Читать интересную книгу Утерянная брошь. Исторический детектив - Алекс Монт

вытирая со лба испарину и с трудом поднявшись, чужим голосом выдавил из себя он.

– Ее императорское высочество умеет находить таланты, это и есть ее главный талант, – спас Чарова Васенька Долгоруков, переключив внимание на себя.

– Великая княгиня пригласила господина Берлиоза, открытого ею для русской публики, – вторила Васеньке Варвара, – кой ожидается в Петербурге в ноябре. Елена Павловна отводит композитору отдельные покои в Михайловском дворце, дабы пребывание его в России стало бы продолжительным и приятным, – добавила мадемуазель Шебеко, не преминув бросить косой взгляд на инокиню и рассеянно безразличный на Сергея. Впрочем, тому было не до нее…

Глава 29. Время собирать камни

– Ежели я вас правильно понял, господин Френкель, Князь забрал отданную вам на сохранение брошь, – оглядывая шикарный кабинет ювелира, уточнил Чаров, успев к тому времени побывать в Сыскной полиции и освежить в памяти даты в тетради и блокноте Журавского.

– У меня и запись об том имеется, господин судебный следователь, не угодно ли взглянуть, – Желатин достал из просторного ящика рабочего стола бухгалтерскую книгу и показал подписи Журавского и свою.

– Стало быть, господин Френкель, 15 сентября, в шестом часу пополудни он принес вам брошь, а 23-го в понедельник в четвертом часу пополудни забрал оную безделицу, уплатив за сохранение 8 рублей серебром.

– Все точно так и было, господин судебный следователь, – дежурно-угодливая улыбка осветила лицо ювелира.

– Мои извинения, что обеспокоил вас, господин Френкель, – прощаясь, Чаров вновь окинул взглядом его владения. Квартира ломбардного приемщика Трегубова в меблирашках на соседней Колокольной улице выглядела жалкой конурой по сравнению с барскими хоромами Желатина.

«Значит, Журавский так и не успел отдать похищенную у Долгоруковой брошь заказчику, поскольку привез ее в самый день парусных гонок Желатину, а взял назад в четвертом часу пополудни в день своей смерти и примерно за полтора часа до появления в „Знаменской“ гостинице со Ржевуцкой. Ежели, конечно, не предположить, что он отдал безделицу тому человеку, коего случайно встретил перед Николаевским мостом и чьи слова заставили повернуть Князя в „Знаменскую“ гостиницу. Однако Журавский того господина повстречал случайно, тогда как запись в его блокноте однозначно свидетельствует, что он намеревался встретить некую особу на Николаевском вокзале. „Инок Тать. Ник. вок. 24 сентября“», – выйдя от ювелира, катил в карете судебный следователь.

«А ведь тот человек возле Николаевского моста мог оказаться продавцом ремингтона, кой нашли у Князя в нумере. Или лицом, связанным с этим продавцом, – осенило Чарова. – Завидев в экипаже Журавского, тот шепнул ему, что в „Знаменской“ гостинице его ожидает заказанный им револьвер, и Князь немедля поворотил оглобли. А когда Ржевуцкая первый раз ушла из нумера, преспокойно спрятал новоприобретенный ремингтон под ковром в спальне. Что до несостоявшейся встречи на Николаевском вокзале, то здесь все ясно. Ежели это моя вчерашняя знакомая инокиня московского Иоанно-Предтеченского монастыря Татьяна, в миру графиня Закревская, стало быть, ей предназначалась похищенная брошь. А вот из нумера ее украла или Ржевуцкая, или прибрал коридорный, когда пришел утром разбудить Князя. Лиховцева в расчет не берем», – Чаров приказал извозчику ехать в «Знаменскую» гостиницу.

Коридорный не стал отпираться и, услышав о сохранении в тайне его проступка, вернул чудом не проданную брошь.

Когда в половине восьмого утра он оказался возле хладного трупа постояльца, первым его желанием было уведомить начальство, но тут его взгляд упал на оброненную у ножки кровати безделицу. Соблазн был велик, и, уступив искушению, он опустил вещицу в карман. По прошествии времени Николай, так звали коридорного, решился сбросить брошь и отправился в трактир у Пяти углов к брату хозяина заведения Мишке Красавчику, которого знал по рассказам кумы, состоявшей в любовницах у барыги. Красавчика в трактире не оказалось, но ожидавшая его там кума шепнула Николаю, что в трактир заявлялся сильно напуганный оценщик Трегубов и спрашивал про убитого Князя.

«Видать, у сурьезных людей Князь ту безделицу слямзил», – повторила не раз слышанные умозаключения женщина и, расплывшись в улыбке, сорвалась навстречу появившемуся в дверях Мишке.

