— О чем я и говорю! — не стушевался Станислав Август. — Нужны реформы и тогда никакой чужестранный солдат не ступит на нашу землю. Нужна крепкая власть и центр принятий решений.
— Это Вы, сударь, про нашего короля, который трусливо сбежал из Саксонии? — демонстративно рассмеялся депутат от Виленского повета.
— Мы сами создаем таких королей! — сказал Панятовский. — А что касается того, что я смотрю в сторону Петербурга? Так куда-то же надо смотреть! На Вену, Берлин, Париж, папский престол? Мы все время куда-то смотрим. А Россия сейчас сильнейшая из тех стран, что я назвал.
Вновь поднялся гул, но молодой, вошедший в раж, Станислав Август, продолжал говорить и парировать выпады. Его речь все более насыщалась красками и аллегориями, он указывал на факты, предъявлял аргументы.
— А Вы, Станислав, молодец! Нет, правда! Держались уверенно, взывали к разуму. Напрасно это все, конечно, но красиво. Поздравляю! — двоюродный дядя Август Александр Чарторыжский пожал Станиславу руку.
— Благодарю, — сухо, с чувством собственного достоинства, сказал Панятовский.
— Послушайте, Станислав Август…- Чарторыжский отвел Панятовского в сторону. — Ко мне обратились от короля и от сейма. Странное, конечно, единение… Но суть в том, что созрела необходимость более тесных контактов с Россией. Нам нужно понять, чего ждать от восточных соседей. Прежде всего в том, не станет ли русская империя еще и южными и северными нашими соседями. Вы молод, умен, будете кстати в этом деле. Конечно, сейчас рассматриваются кандидатуры кому возглавлять такую миссию, но Вы должны быть в ней.
— Но почему я? — поинтересовался Панятовский.
— Дело в том, Станислав, что некоторые люди уже сильно наследили в России. Присутствие их нежелательны при дворе нового императора. Нужны новые лица, которые не были бы замешаны в грязных делах. Вы, несомненно такое лицо! — сказал кузен и стал ждать ответа.
— Я согласен, но как же моя поездка в Париж? — раздосадовано сказал Понятовский.
— Ну какой Париж? Вся Европа полыхает в пожарах войны, — Чарторыжский глубоко вздохнул.
— Я, безусловно, согласен, — поспешил принять решение молодой депутат вального Сейма.
* * *
Ганновер
2 июня 1752 года.
Фридрих Прусский негодовал. Почему он, быстрый и опытнейший военачальник сидит тут, под Ганновером? Этот нерешительный сын английского короля все никак не собирался переподчинить ему, Фридриху все войска и ганноверские и, собственно, английские части. Зачем это сидение и ничегонеделание, когда Фридрих уже мог требовать капитуляции австрийцев? А еще русские. Да! Их остановили, но Фридрих подозревал, что это только затишье. У России более мощный военный потенциал. Кроме того, Фридрих стремился лично отомстить за варварское убийство генерала Зейдлица. Он теряет время.
— Шидлоф! Мне нужен Манштейн! — выкрикнул король Пруссии из своего шатра.
Через пятнадцать минут генерал-майор Кристоф Герман Манштейн, демонстрируя идеальную выправку, стоял перед своим королем.
— Во-первых хочу сказать, что Ваши «Записки о России» [в РИ изданные в 1753 году] не соответствуют тем смыслам, которые следует вложить в книгу. Обрисуйте русских как диких варваров с Востока. Кочевников и лесных людей. Не следует писать о них, как о людях, тем более после того, что они сделали с бедным Зейдлицем, — Фридрих подозвал генерала жестом руки к карте. — Вот! На столе карта окрестностей Ганновера. Вот тут мы, тут англичане. Что скажете?
— Могу сказать, Ваше Величество, что я готов обрушиться хоть на французов, хоть на англичан! Стояние пуще неволи! И любой приказ, который сочтет нужным отдать мой король, я исполню, пусть и ценой своей жизни!– сыпал пафосными словами Манштейн.
