммы осталась только половина. А мы еще никуда не уехали, лишь купили билеты на поезд. Дальше – еще хуже. Мой банк в Швейцарии прекратил все отношения с российскими банками. И чтобы воспользоваться своими деньгами, я должен был обратиться в иностранный банк, который бы имел корреспондентские отношения с моим банком в Базеле. Ближайший находился в Пекине. Но туда надо было еще добраться.

Оставался один выход – выживать самостоятельно, без подпитки извне. Я рассчитывал на областном съезде завязать знакомства с делегатами от Иркутска.

Съезд открылся в час дня в актовом зале технологического института. Помещение было забито до отказа. Одних только делегатов съехалось со всей Сибири и Степного края почти две сотни, а еще томская общественность, представители прессы. Люди стояли даже в проходах между рядами стульев. Президиум сидел на фоне огромного бело-зеленого полотнища, на котором золотом было вышито: «Да здравствует автономная Сибирь!». С приветственной речью к съезду должен был выступить Потанин. Но накануне он простудился и слег.