Слова кумы поменяли намерения коридорного, и он поспешил убраться восвояси, живя все последующие дни в постоянном страхе. Визиты в гостиницу чинов Сыскной полиции, судебного следователя, а также неуемных газетчиков не прибавляли настроения Николаю и держали его в постоянном страхе, и когда Чаров прямо спросил, не желает ли он возвратить взятую в нумере убитого Князя брошь, коридорный с облегчением принес жегшую ему руки безделицу.

– Хороша-а-а-а… – с видимым восхищением протянул Шувалов. – Прекрасная вещица, а какая чудесная работа! – он поднес брошь к свету. – У государя превосходный вкус! Кстати, как предполагаете обставить возвращение броши княжне?

– Покамест не думал о том, ваше высокопревосходительство, – пожал плечами Сергей.

– А вот и напрасно. Подобное надо обдумать до мелочей, – взгляд шефа жандармов потеплел, и лукавая улыбка заиграла на его красивом лице. – А так, мои поздравления, Чаров. На высочайшем смотре вы проявили себя с наилучшей стороны, а то, что случились жертвы, в том не ваша вина. Буду ходатайствовать о следующем вам классном чине вне правил60, а по поводу обещанного повышения, право, не знаю. По линии Окружного суда вам его затруднительно получить, а вот в моем ведомстве карьера ваша будет обеспечена.

– Премного благодарен, ваше высокопревосходительство, однако должен упомянуть о роли наблюдательного агента Шныря, да и чиновник Сыскной полиции Блок не меньше моего достоин награды.

– Ничего не имею против неоспоримых заслуг Шныря, а вот господин Блок позволил себе непозволительную дерзость обратиться через голову начальства к обер-полицмейстеру по одному известному им обоим делу, и генерал Трепов уже выразил свое неудовольствие. Но не будем об этом, – махнул рукой шеф жандармов и кивнул на стул бывшему на ногах судебному следователю. Есть ли у вас какие соображения насчет вдохновителя кражи сего великолепия у княжны Долгоруковой? – не переставал любоваться брошью Шувалов.

– Журавский намеревался встретить на Николаевском вокзале инокиню Татьяну, с коей я имел сомнительное удовольствие свести намедни знакомство. Полагаю, ей была предназначена украденная у княжны безделица. Об этом свидетельствуют записи Журавского, однако признать графиню Закревскую за главную и единственную вдохновительницу кражи считаю не верным. Слишком уж фанатичной и ограниченной показалась мне представляющаяся инокиней графиня. Вместе с тем, кто может стоять за ней, из просмотренных записей в бумагах Князя не видно. Остается только предполагать и домысливать, ваше высокопревосходительство.

– Заместивший своего отца на должности министра императорского двора граф Адлерберг и его супруга Екатерина Николаевна, в девичестве Полтавцева, мои давние недруги, – шефа жандармов потянуло на откровенность. – Впрочем, для вас эта не новость, – пристальный взгляд Шувалова уткнулся в судебного следователя. – Супруга графа Александра Владимировича направляла безумную инокиню и подговорила ее найти подходящего для подобной затеи человека.

– Но зачем?!

– Любой скандал, способный отвлечь любопытствующее внимание света и направить его в противоположную от Адлербергов сторону, выгоден графу и необходим как воздух его семье. А ежели при этом можно больно лягнуть шефа жандармов, проморгавшего выстрел Березовского в Булонском парке, и очернить его имя в глазах императрицы, – в нервной ажитации он сильно закашлялся. – Замысел с кражей безделицы был коварен, но до примитивности прост. Намекнуть ее величеству, а может и государю наследнику, что именно Шувалов поспособствовал приезду Долгоруковой в Париж из Неаполя, и предъявить эту брошь. Дата «30 мая» убийственна сама по себе, – шеф жандармов возбужденно ткнул ногтем в гравировку.

– Стало быть, интрига с кражей безделицы направлена своим острием против вашего высокопревосходительства?

– У Адлерберга миллионные долги, причем они только растут, несмотря на их выплаты из казны по приказу неизменно покровительствующего ему государя. Управляющий контролем и заведующий кассой Министерства двора барон Кистер слывет за эконома и цербера царского злата, но это лишь ширма, за коей творятся вопиющие беззакония. Барон есть кукла Адлерберга, а не наоборот, как представляется многим. Граф – настоящий распорядитель императорских денег. Он и только он распоряжается средствами государева кабинета и, пользуясь болезнью своего отца, вкладывает значительные суммы в бумаги, кои имеют обращение на бирже. Однако оные операции не восполняют его личных