бы сказал, думающие наперед.
— В смысле?
— В том смысле, что семью стоит заводить с тем, кто обеспечит материально будущее потомство.
— И я о том же, — хмыкнула Мирослава. — Но все-таки Филатова выбрала необеспеченного Игнатовича. Получается, что Кудряшов прав, девушка потеряла голову от любви.
— И что это нам дает?
— Ничего, — пожала плечами Мирослава, — Отелло вон тоже любил Дездемону, а потом ее укокошил.
— Не укокошил, а зарезал, — поправил Морис.
— Ты что, хочешь свою образованность показать? — хмыкнула Мирослава.
— В смысле? — не понял он.
— Почти весь мир думает, что он ее придушил.
— Неважно, что думает мир, лично я уверен, что нельзя убить любимого человека.
— Это еще почему? — сделала вид, что удивилась, Мирослава.
— Рука не поднимется, — уверенно ответил Морис.
— Это смотря какой любовью страдает индивид.
— Что значит, страдает? — удивился Морис.
— Некоторые доктора считают, что любовь — это своеобразный недуг.
— Какая глупость.
— Тем не менее. Древние греки выделяли любовь нескольких видов. И если, например, Тамара испытывала в отношении Игнатовича любовь-одержимость, которую древние греки называли манией или безумием богов, то вполне могла пальнуть в неверного возлюбленного из пистолета, типа не доставайся же ты никому.
— Я что-то не понимаю, — проговорил Морис.
— Чего ты не понимаешь?
— Вы собираетесь искать доказательства виновности Филатовой или все-таки направите свои умственные и физические усилия на очищение девушки от подозрений?
— Одно другому не помеха, — заверила помощника Мирослава и пояснила: — Я собираюсь оставаться беспристрастной.
— Понятно. С чего начнете?
— С беседы с Шурой.
— Он-то тут каким боком?
— Наполеонов ведет это дело.
— Поздравляю.
— С чем?
— У вас появилась возможность узнать информацию из первых уст.
— Если только Шура не сомкнет свои уста из-за упрямства, сославшись на тайну следствия.
— Это он может, — улыбнулся Морис.
— Тем более что формулировка очень уж удобная.
Но втайне Мирослава была уверена почти на сто процентов, что сумеет вытрясти из друга детства, ставшего следователем, все, что ей необходимо.
Правда, поездку к нему она отложила на следующее утро. Однако ей снова повезло, Наполеонов позвонил ближе к вечеру и сообщил, что приедет сегодня к ним в гости с ночевкой.
— Конечно, приезжай, Шурочка! — воскликнула обрадованная Мирослава.
Однако голова Наполеонова настолько была занята следственными делами, что он, ничего не заподозрив, отключил связь.
— На ловца и зверь бежит, — порадовала детектив своего помощника и тотчас спросила обеспокоенно: — Что у нас сегодня на ужин?
— Если вам нужно умиротворить Шуру и лишить его воли к сопротивлению, стоит приготовить вкусное мясо и пополнить запас пирожных.
— Был бы он у нас, этот запас, — проговорила Мирослава скептически.
Пирожных в доме на самом деле не было. Оба детектива не были заядлыми сластенами в отличие от друга детства Мирославы следователя Наполеонова и обходились медом, ягодами, мармеладом и зефиром, который чаще всего Морис делал сам.
— Ладно, — сказала Мирослава, — ты займись мясом, а я съезжу за пирожными.
— Отлично, — согласился Морис, — у нас как раз лежит половина индейки.
* * *
В июне солнце долго не сходит с небес, поэтому, когда в приветливо распахнутые ворота на участок въехала белая «Лада Калина» следователя, солнце и не думало скатываться за горизонт.
Зная, что Шура предпочитает ужинать на кухне, детективы именно там и накрыли стол.
В доме пахло запеченным мясом, свежей клубникой, свежим хлебом. И поверх этих гастрономических ароматов накладывалось благоухание левкоя, который обожала Мирослава и, собрав букет в саду, поставила его в стеклянную вазу на обеденном столе.
Наполеонов, войдя на кухню, окинул оценивающим взглядом стол.
— Ты чего ввалился сюда с немытыми руками? — прикрикнула на друга детства Мирослава.
— Я только посмотреть, — улыбнулся Наполеонов, — если не возражаете, я по-быстрому душ приму, а то весь мокрый и усталый.
— Не возражаем, — за обоих ответила Мирослава.
Шура вернулся через несколько минут, завернутый в махровый халат. Так как он был постоянным гостем в коттедже Мирославы, то у него здесь были не только некоторые вещи, в том числе и халат, но и своя комната, которая так и называлась «Шурина». В ней Наполеонов спал, когда оставался в доме с ночевкой. А делал он это довольно часто. Особенно в теплое время года.
— Все! Кормите меня, — проговорил он, усаживаясь за стол.
Увидев запеченное мясо индейки, Шура радостно потер одну ладонь о другую. Во время ужина говорили о погоде, об урожае, который надеялись собрать детективы со своих плодовых деревьев и маленького огорода. То, что зрело в теплице, обычно съедалось в течение лета самими хозяевами и гостями.
К чаю открыли коробку с пирожными «Наполеон», и Шура окончательно подобрел и расслабился.
— Шур, у тебя сейчас много дел в производстве? — спросила Мирослава небрежно.
— Да уж хватает, — отозвался Наполеонов, не подозревая о подвохе.
— И подозреваемых в убийстве хватает?
— И не говори, — согласился он, потянулся и добавил: — Не понимаю я женщин, которые убивают своих любовников. Тоже нашлись мне Отелло в юбке. По-моему, легче расстаться, чем потом садиться в тюрьму.
— Я думаю, что женщину нужно сильно обидеть для того, чтобы она решилась на убийство, — проговорила Мирослава.
— Слава, ты, конечно, извини, — отозвался Наполеонов, — но среди ваших сестер есть такие оглашенные, что стреляют в мужиков, как в медведей на охоте, по самому пустяковому поводу.
— Например?
— Например, изменил он ей.
— Разве это пустяковый повод? — спросил Морис.
Шура пожал плечами и спросил: — Вот ты бы стал убивать девушку, если бы она тебе изменила?
— Я нет, — ответил Морис.
— А что бы ты сделал?
— Скорее всего, простил бы, — ответил Морис, имея в виду одну-единственную конкретную девушку.
— Вот! — Шура поднял вверх указательный палец. — Хотя ведь можно просто дать от ворот поворот. А она убила его наповал.
— Ты имеешь в виду Тамару Филатову? — невинно поинтересовалась Мирослава.
— А ты откуда знаешь? — встрепенулся Наполеонов.
— Сорока на хвосте принесла.
— Все ясно! Вас нанял этот малахольный.
— Какой еще малахольный?
Наполеонов пощелкал пальцами в воздухе.
— Этот… Вспомнил! Кудряшов!
— Почему же он малахольный? — удивилась Мирослава.
— Потому что, вопреки уликам, он уверен, что сбежавшая от него невеста вся в белом!
— Ты это в переносном смысле? — уточнила Мирослава.
— В каком хочешь, в таком и рассматривай. Парень был убит в ее квартире, из ее пистолета!
— Откуда у нее пистолет?
— От отца остался.
— Квартира была заперта?
— Не знаю!
— Что, значит, не знаешь?
— Она нам сказала, что когда она вернулась домой с работы, квартира была просто прикрыта.
— А парень?
— На полу в зале с простреленной грудью.
— Интересно… — произнесла Мирослава задумчиво.
— Очень! — насмешливо отозвался Наполеонов.
— Почему ты не допускаешь, что его мог убить кто-то другой?