Читать интересную книгу Когда явились ангелы (сборник) - Кен Кизи

И женщины даже не чувствовали, что мы торчим.

Дэви стоял у бочонка, пил пиво и хмуро наблюдал за нами. Он ни разу не двинулся с места, чтобы помочь, и только раз я увидел на его лице улыбку – когда Перси предложил нам способ избавиться от лишнего труда.

– Знаете что? Я вам скажу: надо скрестить ваших дурацких телят с этими голубями. – Он поддернул ремень, как голливудский коровий барон, и на техасский манер протянул: – Сами будут возвращаться домой. Почтовые коровы.

Все засмеялись, хотя с трудом удерживали очередного теленка. Перси гикнул, шлепнул себя по бедру и толкнул локтем Квистона.

– А, Квист? Почтовые коровы?

– Идея! – сказал Квистон. – Почтовые коровы! – Он всегда подражал старшему парню и сейчас, так же поддернув штаны, протянул: – Знаете что? Надо пойти на пруд и поймать этого зверя. Папа обещал поймать.

– Какого зверя?

– Ну, чудовище.

– А, правильно, – вспомнил Перси. – Пока не стемнело. Вытащим его и поставим клеймо.

– У насосной, говоришь? Там глубоко.

– Я донырнул.

– Да, пап. Перси донырнул.

Я встал и огляделся, высокий, как башня. Все под контролем. Пастораль. Буколика. Свежие кедровые стружки золотятся под солнцем. Коровы усмирены и спокойны. Огромный флаг не столько развевается на ветру, сколько сам веет, словно большая пестрая ладонь волнует воздух, отгоняя мух.

Бадди опустил заиндевелое клеймо в дымящийся бак и посмотрел на меня.

– Сколько осталось? – спросил я.

– Всего три. Два маленьких легких ангуса и вон тот настырный пегий монгол.

Я снял одну перчатку, обтер потную голову. И только тут понял, что с меня градом льет пот. Бадди пристально смотрел на меня.

– Ладно. Пойдем. Выхолостим страшилу, пока не расплодился.

– Вперед, дядя Девлин! – крикнул Перси.

– Вперед! – подхватил Квистон.

Я прошел за ребятами мимо тенистого клена, под которым Доббз возился со звуковой аппаратурой. В одной руке у него было холодное пиво, в другой – включенный микрофон, и он лыбился, как блин на сковородке.

– Приветствую! – сказал он в микрофон. – Я вижу, идут некоторые гладиаторы, любители родео. Может быть, удастся расспросить. Скажите, друг, как там дела на арене? Отсюда похоже, что вы управляетесь с буренками довольно ловко.

– Мы их подморозили! – ответил за меня Перси, взяв микрофон. – Оставили сменщиков заканчивать.

– Да, Доббз, – гордо добавил Квистон. – А теперь идем за этим зверем на дне пруда!

– Слышите, друзья? С арены прямо в черную лагуну[125], без передышки. Похлопаем отважным ковбоям.

Женщины, готовившие картофельный салат за лужайкой, ответили приветственными криками. Доббз поставил новую пластинку.

– В их честь, друзья и соседи, – Боб Нолан и «Сыновья пионеров» исполнят бессмертную «Холодную воду». Давай, Боб!

Он выключил микрофон и подался ко мне.

– Ты как, старик?

Я сказал, что в порядке и даже лучше. Супер. Иду с этими, смою пыль перед обедом, пахнет изумительно, пошел догонять ребят.

От запаха мяса, шипящего на решетке, у меня перехватило горло. Но потребности подкрепиться я не ощущал. Каждая клетка тела будто лопалась от топлива, которого хватит на десять лет.

Пруд дрожал под солнцем. Ребята уже скидывали одежду на маргаритки. Со склона позади донеслись торжествующие крики: ковбои поймали пегого монгола, и хмельной голос Доббза присоединился к «Сыновьям пионеров», сообщая, что он дьявол, а не человек и поливает горящий песок водою…

«…холодной, чистою водою».

Я знал, что она будет холодная, но не очень чистая. Даже когда она не отражала солнце тебе в глаза, спирогира и рдест не позволяли заглянуть в нее глубже чем на метр. Я сел и принялся расшнуровывать ботинки.

– Так, ребята, где там прячется ваш водяной?

– Я вам точно покажу, – пообещал Перси и вскарабкался по лестнице на крышу насосной будки. – Я нырну и найду его. Тогда пущу пузыри, чтобы вы его подняли.

– Найдешь, так почему сам не поднимешь?

– Потому что он слишком большой для ребенка, дядя Девлин. Его только взрослый мужчина поднимет.

Он натянул очки и улыбнулся мне, как проказливый водяной. Потом набрал в грудь воздуху и прыгнул с криком. Всплеск нарушил блестящую гладь, и в первые мгновения мы видели, как он по-лягушачьи уходит в глубину. Вода сомкнулась над ним. Квистон подошел и стал рядом. Я стянул ботинки и джинсы, закинул их в будку, загородил глаза от солнца и вглядывался в воду. Ни пузырька, ни рябинки.

