Хундлингер, услышав, что кто-то вошел, обернулся.
— Что надобно здесь уголовной полиции? — спросил он недовольным тоном. — Здесь всего лишь мелкая кража со взломом. Вы ведь этим не занимаетесь?
— Кредитное бюро принадлежит человеку, труп которого нашли вчера на берегу Старого Дуная, — сдержанно ответил Нидл. — Его жена также умерла неестественной смертью.
Женщина заплакала. Красное лицо Хундлингера покраснело еще больше.
— Я не нуждаюсь в ваших поучениях. Здесь речь идет о краже со взломом, а это относится к нашей компетенции.
— Согласен, — быстро сказал Нидл. — Все, что не связано со смертью супругов Фридеман, меня не интересует. Согласны с таким предложением?
Хундлингер неохотно кивнул.
— Каким образом проникли преступники? — спросил Нидл.
— Через дверь, — грубо ответил Хундлингер. — Фрау обратила внимание, что дверь не заперта.
Нидл повернулся к женщине.
— Вас не было вчера в бюро?…
Женщина еще раз всхлипнула и утерла слезы.
— Моя фамилия Цигенхальс, — застенчиво произнесла она. — Вчера у меня был нерабочий день. После празднеств у господ Фридеман мы имели право на следующий день не работать. Но кто же мог знать…
Она вновь заплакала.
— Как была взломана дверь? — спросил Нидл участкового инспектора.
— Взломана? — повторил Хундлингер. — Она вовсе не была взломана. Негодяй имел подобранный ключ.
Нидл был потрясен беззаботностью, с которой Хундлингер вел дознание. Он пошел к двери и осмотрел замок. В отверстии он заметил едва видимый, прозрачный, точно из стекла, осколок.
— Он работал с целлюлозной пленкой, — сказал Нидл. — Дверь дома была заперта?
— Нет, — ответила женщина, прекратив всхлипывать. — Дворник сегодня утром уже обратил на это внимание.
— Тогда все случилось прошлой ночью, и дверь дома была открыта тем же способом, — сказал Нидл. — С таким замком справится и ребенок. Что украдено?
Фрау Цигенхальс подошла к этажерке и указала на пустое место в ряду папок.
— Нет папки «28Т-У», — сказала она.
— И только? — Нидл посмотрел на нее с недоверием.
Хундлингер заложил руки в карманы пальто.
— И из-за такого пустяка они подняли на ноги полицию, — проворчал он.
Не обращая на него внимания, Нидл обратился к молодому чиновнику:
— Вы обнаружили отпечатки пальцев?
— Тысячи, — сказал молодой человек. — Полным-полно. Большинство ее. — Он кивнул в сторону женщины. — Но были и другие. Я не знаю, имеет ли смысл…
— По-видимому, нет, — сказал Нидл. — Но парочку снимите. Все остальное цело? Деньги, бумаги?…
— Думаю, что да, — сказала женщина. — Правда, у меня нет ключа от сейфа, но ведь он не поврежден…
Нидл подумал, что это еще не доказательство, но лишь спросил:
— Что было в папке?
— Переписка.
— С кем?
— В основном с ССА.
— О чем же переписывалось бюро с этой организацией?
— Доверие — основа нашего дела, — сказала Цигенхальс. — Мы не можем…
— Но поскольку папка украдена, — прервал ее Нидл, — вы никакой тайны не выдаете. Можете спокойно рассказывать.
Этот аргумент показался Цигенхальс убедительным, и она сказала:
— ССА иногда обращался к нам за кредитами, и господин Фридеман в меру своих сил стремился удовлетворять просьбы.
— Вам известны подробности?
— Нет. Последний раз речь шла о типографии, остальное я не помню…
Нидл был недоволен. Он никак не мог уловить, почему была украдена такого рода переписка. Очевидно, содержимое железного сейфа внесло бы ясность, но сейфом сейчас он заниматься не мог.
* * *
Обер-комиссар Шельбаум заглянул в комнату, где работали Нидл и Маффи, и сказал:
— Зайдите ко мне. Есть кое-что интересное.
Когда они вошли в его кабинет, он уже сидел за письменным столом и доставал сигару из деревянного ящичка. Маффи поднес зажигалку, Шельбаум откинулся и с наслаждением закурил.
— Сегодня утром я был в известном магазине на Таборштрассе, — сказал он, подмигивая Маффи. — Уж очень нужен был мне новый галстук. Полагаю, вам также известен этот магазин.
Маффи сник в смущении.
— Неплохой магазин, — сказал обер-комиссар, любовно рассматривая галстук. — Я имею в виду ваш магазин, Маффи. Жаль, что я не молод.
— И женат, — сухо добавил Нидл.
— И это тоже, — смеясь, согласился Шельбаум. — Во всяком случае, все было так, как вы рассказывали. Большего ваша подружка не знает.
Он посмотрел в окно на фасад стоявшей напротив полицейской тюрьмы.
— В нашей профессии, к сожалению, мало такого, чему можно было бы радоваться, — произнес он меланхолично. — Не лишайте себя этого малого, Маффи.
Юный криминалист в ответ пробормотал нечто невнятное.
— Есть известия о нашем друге Деттмаре? — спросил Шельбаум.
— Транспортная полиция обнаружила его автомашину на Лейштрассе, — сказал Маффи. — Известно, что он живет в отеле «Штадт Линц».
— Что предпринято?
— Отель под наблюдением, — ответил Нидл.
— Хорошо, — сказал обер-комиссар. — Этим мы займемся потом. Какие еще новости?
— Прошлой ночью совершена кража со взломом в кредитном бюро Фридемана, — добавил Нидл и рассказал о своем визиге.
Шельбаум поскреб свой двойной подбородок.
— Потом посмотрим, что в сейфе. На всякий случай поставим вопрос о конфискации, даже если это и окажется бесполезным.
Несомненно, самое важное было в этой папке.
— Но почему ее держали совершенно открыто на этажерке? — спросил Нидл.
— Потому что она не имела значения, пока Фридеман был жив. — сказал Шельбаум. — Лишь смерть Фридемана сделала ее опасной.
— Для кого?
— Если бы я это знал. Все же переписка с ССА…
— Вы полагаете, здесь замешана политика? — ошеломленно произнес инспектор.
— Пока я не знаю. Возможно, в ней вся суть дела. Для меня теперь совершенно ясно, что…
Он осторожно положил сигару на край пепельницы и попеременно посмотрел то на одного, то на другого.
— …Дора Фридеман была убита не своим мужем, — произнес он медленно.
От неожиданности лицо Маффи приняло глуповатое выражение.
— Я был в отделе экспертизы уголовной полиции, — сказал Шельбаум. — Следы на дверной ручке спальни соответствуют отпечаткам пальцев Доры Фридеман. Под ними обнаружены другие, но Дора, кажется, держала ручку последней.
— Что значит «кажется»? — спросил Нидл.
— Отпечатки были слегка стерты.
— Экономка или племянница… — начал было Нидл.
— Нет, — возразил Шельбаум. — Дверь была лишь притворена. Ее можно было толкнуть, не касаясь ручки. И обе, как они нас заверили, этого не делали.