Уильям стоял за дверью.
Глава семнадцатая
Крессида
— Я сплю, — сказала я себе. — Это не реально.
— Это реально, детка, — прорычал Кинг.
— О боже мой, о боже мой, о боже мой, — напевала я, не в силах пошевелиться и привязанная к рельсам, пока поезд несся ко мне.
— Крессида, детка, — прорезался сквозь мою панику голос Кинга. — Послушай меня. Открой дверь и избавься от него. Если он не уйдет, я разберусь с ним, хорошо?
— Ты не можешь, — сказала я, мой голос был на октаве, которую я никогда не слышала раньше. — Он не может видеть тебя здесь. Он думает, что я встречаюсь с твоим чертовым отцом, а ты мой чертов студент!
— Глубоко, блять, дыши сейчас, детка. Если ты взбесишься, я взбешусь, а мы не можем допустить, чтобы я убил твоего бывшего мужа, да?
— Да, — согласилась я, потому что я определенно не хотела, чтобы он попал в тюрьму, даже если я вроде как хотела увидеть, как он избивает Уильяма.
— Мы собираемся пройти через это вместе. Это чертовски не вовремя, потому что у меня были планы съесть свой яблочный пирог, а потом съесть тебя, но мы отложим это на потом. Я не жалею о том, что я здесь. Я рад, потому что помогу тебе избавиться от него навсегда. А теперь иди и открой дверь — он прижал ко мне крепким поцелуем, как знак препинания, и спрыгнул со стойки.
Я ждала, пока он исчезнет где-то в доме, чтобы глубоко вздохнуть и собраться с мыслями.
— Крессида, — снова позвал Уильям из-за двери.
— Ты можешь это сделать, — сказала я себе. — Ты сильная, независимая женщина, и ты сможешь это сделать.
Я направилась к двери, затем остановилась и провела руками по лицу.
— Ты также бесстыдная блудница, которая только что провела ночь, трахаясь с великолепным мужчиной намного моложе тебя, который вместе со своим отцом «собирается» что-то сделать с мужем, требующим войти в твой дом, в то время как этот молодой мужчина прячется где-то внутри.
Еще один стук в дверь и шипение:
— Открой, блять, детка, — дононеслось откуда-то из дома.
— О боже, я попаду в ад, — пробормотала я.
Затем я открыла дверь.
К моему ужасу, передо мной стоял не только Уильям, но и моя мать.
— Что ж, давно пора. Невозможно представить, чтобы ты оставила гостей на крыльце замерзать до смерти, пока сама бездельничаешь внутри. Боже мой, уже почти одиннадцать часов, что ты делаешь в халате? — сказала Фиби Гаррисон, протискиваясь мимо меня и входя в мой дом.
Я тупо стояла в дверях, мои глаза были устремлены на Уильяма и моего отца, которые что-то доставали из машины и направлялись ко мне.
О мой гребаный БОГ!
— Крессида, пожалуйста, не говори мне, что ты готовишь пирог на завтрак? — позвала мама изнутри.
Мои глаза метались между приближающимися мужчинами и матерью, которая в данный момент рылась в моем доме, и я быстро приняла решение сосредоточиться на более серьезной угрозе. Я бросилась внутрь и увидела, что она открывает и закрывает все мои шкафы.
— Ты говорила мне, что это место очаровательно, — обвинила она меня, но не прекратила рыться в шкафах. — Это абсолютный стиль.
— Это работа в процессе, — защищалась я. — Как ты помнишь, у меня не было денег, когда я уезжала от Уильяма.
— Да, я помню. Так как же ты смогла позволить себе даже эту кучу хвороста? — спросила Фиби, наконец-то повернувшись и устремив на меня взгляд.
Это были мои глаза, смотрящие на меня, что я всегда находила утешительным, но сейчас я находила это невероятно тревожным, потому что они смотрели на меня с тем же осуждением, которое, как я знала, я использовала всю свою жизнь на таких людях, как Кинг и его братья. От одной мысли об этом у меня болел живот.
Я также не могла сказать матери, что взяла деньги у Лисандера, потому что, насколько мне было известно, я отлучила его от семейной церкви много лет назад.
Поэтому вместо этого я перешла в наступление.