— Живите, Кристоф! Но мне нужно, чтобы Вы выполнили деликатную миссию! — король пристально посмотрел на своего генерала, разглядывая в том решительность, основанную не на пафосных словах, но на готовности выполнить не совсем правильный приказ.
— Я готов! — поняв, что речь пойдет о действиях, которые могли не соотносится с понятием чести, Манштейн принял решение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вам предстоит со своим драгунским полком пройти под прикрытием тумана вот тут, — король очертил линию. — Напасть сперва на французский центр, но быстро уходить и после обстрелять англичан.
Король взял паузу, силясь определить реакцию генерала.
— Мундиры! Нас узнают по мундирам! — привел весомый довод генерал.
— Часть своих людей оденете в красные мундиры. Этим отрядом нападете на французов. Часть оденете в белые, французские, соответственно, эти драгуны обстреляют австрийцев. После вот тут есть овраг, — Фридрих провел еще одну линию на карте. — Уйдете по нему, где можете оставить прусские мундиры. Переоденетесь. И я не хотел бы более Вас и тех людей, которые такое совершат, видеть в войске. Вы отправитесь на усиление под Прагу.
Сказано! Сделано! Войска противоборствующих сторон стояли друг напротив друга и у офицеров обеих армий были натянуты нервы до придела. Нужна была лишь малая искра чтобы разразилось сражение, которое все более оттягивал принц Уильям Август. Недавний конфуз с отступлением тогда, как сражение было выиграно, напрочь вышибло решительность из английского военачальника.
Драгунам Манштейна даже не пришлось обстреливать англичан, так как при первых же выстрелах в сторону французов, те открыли артиллерийский огонь в сторону английских позиций. Англичане и подчиненные им ганноверцы не поняли, что происходит и что ядра не долетают по их позиций не менее ста метров, но открыли ответный огонь.
Разгоралось сражение при Ганновере.
Фридрих был готов к развитию событий более, чем французский командующий герцог де Субиз, или англичане. Используя складки местности и туман, прусские гренадеры без боя барабанов и даже без разговоров пошли в атаку косым строем на фланговое охранение французов. Расчет был на то, что противник будет только изготавливаться к бою, а командующие еще, наверняка, не позавтракали.
Прусской пехоте удалось подойти на расстояние выстрела, как желтые гусары короля Фридриха устремились вперед. Конница французов только изготавливалась к бою. Седлали коней, разбирали оружие. Командиры только-только прискакали в свои полки.
Французская конница, что располагалась на прусском левом фланге просто перестала существовать. Гусары Фридриха резвились во всю, изничтожая опешивших французов. Только когда заговорили французские пушки, прусской пехоте пришлось остановить свое наступление и залечь в уже захваченных французских фортециях.
В это время французы продавили центр, где стояли войска Уильяма Августа. В этот раз английский принц решил проявить героизм и никак не давал так необходимого отступления. И от этого негодовал уже Фридрих, который не мог отдать приказ на удар во фланг французам, которые должны сильно выдвинуться вперед, преследуя англичан.
Сражение велось уже два часа и, на удивление, англичане и ганноверцы уперлись, теряя много своих солдат, все никак не поддающихся панике.
— Шидлоф! — кричал Фридрих. — План меняется! Отправьте два полка кирасиров на помощь принцу!
Король не даром считался хорошим тактиком. Фридрих увидел возможность и то, что де Субиз промедлил с отправкой резерва для своего цента. Один свежий полк мог бы переломить ход сражения в пользу Франции, но сейчас те французы, которые накатываются на стойко сражающихся англичан выдохлись и лихая атака кирасиров будет сколь неожиданной, столь обречена на успех.
— Бейте в барабаны на левом фланге, но прежде отправьте офицерам приказ стоять! — решил Фридрих проявить еще одну хитрость.
Французы поверили в то, что пруссаки решились на продолжение атаки на их правый фланг. Де Субиз, больше опасавшийся Фридриха, чем англичан, послал свои резервы для отражения именно прусской атаки. Французов встретили на оборонительных сооружениях и карабинеры стали сразу нести большие потери. Егеря Фридриха из-за укрытий качественно выбивали французских офицеров.