— Стой, заключенный, — довольно произнес Федя, — заключенный, ты чего такой невнимательный. Слушай что тебе надзиратели говорят и выполняй действия в точности.
Максим молчал. Ему было плевать на выпады этого ущербного. Да и спокойствие, и молчание бесило его куда сильней, чем любые проявляемые эмоции. Напарник Феди, Олег Скрипко, нажал на кнопку на стене, раздался противный звон, и решетка отъехала в сторону.
— Пошел вперед, — скомандовал Олег.
Просеменив еще метров пятнадцать, Макса остановили. Федя заглянул в глазок двери, с досадой сообщил:
— Мля, вторая прогулочная занята.
— В следующих трех, должны быть проверки. Палевно его там оставлять. Сам же знаешь.
— Знаю, — согласился Федя.
Недолго думая, Федя отворил дверь и сняв наручники втолкнул Максима в небольшое помещение. Данное помещение служило для прогулок заключенных. Комнатушка семь на восемь метров была окружена сплошными кирпичными стенами, сверху сквозь прутья решеток было видно небо. Полы в прогулочной были залиты сплошным бетоном. Кирпичные стены прогулочной имели тщательно выбеленный вид и не смотря на кажущуюся монолитность бетона, пол был весь в трещинах. Небольшая прогулочная не была пуста, в ней уже находились два человека в робе заключенных. Максим прошел внутрь и не обращая внимания на «коллег» по несчастью, сел на корточки подперев спиной стену. Упражнения с Федором не прошли безболезненно и теперь организм требовал отдыха, а присесть в небольшой комнатушке было не на что. Коллеги из комнатки встретили новичка молча, они проводили его взглядами и продолжили заниматься своими делами. На вид эти ребятки были хилей чем те, коих Максим довел до ручки. Суховатый, невысокий старикашка и долговязый, носатый мужик лет пятидесяти, занимались какой-то непонятной фигней. Они по очереди выходили к центру прогулочной и передвигали небольшие камешки, выковырянные из растрескавшегося пола и стен. Арестанты продолжали общаться, совершенно не обращая внимания на новенького. Да и самого новенького этот факт устраивал. Говорить с кем-либо не хотелось.
Максимилиан минут пять смотрел на серое зимнее небо сквозь клети решетки, но через какое-то время и этот процесс осточертел, и наш герой переключился на «коллег» по несчастью. «Коллеги» так и продолжали передвигать камни, негромко комментируя:
— А мы вашего офицера схарчим, многоуважаемый Семеныч, — длинноносый мужик двинул камень по небольшой площади, отодвинув в сторону другой.
— Ну и совершенно напрасно, — ответил старик и подойдя к камням, передвинул какой-то вперед, — тогда тебе шах, Алешенька.
Алешенька на несколько секунд завис, оценивая диспозицию. Макс, внимательно осмотрев ристалище, уже понял что происходит — два заключенных играли в шахматы и играли они чем могли, в данном случае небольшими камешками. Макс молча глядел на игру, просчитывая на несколько ходов варианты и у одного, и у второго. Максим умел играть в шахматы, правда эту игру он не любил, она требовала усидчивости. А сейчас в депрессивном состоянии, считать выходило на несколько порядков легче, да и от неприятного нытья измученного тела отвлекало. Носатый играл из рук вон плохо. Старый даже поддавался ему, лишь бы продлить игру на как можно больший срок. Но выходило плохо.
— А я пешечку вот так выведу! — довольно заявил носатый Алеша.
Макс только цыкнул зубом и критически помотал головой. Длинноносый не обратил внимания, зато старик, стоя спиной, каким-то невообразимым образом все увидел. Семеныч двинул камень по игровому полю и с грустью произнес:
— Шах и мат, Алеша, — после собрав все камешки в кучку начал вновь раскладывать их на поле, — я так понимаю, молодой человек, игра моего оппонента не пришлась вам по вкусу?
На этот раз обращение было адресовано Максу и это поняли все.
— Старый, ты в поддавки играешь, а не в шахматы, — сухим, хриплым голосом выдавил из себя Макс.
— Так может вы, составите мне компанию? — предложил Семеныч, подбрасывая в руке небольшой камешек.
