Я, наверное, хмыкаю, когда это думаю, потому что любофф просыпается и поворачивается на звук.
– – Доброе утро, – – говорю и наклоняюсь, чтобы его чмокнуть.
– – И правда доброе, – – улыбается он. – – Что-то мне кажется, что уже очень поздно.
– – Бук показывает восемь.
– – Ох, что ж ты меня не разбудила?
– – А зачем?
– – Ну-у... как...
Поскольку ничего более содержательного он ответить не может, я перевожу тему.
– – Кофе будешь?
– – Кофе – – это хорошо, – – говорит он, протирая глаза. Я залпом допиваю свой и наливаю ему вторую порцию в свою освободившуюся пиалу. Джезва довольно большая, на две чашки хватает, даже если отцедить гущу.
– – Сахар, молоко?
– – Нет, нич... Ты что, мне кофе варила?
Вытаращился, как будто я ему этот кофе через минное поле принесла. Интересно, мы когда-нибудь вообще придём к равенству?
– – А почему нет? – – спрашиваю с лёгким вызовом.
– – Ну... как бы... у вас так принято? – – находится он.
– – Не то чтобы принято, – – говорю веско, ещё не хватало, чтобы он от меня каждое утро кофе в постель ждал, – – но и ничего особенного в этом нет. Так, хочется иногда приятное сделать. А у вас что, не так?
– – У нас замужние женщины не готовят.
Я закашливаюсь.
– – А что ж они тогда делают? Не работают, не готовят...
– – У всех свои развлечения, – – говорит он, садясь в кровати и принимая у меня пиалу. – – Есть всякие клубы, есть рукоделие. Ну ещё какое-то время на детей уходит.
– – Прекрасно. А мужчины, значит, и работают, и по дому хозяйничают?
– – Ну почему... – – медленно говорит Азамат, потом прерывается на глоток. – – повара можно нанять, а потом старшие дети подрастают... В бедных семьях, которые не могут себе этого позволить, конечно, и женщинам приходится, но большинство мужиков скорее надорвутся и сами все сделают, чем жену к плите подпустят, – – смеётся.
М-да, чувство хрустальной вазы усиливается троекратно.
– – Здорово, – – говорю. – – У нас-то вообще люди редко готовят. Покупают готовое или заказывают из ближайшей едальни. Но если кто и стоит у плиты, то скорее женщины. Так уж традиция сложилась. Так что ты не обижайся, если мне вдруг припрёт что-нибудь испечь, например.
Качает головой.
– – Ну хорошо, даже интересно, что вы едите на Земле.
– – Хлеб, – – говорю я с тяжёлым вздохом, отщипывая ещё сыра. Хлебопечку купить, что ли... – – А какие у тебя планы на сегодня?
Азамат, который уткнулся было в кофе, резко отрывается от этого занятия и как-то странно на меня смотрит. Ну что ещё не так?
– – А... зачем тебе?
– – Да я думала проверить твоё здоровье, а потом ещё по магазинам пройтись.
– – В смысле – – проверить моё здоровье? – – не понимает он. Приходится долго объяснять. В итоге он соглашается на анализ крови. Конечно, кофе уже принял, но мне общий-то не нужен, только на антитела и ДНК. Так что, допив и доев, мы перекочёвываем в мою «смотровую» .
Усаживаю Азамата на койку. Предложение закатать рукав вызывает у него лицевой спазм, но он всё-таки подчиняется. Руки по внутренней стороне все обожжены, я даже начинаю думать, что это следствие взрыва, а не просто ожоги. Уж очень рельефные шрамы. Ну да ничего, недаром я закупила пару тонн цикатравина. Совсем, конечно, не сведу, но хоть не так жутко будет выглядеть.
Хорошо хоть вена обнаруживается не прямо под рубцами, а то фиг бы я проковырялась. Азамат с интересом смотрит, как я из него тяну кровушку. Видимо, не больно. Закончив, для проверки щиплю его за другую руку:
– – Так больно?
– – Нет, – – улыбается он недоумённо. Ясно, пишем, болевой порог завышенный. Кстати, теперь, когда у меня есть бук, можно вести истории болезни по-нормальному.
Кровь тут же отправляю в стильный новенький анализатор с блестящей зеркальной крышечкой. Очень меня веселит эта мода закашивать дизайн оборудования под автомобили. Ну а пока оно там крутится, возьмёмся за цикатравин.
– – Вот скажи мне, – – говорю Азамату, который смотрит на меня выжидательно, как примерный ученик на интересном уроке. – – Ты шрамы свои чем-нибудь мажешь?
Весь энтузиазм в его взгляде сразу издыхает.
– – Нет... зачем?
– – Ну, видишь ли, есть средства, которые могут смягчить рубцовую ткань. Я не могу обещать, что шрамы совсем исчезнут, но по крайней мере они станут менее заметными.
