Ху Вэй вздрогнул всем телом и впился глазами в лицо Ху Фэйциня, заметив, что сквозь фарфоровую бледность начинает просвечивать слабый румянец.
– Фэйцинь? – позвал он с замиранием сердца.
До слуха Ху Фэйциня этот оклик долетел слабым: «…цинь». В ушах у него ещё звучала пустота. Он сделал над собой усилие и открыл глаза. Солнечный свет ослепил его, Ху Фэйцинь зажмурился, накрыл глаза ладонью. Он понятия не имел, сколько времени провёл в медитации. Но если судить по воплю Ху Вэя, то, вероятно, медитировал он долго: вряд ли Ху Вэй стал бы так вопить попусту.
Он поморгал и спросил:
– Какое у меня лицо?
Сражение с Тьмой происходило в его сознании, но он не знал, что случилось с его телом за это время. Тьма могла его очернить или оставить на нём метку. Он слышал, что некоторые после применения Песчаной длани получали отметины на тело, чаще всего на лоб или подбородок.
– Успел забыть, как выглядишь? – язвительно спросил Ху Вэй, но голос его дрожал от плохо скрываемой радости, что Ху Фэйцинь очнулся.
Ху Фэйцинь со скрипом вытянул руку и толкнул Ху Вэя в плечо. Тот повалился навзничь и захохотал, взбрыкивая ногами.
– Бешенство подхватил, что ли? – сказал Ху Фэйцинь недовольно.
Ху Вэй схватил его за лицо ладонями и принялся оглядывать и ощупывать. Ху Фэйцинь недовольно морщился, но терпел, понимая, что Ху Вэй всего лишь хочет удостовериться, что с ним всё так. Судя по его реакции, никаких меток у Ху Фэйциня на лице не осталось. Ху Вэю явно нравилось то, что он видит и трогает.
– Я у тебя про лицо спрашивал, – вспыхнул Ху Фэйцинь, – куда ты руки… Ху Вэй!
Ху Вэй тут же воспользовался случаем, но Ху Фэйцинь ухватил его за воротник. Меньше всего ему хотелось сейчас тратить силы ещё и на это, но он знал, что Лис-с-горы так просто не отступится. Он уже потребовал ответа, почему Ху Фэйцинь упрямится.
– Потому что это неподходящее место, – вильнул Ху Фэйцинь.
– Хм, – сказал Ху Вэй, прожигая его взглядом, – значит, если место будет подходящее…
Прежде чем Ху Фэйцинь успел запоздало возразить, что вовсе не это имел в виду, Ху Вэй живой рукой подхватил его и утащил из южного флигеля в юго-восточное крыло – в собственные покои. На Ху Фэйциня накатила такая слабость, что он едва мог сопротивляться.
Он прикрыл глаза и прошептал едва слышно:
– Я так устал, Ху Вэй… я смертельно устал…
Он не думал, что Ху Вэй проявит чуткость, но тот тут же оставил его в покое, набросил на него одеяло и велел:
– Спи.
Ху Фэйцинь заснул моментально, даже не успев додумать мысль до конца, и спал беспробудно четверо суток. Ху Вэй всё это время сидел подле него и бдел.
Когда Ху Фэйцинь проснулся, то обнаружил, что Ху Вэй сидит на полу, уткнувшись лицом в край кровати, и спит, а рядом с ним в точно такой же позе сидит и спит Недопёсок.
Лисы нередко спали сидя, уткнув морды в стену или в другой подходящий предмет. Зачастую это случалось, когда засыпали на ходу, где придётся. На Лисьей горе лисы засыпали, ткнувшись мордами в стволы собственных персиковых деревьев.
«Набираются Лисьего Дао», – ехидно ответил тогда Лис-с-горы на вопрос Господина-с-горы, что происходит.
Недопёска Ху Фэйцинь будить не стал, но Ху Вэя потормошил за плечо. Тот открыл глаза, сонно на него поглядел. Ху Фэйцинь уложил его в кровать. Сейчас он подумал, что Ху Вэй, должно быть, вымотался не меньше его самого. Судя по пульсу, он не спал уже несколько дней или даже дольше, и его Лисье пламя горело очень неровно.
«Выспится и будет как после линьки», – гласило лисье присловье, и Ху Фэйцинь неоднократно убеждался, что сон – лучшее лекарство почти от всего на свете.
– Ты от меня не улиснёшь… – невнятно пробормотал Ху Вэй, прижимаясь щекой к подушке, ещё хранившей тепло самого Ху Фэйциня.
Ху Фэйцинь подумал, что лучше ему быть подальше отсюда, когда Ху Вэй выспится и проснётся.