— Что ты здесь делаешь, мама? Кажется, я помню, как ты что-то говорила о том, что никогда не навестишь меня здесь, потому что не хочешь, чтобы я привыкла к этой мысли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она поджала губы, но Уильям и мой отец вошли в кухню прежде, чем она успела прочесть мне лекцию о моей грубости.
— Принцесса, — позвал отец, как только увидел меня. В следующую секунду я оказалась в его объятиях, его сигара и запах газетной бумаги были мне так же знакомы, как и мой собственный.
Питер Гаррисон не был плохим человеком, но он был простым, и это само по себе было плохо. Он вставал каждое утро в шесть утра, прочитывал всю газету «Глоб энд Мейл» от начала до конца, затем шел на работу в UBC, где каждый год читал одни и те же шесть курсов на кафедре классики, затем возвращался домой к маме и ужину на столе к шести-тридцати вечера, после чего проводил ночь за работой или чтением в своем кабинете. Простая жизнь. Простой человек. И, в его глазах, простые отношения с дочерью.
Он очень любил меня, но не понимал, и это было выше его сил.
Поэтому я обняла его в ответ и наслаждалась кратким мгновением покоя в папиных объятиях.
— Почему ты еще не одета, ведь уже почти одиннадцать часов? — спросил Уильям, повторяя слова моей матери, когда ждал своей очереди, чтобы прижать поцелуй к моей щеке.
Я приняла поцелуй, но сделала большой шаг назад, когда он закончил.
— Почему ты здесь в одиннадцать часов в воскресенье? Почему ты вообще здесь?
Он моргнул, глядя на меня.
— Ты не возвращалась домой, а когда я увидел тебя с этим ужасным байкером, я понял, что должен взять дело в свои руки.
— Так ты привел моих родителей и устроил мне засаду в воскресенье? — язвительно спросила я.
— Да, — заявил он.
— Я могу ударить тебя прямо сейчас, — процедила я между зубами.
— Крессида Филлипа Айронс, не разговаривайте так со своим мужем! Я знаю, что учила тебя лучше. — упрекнула меня мама, разгружая продукты, которые принесли мужчины.
— Мама, почему в моем доме лежат продукты, которые я не покупала? — спросила я на удивление спокойным голосом.
Как я собиралась заставить их уйти, когда они уже явно освоились? Я подумала о Кинге где-нибудь в моем доме, и тревога подхлестнула мою кровь, как свинцовое отравление.
— У нас здесь воскресный ужин, потому что ты отказываешься возвращаться домой, — сказала она в духовку, проверяя ее чистоту (оказалось, что ее очень не хватает) и устанавливая температуру.
— Нет, не отказываюсь. Я больше не хожу к тебе домой на семейные ужины, потому что это больше не мой дом! — кричала я.
Детская ярость и разочарование нарастали во мне, готовые вот-вот затопать ногами и вскинуть кулаки вверх. Эти реверансы имели смысл хотя бы потому, что они заставляли меня чувствовать себя ребенком, беспомощным против их «взрослых» мандатов превосходства, как будто мое мнение было недействительным, учитывая мой возраст.
Если так подумать, то становится понятно, почему меня тянуло к мужчине (намного) моложе. Я устала от стариков и их застоявшихся в грязи взглядов.
— Вы должны уйти, — приказала я.
Никто меня не послушал.
На самом деле, мой отец уже брал свое пиво из кулера, который они также принесли из машины, тот самый, который они с Уильямом использовали каждую субботу, когда ходили на рыбалку. Не слушая моего приказа, он спустился по четырем неглубоким ступенькам, отделяющим кухню от гостиной, и сел на мой потрескавшийся кожаный диван.
— Неплохо. — пробормотал он, похлопывая по подушкам.
Моя мама продолжала раскладывать ингредиенты для того, что выглядело как настоящий ужин из индейки, а Уильям просто стоял и смотрел на меня, словно ожидая моего выступления.
О, я бы выступила, но я была уверена, что ему не понравится шоу.
Я открыла рот, чтобы закатить истерику, извращенно предвкушая ее, когда вдалеке послышался низкий отдаленный гул мотоцикла.
— Я жду, когда ты расскажешь мне, что ты делала с этим преступником, — подтолкнул меня Уильям.