Я замахнулся, примерившись, но так и замер.
— Стоп! — сказал Корабль, — Я все понял.
— Чего понял? — опускать булыжник я не спешил.
— А то, — Корабль передал через репродукторы звук высмаркивания, — Вы с Кузьмичем никаких шуток не понимаете.
— О каких таких шутках ты говоришь? Кузьмич, он нам голову морочит, или как?
— Ждал я вас, — грустно захныкал корабль, — У меня и стол накрыт специально для встречи. Просто решил немного подшутить. А вы… Всякими мандышлаками обзываетесь. Обидно ведь.
— Кузьмич, проверь-ка насчет столов. Если входной шлюз откроет. А я пока, на всякий разный случай, здесь посижу.
Кузьмич подлетел к входному люку.
— Открыл, — сообщил он, — Заходить что ль?
— Заходи, разрешил я, — Только осторожней.
Несколько минут Кузьмича не было слышно. Потом таки он появился. В одной руке здоровенный кусок сухаря, в другой огрызок от яблока.
— Все нормально, командир. Волчара не врет. Столы ломятся. И даже наши с тобой фотографии в черных рамках на стене болтаются.
— А я что говорил, — в голосе Корабля звучала откровенная обида, — Эх, командир, командир! Как ты мог такое про меня подумать. Я ж ради тебя на все готов. Ты только камушек то откинь подальше. Спасибо. Милости просим на капитанский мостик. Отобедать. Толстяк, ты пока к своей яхте не лезь. Под охрану она взята. Потом разберемся. А пока заходи.
Не знаю, врал ли Корабль про ожидание, или нет, но стол был накрыт на всю ширину его металлической души. И выпить что, и закусить. Даже макароны караваевские имелись. Но ни это меня обрадовало. А то, что как только я вошел внутрь, как на шею мне бросился мохнатый Хуан, обнял меня своими отростками-глазами, и так до конца дня на мне и висел.
Многое бы он мог мне рассказать. Многое. И про Вселенский Очень Линейный всю правду бы выложил. Но зачем старое ворошить. Оно как-то спокойнее думать, что все хорошо. А то, что наши с Кузьмичем голографии в черных рамках висят, да на командирском сидении мемориальная доска установлена со словами «На этом месте сидел командир Сергеев», никакой роли не играет. Может быть от горя великого, да от потери душе щемящей Вселенский так себя при встрече повел. А может и шутил. Одним словом — мандышлак.
(На многочисленные просьбы Вселенского Очень Линейного Корабля сообщить значение этого слова — МАНДЫШЛАК, я, как командир корабля, ответил категорическим отказом. По секрету скажу, что и сам не знаю. Но слово больно красивое получилось).
Поздно вечером, когда практически все было съедено, и теоретически все выпито, мы вышли с Министром на улицу. В зубах поковыряться, да языками потрепать.
— Красота-то какая? — Министр Медведев глядел на небо, которое накрывало нас черной, с мелкими дырками, шапкой, — Ты куда сейчас? За невестой своей, или на Землю?
— За ней, — вздохнул я, — Обещал ведь привезти.
— Обещания надо выполнять. Эх! Если бы сбросить годков эдак много, я б с тобой полетел. Но ты ж понимаешь, работа, семья. Культура та же. Меня там поди все обыскались. Жена-мегера загрызет. Полетел на дачу за картошкой, а пропал на многие месяцы. Что будет?!
— Перемелется.
— Это конечно. Ты это… — Министр положил руку на мое плечо, — Спасибо тебе за все. О брюликах не беспокойся. Это как положено. Но вот что я хочу тебе сказать….
Министр закашлялся от сырого вечернего воздуха.
— Я всю свою жизнь пренебрежительно относился к уродам. Такое уж у нас общество. Где-то мы палку перегнули со всеми этими искусственными органами да стандартами. Вот поверишь ли, смотрел я нас с невестой и завидно было. Оба такие … естественные что ли. Ну, ты меня понимаешь…
Я усмехнулся. Хоть до одного дошло.
— И вот что я хотел, — Министр, сжал кулак и стал отчетливо рубить каждое слово, — Пока я являюсь Министром Культуры Земного Содружества, в моем лице ты всегда найдешь надежного друга, верного товарища и щедрого мецената. Еще раз огромное спасибо за сохранение жизни одного из членов правительства. Двери моего дома открыты для тебя всегда и в любое время. Но с часу до двух я, обычно, обедаю.
На этом мы и простились.
Министр, слегка пошатываясь, побрел к своей яхте и скрылся в ее недрах, по ходу дела получив удар совковой лопатой промеж лопаток. Волк не до конца отрегулировал сигнализацию. Через минуту яхта круто взмыла вверх, и накручивая восьмерки, взяла курс по направлению к Солнечной системе.
Давно уже яхта превратилась в одну из мерцающих дырок на небе, а я все стоял и думал о том, как все-таки трудно найти во вселенной настоящего, верного друга.
— Ну что, Хуан, мой молчаливый товарищ, пора и нам лететь. Подсоединяйся к Кораблю и задай все необходимые координаты. Только будь, добр, покороче как-нибудь. А то я уж умаялся по планетам разным шастать, да в истории дурацкие попадать. Мы с тобой не поисками занимаемся, а спасением разных там Министров, да штабс-капитанов. Ну и что с того, что они хорошие ребята? Я с этим не спорю. Но куколка долго ждать не станет. Время то идет. Не дай бог, конечно, найдем ее лет через пятьдесят. Старая она станет, да несимпатичная. А зачем мне старуха. Ну все, хватит глазами дергать, дуй к Кораблю.
Послонявшись по поляне без всякого дела еще минут пять, я вернулся на капитанский мостик.
Столы были убраны, спиртное спрятано, макароны возвращены караваю. У дверей меня встретил Кузьмич, на котором была новая летная, с иголочки, форма.
— Волчара подарил, — Кузьмич погладил синие лампасы на штанах, — Говорит, специально для меня шил. Собственнокорабельно. Красиво?
Красиво. Тут сказать нечего. Только я такую форму все больше на швейцарах видел.
— Спрячь и не позорься, — я взобрался на капитанское кресло, пощелкал по старой памяти кнопками и выключателями, приводя кресло в наиболее удобное положение.
— Всем секторам корабля доложить о готовности к дальнему перелету.
— К дальнему перелету все секторы корабля готовы, — тут же ответил Корабль.
— Ты не умничай, конкретно докладывай. Куда летим, сколько времени, и через какие неприятности. Я теперь лично возьму контроль за исполнением графика полета. А виновные в его нарушении будут строго караться по законам космического времени. Ну так как?
Волк погудел, помигал, потом отсоединился от Хуана и доложил более подробно:
— Прем прямо.
Вот это уже другое дело.
— Тогда вперед.
Корабль взревел силовыми установками и стал медленно, что бы ни пожечь слишком много травы на поляне, набирать высоту.
— Глянь-ка, командир! Это не на твои проводы пожаловали?
Внизу, у самой кромки деревьев, чуть наклонясь от вихревых потоков воздуха, поднятого Кораблем, стояла батониха из справочного бюро. Она махала нам платком и что-то кричала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});