Она внимательно посмотрела на Ньюта.
– Видишь ли, никто не догадался двести лет назад, что Агнесса рассматривала «Прекрасные и верные пророчества» как своего рода фамильную реликвию. Многие из ее предсказаний имеют прямое отношение к жизни и здоровью ее потомков. Она как будто пыталась присматривать за нами, когда ее не стало. И мы думаем, именно поэтому она написала про Кингз Линн. Отец как раз в это время туда поехал, поэтому, с точки зрения Агнессы, он вряд ли мог попасть под шальную пулю в Далласе, а здесь у него было немало шансов получить кирпичом по голове.
– Какая милая дама, – заметил Ньют. – Ей можно даже простить то, что она разнесла в клочья целую деревню.
Анафема не обратила на это внимания.
– Вот так и обстоят дела, – сказала она. – С тех пор мы вплотную занялись расшифровкой ее пророчеств. В конце концов мы выяснили, что приходится примерно по одному пророчеству на месяц – на данный момент, чем ближе к концу света, тем больше.
– И когда же у нас намечается конец света? – спросил Ньют.
Анафема многозначительно посмотрела на часы.
Ньют издал чудовищный смешок, который, как он надеялся, звучал светски обходительно. После всех сегодняшних происшествий он чувствовал себя не вполне в здравом уме. И еще его смущал запах духов Анафемы.
– Можешь считать, тебе повезло, что мне не нужен секундомер, – сказала Анафема. – У нас есть, так… примерно пять-шесть часов.
Ньют тщательно обдумал ее слова. Потом обдумал еще раз. До сих пор у него ни разу в жизни не появлялось жгучее желание выпить, но что-то подсказывало ему, что сейчас самое время.
– А ведьмы держат дома выпивку? – осторожно спросил он.
– Да, конечно, – она улыбнулась так, как, возможно, улыбалась Агнесса Псих, роясь в ящике комода с нижним бельем. – Зеленое бурлящее варево, покрытое пенкой, на которой кишат всякие Твари. Ты же знаешь.
– Отлично. А лед?
На самом деле это оказался джин. И лед тоже нашелся. Анафема, воспитанная в лучших традициях ведьмовства, в целом не одобряла употребления крепких напитков, но не имела ничего против того, чтобы употреблять их самой.
– Я тебе рассказал о том, как из ямы на дороге вылез тибетец? – сказал Ньют, несколько успокоившись.
– Я про них знаю, – ответила она, роясь в бумагах на столе. – Вчера двое вылезли на лужайке у меня перед домом. Бедняги никак не могли взять в толк, что с ними произошло и что они должны делать, я напоила их чаем, они попросили у меня лопату и снова полезли в яму.
Ньют слегка расстроился, почувствовав, что его обошли.
– А откуда ты знаешь, что они с Тибета? – спросил он.
– Если на то пошло, откуда ты знаешь, что твой оттуда же? Он что, кричал «Омм!», когда ты его давил?
– Ну, он… он был похож на тибетца, – объяснил Ньют. – Оранжевый балахон, выбрит налысо… ну, в общем… вылитый тибетец.
– Один из моих неплохо говорил по-английски. По его словам, он чинил приемник в Лхасе и вдруг – раз! – и он в каком-то тоннеле. И без малейшего понятия, как добраться домой.
– Если бы ты посоветовала ему дойти до поворота, его могли бы подвезти на летающем блюдце, – мрачно сказал Ньют.
– С тремя пришельцами? И один из них – робот-недомерок?
– Они что, тоже сели на твоей лужайке?
– Судя по новостям, это единственное место, где они не сели. Они приземляются повсюду, во всем мире и ко всем встречным обращаются с короткой банальной фразой о космическом мире и гармонии, а когда эти встречные говорят: «Да? Ну и что?», они тупо смотрят на них и снова улетают. Знамения и знаки, точно как говорила Агнесса.
– И сейчас ты мне скажешь, что это она тоже предсказала, да?
Анафема порылась в старом картотечном ящике, который стоял перед ней.
– Я все собиралась занести это в компьютер, – сказала она. – Поиск по словам, и так далее, понимаешь? Сильно облегчило бы работу. Пророчества расположены как попало, но есть намеки, пометки от руки и так далее.
– Она писала пророчества в картотеку? – удивился Ньют.
– Нет, в книгу. Но я… ну, не могу ее найти. У нас, конечно, всегда были копии.
– Так ты ее потеряла? – вскричал Ньют, пытаясь привнести в беседу хотя бы тень юмора. – Спорим, она этого не предвидела!