Чуть ли не через минуту Перси вынырнул, отплевываясь. Он подплыл к берегу и вылез, ухватившись за мою руку.

– Не нашел его, – пропыхтел он, упершись руками в колени. – Но найду!

Он снова взобрался на крышу и нырнул. На этот раз – молча. Вода скрыла его. Квистон просунул руку в мою.

– Перси сказал, у него зубы как у акулы и шкура как у носорога. Может, просто выдумал.

– Перси никогда не был надежным источником.

Мы, щурясь, смотрели на воду, ожидая сигнала. Ничего, кроме слабого никелевого колыхания. Квистон сжал мою ладонь. Наконец Перси вырвался на поверхность.

– Наверное, глубже, чем я думал, – пропыхтел он, выползая на берег.

– Пруд глубокий, Перси.

– Я знал, что ты выдумываешь, – с облегчением сказал Квистон.

Перси покраснел и сунул кулак ему под нос.

– А вот это видал? Свяжешься с Персом, получишь перцу.

– Спокойно, Перси. Не кипятись. Идите, ребята, на мелкий конец, на головастиков поохотитесь.

– Ага, пошли! – Квистона не очень привлекала темная вода под насосной – даже без чудищ. – На головастиков в рогозе!

– Я на головастиков не охочусь, – сердито объявил Перси и полез по лестнице.

Он сорвал очки и отшвырнул, словно они были причиной неудачи. Вдохнул и прыгнул. Вода взлетела, поколыхалась и замерла. Я влез наверх, чтобы смотреть не под косым углом. Непроницаема, как листовая сталь. Квистон окликнул снизу:

– Пап?..

Я смотрел на воду. Перси не всплывал. Я собрался уже нырнуть за ним, но тут его лицо появилось на поверхности.

Он полежал на спине, работая ногами, потом поплыл к берегу.

– Ничего, Перси! – крикнул Квистон. – Я тебе верю. Мы верим, правда, папа?

– Конечно. Там может быть что угодно – утонувший сук, шезлонг, тот, что Калеб бросил прошлой осенью…

Перси отверг протянутую руку Квистона и выполз по илистому берегу на траву.

– Никакой не сук. И не шезлонг. Может, и не чудовище, но никакая там не мебель. Идите на фиг!

Он обхватил колени и поежился. Квистон посмотрел на меня снизу.

– Ладно, ладно. Посмотрю, – сказал я, и ребята радостно закричали.

Я снял часы, бросил их Квистону и поднялся на высокий край крыши. Зацепился пальцами ног за край фанеры, крытой рубероидом, и начал дышать. Я чувствовал, как кровь насыщается кислородом. Мальчишка не знал этого приема опытных ныряльщиков. Кроме того, он выпрыгивал слишком далеко и входил в воду не вертикально. Я войду чище… еще три вдоха, пригнуться, прыгнуть как можно выше и сложиться.

Но уже в прыжке я переменил намерение.

Прыжки в воду не мой конек. Попрыгать мне довелось только в тот год, когда отец служил на Мейр-Айленде, а мы учились в Бойес-Хот-Спрингсе. Бадди и я были в возрасте Перси и Квистона. Друг отца, отставной боцман, после школы учил нас прыгать с трамплина. Бадди научился прилично делать полтора оборота. У меня не пошло дальше «обратной ласточки» – прыжка с вращением назад, когда ты прыгаешь, выбрасываешь ноги вперед, откидываешься в воздухе назад и летишь животом близко к трамплину. Это выглядит опаснее, чем есть на самом деле.

Надо только выпрыгнуть подальше.

И, оторвавшись от крыши, я понял, что прыгнул довольно далеко. Я был в восторге от своих мышц, способных на такой далекий и высокий прыжок, и, решив, что будущее – вот оно, настало, сделал «ласточку».

Впервые за двадцать с лишним лет. Но все происходило в замедленном времени – я успевал вспомнить все движения и правильно их выполнить. С томной грацией я лег в воздухе навзничь, раскинув руки и выгнув грудь и живот к изумленному небу. Это было чудесно. Надо мной кружили голуби, восхищенно воркуя. «Сыновья пионеров» завели следующую балладу: «И выехал старый ковбой…» Ветер обвевал мою шею и подмышки, солнце грело бедра, пахло скворчащим мясом – и все это в ленивом сибаритстве, невесомом парении. А потом, где-то под этими земными ощущениями или позади них, далекие и в то же время тревожно внятные, послышались иные звуки, которым предстояло длиться и нарастать на протяжении всего этого ужасного остатка дня и вечера. Это не был знакомый вой обезглавленной ведьмы, какой слышишь на отходняке после пейота, и не многоголосые споры ангелов с чертями, какие порождает ЛСД. То звуки просто неземные. А здесь – слова не подобрать – ледяное шипение иссякающей энергии, мрачный скрип пустоты, трущейся о другую, как скрипят друг о друга воздушные шары. Не давай ему пугать себя, он сказал, освободись, пой вместе с ним – и я запел себе: «О, слушай, как энтропия шипит…»