[170] Его Лисичество Фэйцинь спасает Ху Цзина от «осады»
Ху Фэйцинь покинул юго-восточное крыло и принялся плутать по поместью Ху в поисках Ху Цзина или Ху Сюань. Он ещё помнил разговор, состоявшийся до применения техники Песчаной длани, и до сих пор считал, что ему нужно покинуть мир демонов, пока Небеса не разыскали его. Ему бы не хотелось, чтобы очередная небесная война началась из-за него. Он собирался расспросить лисьих демонов о существующих мирах, чтобы решить, куда отправиться дальше, но для начала следовало разыскать самих лисьих демонов.
У него пропал нюх, Ху Фэйцинь обнаружил это, когда не смог разыскать след. Запахи он чувствовал, но восприятие их было притупленное… человеческое, что ли.
«Ещё не хватало!» – сердито подумал Ху Фэйцинь, который уже успел привыкнуть к лисьему обонянию.
Впрочем, он не сомневался, что это лишь временный побочный эффект от техники Песчаной длани. Он высвободил слишком много внутренних сил и ещё не успел восстановиться.
«Придётся расспрашивать лис-слуг», – подумал Ху Фэйцинь, но особых надежд на расспросы не возлагал. Он помнил, что лисы поместья его чурались.
Однако же, когда он окликнул пробегавшего мимо лиса-слугу, тот остановился и услужливо спросил:
– Да, ваше лисичество?
– Я хотел спросить… – начал Ху Фэйцинь, но тут же спохватился и поражённо переспросил: – Как ты меня назвал?!
Лис-слуга вильнул хвостом и повторил. Ху Фэйцинь поморщился. Это искажённое обращение резало слух. Не потому, что звучало чудовищно, а потому, что напоминало обращение к Небесному императору. Ху Фэйциню вовсе не хотелось вспоминать об отце.
«Придётся смириться», – подумал Ху Фэйцинь, понимая, что по имени называть его простые лисы ни за что не осмелятся, потому и придумали для него лисий титул.
На самом деле придумали это не лисы поместья Ху, а… Недопёсок. Он очень хотел, чтобы эти глупые лисы поняли, какой замечательный его шисюн! Если бы он с таким же усердием занимался культивацией, как напрягал мозги, чтобы придумать для шисюна приличествующий его божественности титул, Недопёсок давно бы уже щеголял с тремя или даже с пятью хвостами!
Сяоху первым назвал Ху Фэйциня «его лисичеством», лисы услышали, и подхватили, и растащили по всему поместью, и теперь каждая лиса, говоря о Лисьем боге, называла его именно так – «его лисичество», а особенно смелые добавляли ещё и имя – «его лисичество Фэйцинь», но таких было немного.
Этому лису-слуге посчастливилось первому обратиться так к самому Ху Фэйциню, и он был страшно горд.
Слухи распространялись быстро, и вскоре уже весь Лисоград знал, что «его лисичество» спас наследника Великой семьи Ху от Тьмы. Ху Фэйцинь тогда спал и даже не подозревал, насколько выросла его популярность у чистопородных лисьих демонов.
– Я хотел разыскать Ху Сюань или Ху Цзина, – сказал Ху Фэйцинь, решив смириться с олисичествлением. Если бы не гадкое послевкусие от сходства с «его величеством», звучал этот титул очень даже по-лисьи.
Лис-слуга завилял хвостом и ответил:
– Старшая госпожа в Лисограде на совете лисьих знахарей. А Лао Ху в осаде.
Ху Фэйцинь машинально покивал, но тут же вскинулся:
– Что?!
Лис-слуга состроил многозначительную физиономию и сказал:
– Свахи пронюхали, что Лао Ху сбросил личину, и осадили его с портретами красавиц.
Ху Фэйцинь смущённо засмеялся. Это ведь он вынудил Ху Цзина слинять.
– Попадаются отменные лисицы, – со вздохом добавил лис-слуга. – Жаль, что Лао Ху так категоричен. Лисята бы от них народились породистые!
– Хм… да… – отозвался Ху Фэйцинь всё ещё смущённо.
– Если вы его спасёте, ваше лисичество, – сказал лис-слуга воодушевлённо, – Лао Ху вам по десятый хвост благодарен будет!
– Как же я его спасу? – удивился Ху Фэйцинь. – И что это за десятый хвост?
– Присловье такое, – охотно объяснил лис-слуга, страшно довольный, что запросто беседует с Лисьим богом, вот остальные обзавидуются, когда он им об этом расскажет, а уж он расскажет, ничего не упустит. – Если бы Лисий бог повелел, они бы не осмелились ослушаться.