Странно, что та жизнь не принесла ей ничего хорошего. Все что я знала о детстве Самюель, что прошло оно на юге Франции, в обедневшем и красивом замке, в большой семье отца-графа, просадившего свое состояние. Как позже она оказалась в Париже, и стала сначала куртизанкой, а потом, и вообще танцовщицей кабаре, я не знала, и скорее всего, знать не хотела. Мне хватало воспоминаний о пяти первых годах своей жизни, когда я жила с Фионой, пребывающей в постоянной наркотической неге.
Мне не хотелось думать об этом.
Я отпустила Самюель, с неохотой отрываясь от ее надежных рук, и поплелась наверх, чтобы переодеться. В отличие от Самюель у меня это заняло не больше пяти минут, я мельком глянула в зеркало и собрав волосы в хвост поспешила вниз, хотелось успеть избежать встречи с кем-либо из комитета, даже с Лив, матерью Теренса, самой приятной из них всех.
В гостиной Терцо и Грем, все еще спорили, но уже по поводу сапог, которые, как оказалось, одевают охотники, а не рыбаки. Жаль, что комичность этой ситуации никто не мог оценить кроме меня. Обязательно нужно будет позвонить Ричарду, уж он-то поймет.
Поцеловав родителей, я как можно скорее ретировалась из дому, и к моему счастью, первых гостей встретила уже на выезде со двора. Просигналив сестрам Стоутон, как можно скорее погнала прочь, сделав вид, что не замечаю их жеста остановиться и поговорить.
Сегодня мы собирались у Евы. Ее родители большую часть недели жили в Лондоне, она оставалась на попечении бабушки, мисс Серафимы Бойл, довольно эксцентричной особы, в которой я узнала администратора, что встретилась мне в первый учебный день. Мне было интересно увидеть родителей Евы, актеров театра. Если они хоть на половину такие, как Серафима, с ними должно быть очень весело. Ева, очевидно, ощущала дискомфорт в ее присутствии, и я понимала почему, — сама она слишком отличалась характером от бабушки, так же как и я внешне от Самюель.
— Чего-нибудь съешь, Пончик? — так меня она начала называть с первого раза как я гостила у них.
Ева покраснела до самых ушей и слабо запротестовала, но я не обижалась.
— Если вас не затруднит, — есть мне хотелось регулярно, и не надо было гадать, куда же все это лезет.
— Конечно же, не затруднит. Когда я была беременна мамой Евы, Ив, то ела постоянно, мой тогдашний муж боялся, что я лопну, — отмахнулась она, усаживая меня за стол на маленькой, почти в два раза меньшей, чем у меня дома, кухне. Передо мной сразу же появился кусок пирога с мясом, и стакан молока. — Евелин, не ест мяса, так что хоть ты мне составишь компанию.
Через минут пять к нам присоединились Бет и Теренс, столь же бесцеремонно затянутые на кухню. Ева нервничала и с кислой миной наблюдала за тем, как мы поедаем пирог. Она была вегетарианкой, и неодобрение, сквозившее в ее глазах, скрыть было не возможно.
— Бедная девочка, — качала головой мисс Серафима, — что это за глупости? Человеку неестественно не есть мясо. Вот во время второй мировой, у нас нормального мяса то и не было, мы ели то, что было в магазинах. Но ведь теперь есть все, что душе угодно, так зачем же так ограничивать себя.
Я на миг перестала жевать. Я лишь теперь поняла, что бабушка Евы, ровесница Калеба, и не стань он вампиром, был бы сейчас таким же как она. Я смотрела в ее изборожденное морщинами лицо, и не могла себе представить его таким же. Мне стало страшно.
— Я не ем мяса не потому, что ограничиваю себя в чем-то, — терпеливо объяснила ей Ева, несомненно, уже не впервые. — А потому что мне жалко животных, которых убивают ради этого.
На ее слова мисс Серафима промолчала, видимо оставаясь при своей точке зрения. И я была больше согласна с ней, чем с Евой, не знавшей что такое голод. Бывали такие дни в моей прошлой жизни с Фионой, когда мы не ели с ней по несколько дней, потому что все деньги уходили на очередную дозу или же проигрывались в карты. Тогда мы, как последние попрошайки, шли к дому родителей Фионы, чтобы поесть. Дед и бабушка, конечно же, принимали нас в своем роскошном особняке, и, словно подавая милостыню незнакомому человеку, разрешали поесть на кухне. Я была маленькой, но мне запомнилось выражение лица Фионы, с ненавистью поедавшей почти отходы со стола родителей. Мне не было ее теперь жалко, она сама дошла до этого, но и простить их не могла, ведь я же была не виновата.
— Знаешь Ева, в жизни не все так просто, иногда нужно убивать, чтобы выжить, просто ты еще никогда не оказывалась в такой ситуации, — задумчиво сказала я, перемешивая в стакане остатки молока.
— Не думаю, что, даже попав в такую ситуацию, смогу убить, — горячо возразила она, я же улыбнулась. Ева была старше меня почти на два года, но я казалась себе намного взрослее. Со мной произошло столько всего, что казалось, будто бы я прожила целую жизнь.
Я перехватила сожалеющий взгляд мисс Серафимы, и, устыдившись, отвернулась. Она все поняла по выражению моего лица, увидела боль и испытания выпавшие мне. Несомненно, ей за жизнь досталось не меньше, но ведь мне еще не было и шестнадцати. Я разозлилась. Почему так получилось? Чем я заслужила все, что со мной случилось?
Еще недавно, читая книги и видя, сколько нужно пройти испытаний главным героям, чтобы получить счастье, как награду, я надеялась, что и со мной будет также. Но не теперь, больше я не верила глупым сказкам. Просто каждому человеку везет по-разному. В чем-то мне повезло, теперь у меня есть Самюель и Терцо, а где-то далеко Прат, и, конечно же, Ричард. Они моя семья и этого уже ничто не изменит. Вряд ли всем везет в этом так же, как и мне. А со всем остальным можно примириться.
Наконец-то мы были готовы смотреть фильм. Теренс захватил целую стопку дисков с фильмами Хичкока и мы, сразу же разошлись во мнениях, какой будем смотреть. Я и Теренс настаивали на «Психо», Ева и Бет — хотели посмотреть «Птицы». Вопрос решился сам собой, когда оказалось что в коробке от «Птиц», не хватает одного диска.
Старая версия «Психо», мне нравилась больше, чем вариант с Джулианной Мур, хотя он тоже был снят интересно, но что может быть сравнимо с классикой?
Возвращалась я домой затемно, развезя по домам Теренса и Бет, в надежде, что церковный комитет мамы уже покинул наш дом. Мне хотелось покоя и не видеть никаких чужых лиц, — не было сил натянуто улыбаться. Но, приехав домой, я вообще никого не застала. Самюель оставила мне записку, что пошла, отнести кофе отцу и Грему на речку. Значит, писала она ее, когда в доме оставался кто-то из гостей. И мне не надо было объяснять, куда на самом деле отправилась Самюель. Охота, как необходимость.
Было еще не поздно, а я ужасно устала, помогая Самюель с угощениями. Но мне нужно было сделать домашнее задание. Справившись с ним довольно быстро, я даже не знала чем себя занять. Мой взгляд упал на коробки с не распакованными вещами. Подумав минуту другу, я отказалась от этой мысли. Возможно, я не была готова к тому, чтобы снова вернуть в свою жизнь часть того, что было в Чикаго. Я все еще не могла рисовать или подумать о гитаре, потому что не считала себя заслужившей такие дары природы. Чем я заслужила их?