– – Ты... ты предлагаешь меня лечить? – – недоверчиво спрашивает он, не сводя глаз с тюбика в моих руках.
– – Ну да, я для того и здесь, чтобы лечить. Методик лечения шрамов вообще много, но для тебя, пожалуй, подходят две: мази и лазер.
– – Какой ещё лазер?
Объясняю технологию лазерной коррекции. Он мотает головой так категорично, как будто уже пробовал и не помогло. Интересно.
– – Почему нет?
– – Будет только хуже. У меня есть один знакомый, у него на руке был небольшой шрам, и он пытался его на Гарнете свести в каком-то «лазерном центре» . Так у него потом так чесалось это место, что он расчесал, и остался шрам втрое больше.
– – Ну, у него могла быть аллергия на сопровождающие медикаменты... или это был келоидный шрам... Да и вообще, это же другой человек, а лечение всегда индивидуально.
По лицу дорогого супруга понимаю, что, может быть, смогу его убедить в своей правоте через пару лет, если он освоит хотя бы школьный курс анатомии. Чёртовы дикари.
– – Ладно, – – говорю. – – Против крема никаких предрассудков нет?
Пожимает плечами.
– – Не знаю уж, что им можно сделать, но если ты хочешь, то я попробую.
– – Азамат, из нас двоих тебя больше волнует твоя внешность, – – сообщаю я, выдавливая мазь на пальцы. Встаю на колени на кровати рядом с ним и принимаюсь втирать – – начинаю с лица. Он отстраняется.
– – Лиза, да ладно, я сам, чего ты...
– – Того, что просто намазать мало, надо втирать, а я что-то не чувствую в тебе энтузиазма для этого. Потерпи уж, голову не откручу.
– – Но тебе же неприятно...
– – Мне что-то кажется, что тебе самому гораздо неприятнее, – – хмыкаю. – – А я привычная, у меня работа такая. Ладно, на вот, пока я тут занята, втирай в ладони.
Азамат смиряется и покорно позволяет мне разобраться с его физиономией и шеей, а сам тем временем честно трёт руки.
– – Дай хоть посмотреть, может, там впиталось, – – говорит через некоторое время.
– – А ты что, не чувствуешь?
– – Ты думаешь, этими шкварками что-то можно почувствовать? – – кривится он. Ох ну нифига себе...
Беру одну его руку, провожу по ладони.
– – Чувствуешь меня?
– – Ну, если специально об этом думаю, то да.
Н-да, с их регенерацией можно считать, что этим шрамам все тридцать лет, заживает-то всё в два-три раза быстрее, уже даже болевых ощущений не осталось, как окаменели.
– – Тем более надо мазать, – – говорю. – – Тебе же так неудобно!
Он смеётся, дескать, неудобство – последняя из его проблем. Ну-ну. Руки вообще выглядят страшновато: вся ладонь искорёжена, пальцы неровные.
– – Можно спросить, что с тобой случилось? – – говорю осторожно и быстро добавляю: – – Если не хочешь, можешь не отвечать.
Пожимает плечами, дескать, почему нет.
– – Граната в руках рванула. Малого радиуса, а то бы не выжил, но...
Да уж, удивительно, как выжил-то. Сжимаю его ладонь крепко в знак сочувствия.
– – Я сделаю всё, что могу, – – говорю убедительно. – – А теперь давай снимай свитер.
Как я и ожидала, это не так просто. Тут вам и ужас в глазах, и кровь к лицу приливает, и всякое бормотание про то, что он обойдётся, да это не важно, он сам, и вообще под одеждой не видно...
– – Азамат, – – говорю серьёзно. – – Давай-ка по-хорошему, а то я тебя усыплю и всё равно сделаю по-своему.
Идея разделить судьбу Алтонгирела ему не шибко нравится, так что он всё-таки неохотно, медленно стаскивает свитер.
Боже, что там творится. Вся грудь разворочена – – ну, этого я ожидала. Но оно всё воспалённое, шелушится... мать моя женщина.
– – Тебе, – – говорю, – – точно не больно?
Азамат, отвернувшись как можно дальше в сторону, цедит сквозь зубы:
– – Нет.
– – И давно покраснение?
Не могло же у него пятнадцать лет воспаление не прекращаться!
– – Пару недель... это периодически случается.
В этот момент пищит анализатор, и мы оба подскакиваем. Тест отрицателен на все венерические, зато кровь радостно рассказывает мне всё про воспаление на груди. Наконец-то нашёлся благодарный слушатель!
Ладно, цикатравин бактерицидный, хотя антибиотиков кто-то сейчас получит прямо внутривенно.
Азамат настолько удивляется тому, что я его снова колю, что даже поворачивается.
– – Зачем?..
– – Маленькие гады жрут тебя изнутри, – – говорю доходчиво. – – Их надо отравить.