Анафема одарила Ньюта таким взглядом, что он понял: если бы взглядом можно было убить, его тело уже лежало бы на столе в морге.
Потом она продолжила:
– За все эти годы мы составили неплохой алфавитный указатель, а дедушка разработал очень полезную систему перекрестных ссылок… ага. Вот оно.
Она бросила карточку через стол.
3988
Когда люди крокуса выйдут…
Крокус = шафран (см. 2003)
из Земли, а зеленые люди сойдут с Небес,
Пришельцы? Парашютисты?
не зная зачем, и копья Плутона покинут…
ядерные электростанции (см. вырезки. №№ 798–806)
крепости молний, и всплывут затопленные земли,
…Атлантида, выр. 812–819
и вырвется на свободу Левиафан,
…левиафан = кит (ср. 1981)
и Бразилия пойдет в лист,
…Южная Америка? в газеты?
тогда Трое сойдутся и выйдут Четверо,
3 = 4?
на скакунах из железа;
Железные дороги? («чугунный путь», ср. 2675)
говорю вам, конец уже близко.
– Это, конечно, расшифровано не заранее, – призналась Анафема. – Толкования я записывала, когда слушала новости по радио.
– Кроссворды, наверно, ваше семейство решает с невероятной легкостью, – заметил Ньют.
– Мне вообще кажется, Агнесса здесь уже выходит за рамки понимания. Фразы насчет Левиафана, Южной Америки, трех и четырех могут значить все, что угодно. – Она вздохнула. – Вся проблема в газетах. Попробуй-ка разберись: а вдруг Агнесса говорит о каком-нибудь мелком происшествии, на которое ты не обратила внимания? Знаешь, сколько времени утром уходит на то, чтобы тщательно просмотреть каждую утреннюю газету?
– Три часа десять минут, – без запинки ответил Ньют.
* * *
– Я так думаю, нам дадут медаль или еще что, – радостно заявил Адам. – За спасение человека из пылающих обломков машины.
– Они не пылали, – сказала Язва. – Они даже не очень-то и разломались, когда мы ее перевернули обратно.
– Но ведь могли, – заметил Адам. – С чего это нам не полагается медаль только потому, что чья-то старая машина не может вовремя запылать?
Они стояли, склонившись над ямой на дороге. Анафема вызвала полицию. Прибывшие полицейские объяснили появление ямы проседанием почвы и наставили вокруг ярко-оранжевые предупредительные конусы. В яме было темно и очень глубоко.
– А здорово было бы смотаться в Тибет, – сказал Брайан. – Изучить военные искусства, и все такое. Я смотрел старый фильм про одну долину в Тибете, там все живут сотни лет. Она называется Шангри-Ла.
– У моей тети домик называется «Шангри-Ла», – сказал Уэнслидейл.
Адам хмыкнул.
– Тоже мне умники, назвать долину в честь какого-то домика, – сказал он. – Еще бы «Дом, милый дом» назвали. Или «Родные пенаты».
– Все лучше, чем «Шомпола», – мягко заметил Уэнслидейл.
– Шамбала, – поправил его Адам.
– Это, наверно, одно и то же место. Может, просто и так, и так, – с неожиданной дипломатичностью сказала Язва. – Как у нас дом. Мы поменяли имя с «Хижины» на «Прекрасный вид», когда туда переехали, а нам все равно приходят письма на адрес «Тео К. Купьер, Хижина». Может, они ее решили назвали «Шамбала», а люди все равно говорят – «Родные пенаты».
Адам бросил в яму камешек. Тибетская тема начала ему надоедать.
– Чем займемся? – спросила Язва. – На ферме в Нортон-Боттом овец купают. Сбегаем, поможем?
Адам бросил в яму камень побольше и прислушался, ожидая звука удара о дно. Звука не было.
– Не знаю, – рассеянно сказал он. – Я считаю, надо что-то делать с китами, лесами, и всяким таким прочим.
– А что? – спросил Брайан, который обычно получал большое удовольствие от такого развлечения, как настоящее купание овец. Он принялся вытаскивать из карманов пакетики из-под чипсов и бросать их в яму, один за другим.
– Можно после обеда пойти в Тэдфилд и не съесть по гамбургеру, – предложила Язва. – Если каждый из нас четверых не съест по гамбургеру, им не придется вырубать миллионы гектар джунглей.
– Все равно ведь вырубят, – отозвался Уэнслидейл.
– Вот опять стихийный материлизм, – повернулся к нему Адам. – То же самое с китами. Вокруг просто ужас что творится. – Он взглянул на Бобика.
Ему было как-то очень не по себе.
Бобик, заметив внимание к себе, радостно вскочил на задние лапы.