— Я бы с удовольствием, вот только у меня тело самую малость ноет, после «холодной», — Максим окончательно присел на задницу, — если тебя не затруднит двигать камешки самому, то можем попробовать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Новый соперник — это прекрасно! — старик поставил на поле последний камешек и сделал свой ход, — тогда, молодой человек, я играю белыми.
— Пешка перед ферзем, на одну позицию вперед, — отдал команду Макс.
Старый без особых раздумий сделал следующий ход:
— А к вам как обращаться, молодой человек? — деловито поинтересовался старик, разглядывая Макса.
— Максим, — сухо произнес наш герой, раздумывая над следующим ходом.
Пока игра двигалась по классической схеме и ошибок старый не делал. Впрочем, не делал их и Макс, глубоко в душе поражаясь, как он вообще способен так хорошо играть, в столь плачевной ситуации. Шла восемнадцатая минута игры, когда старый задал нескромный вопрос:
— Максимилиан, а вы по какой статье здесь прибываете? — словно невзначай спросил старик, даже не отвлекаясь от импровизированного шахматного поля.
— А тебе не все ли равно, старый? Мы все здесь сидим, плюс-минус за одно и тоже. Так какая к черту разница что я натворил?
Старый обернулся на Макса, поморщил лоб и сварливо произнес:
— Не стоит делать поспешных выводов и ровнять всех под одну гребёнку. Я оказался здесь, в отличии от вас по недоразумению.
Впервые за всю игру потеряв спокойствие, старик совершил ошибку, которая при должном старании через четыре хода должна была привести Макса к победе. Максим довольно ухмыльнулся, он прекрасно понял, как можно обыграть этого сварливого самодовольного старика, его нужно просто вывести из равновесия:
— Ну, ну, — не скрывая скепсиса, ухмыльнулся Максим, — мы тут все мясники да грешники, а ты у нас святая жертва правосудия. Ну давай! Делай ход гроссмейстер.
Слова про гроссмейстера не сильно зацепили старика, зато его чуть не перекосило от злости, когда Максим назвал его безгрешным и Семеныч совершил свою следующую, вторую по счету ошибку. Сначала сварливый старик положил камешек, а уже после он осознал, что попал.
— Ты же, наверное, понимаешь, старый, что через четыре хода гарантированно получишь мат?
Ехидная улыбка растянулась на лице начинающего шахматиста. Видимо Семеныч не принял в серьез молодого человека, а по сему, не выкладывался на полную и довершили игру две глупейшие ошибки, совершенные на эмоциях.
Старик молча ходил вокруг импровизированной доски просчитывая комбинации, все это хождение вокруг да около длилось минут пятнадцать.
— Старый, да сходи ты уже конем! Ну нету у тебя другого выбора. Ты проиграл.
Семеныч продолжил размышлять над дальнейшим развитием игры, напрочь проигнорировав молодого нахала. Спустя пять минут, он наконец решился на ход конем. Складывалось стойкое ощущение, что старый принялся затягивать концовку игры.
— А ты откуда к нам приехал? — наконец прервал молчание гроссмейстер Леша, исполнив ход Макса.
— Из Энска. Есть такой город недалеко от столицы нашей замечательной родины.
— О, Семеныч, а вы с ним земляки, — несвоевременно заметил носастый Леша.
Семеныч только зло глянул на бывшего соперника и тот как-то сразу съёжился под натиском тяжелого взгляда.
— И как там Энск поживает? — проведя очередной ход поинтересовался случайный землячек.
— Стоит, — почти безразлично ответил Максим, — дороги, как и раньше, яма на яме. Чиновники по-прежнему воруют. Дети растут. Собаки гадят. В общем, все, как всегда. Только высоток больше стали строить.
Старик нервно поднял камень, который у него был за ферзя и нехотя поставил рядом с конем.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ладьей кушаю ферзя. Шах и Мат.
Максим от своей стенки еще раз оглядел картину игры. Старик сжал губы в тонкую нить и подошел поближе к Максу:
— Ты бы, Максимилиан, не сидел спиной к холодной стене. Застудишь себе чего-нибудь. У нас тут врачей нормальных нет. Да и на чаяния наши все ложили с прибором.