— Кстати, а вы пробовали русские сыры? — спросил я, вставая со своего кресла, что означало отсутствие моего интереса к ответу англичанина, так как аудиенция заканчивалась [в XIX веке только одного сыра чеддера поставлялось из России в Англию на сумму более 35 тысяч рублей].
Сегодня предстоял еще один разговор, который назрел даже до принятия решения о взятия Константинополя. Через три недели коронация, но я спешил показать церкви свои намерения и запустить дискуссию. Обсуждения нужны не для того, чтобы изменить мое решение, а чтобы понять реакцию на те изменения экономического положения церкви, которые наметились. Ну и, по сути, это будет системная реформа.
— Илья! — выкрикнул я, одновременно позвонив в колокольчик.
— Ваше Величество, — спустя несколько секунд материализовался секретарь.
— Обер-прокурор прибыл? — спросил я.
— Да, Ваше Величество, а также господин Шешковский Степан Иванович испрашивает скорой аудиенции, — ответил Илья, стараясь говорить четко и непредвзято, но я уже хорошо изучил повадки секретаря, чтобы уловить незначительные намеки на его волнения.
Впрочем, что-то мне подсказывало, что глава Тайной канцелярии может быть в курсе переживаний моего основного, пожалуй, единственного, секретаря.
— Степан Иванович, что случилось, что вы только вчера докладывали мне о состоянии дел, теперь вновь у моего кабинета? — спросил я, указывая на стул.
— Ваше Величество, завтра я отбываю в Москву для всеобъемлющей инспекции церемонии коронации. Также намерен проработать путь движения Вашего поезда от Петербурга в Москву, — сказал Шешковский, разворачивая объемную папку в руках.
— Что, Степан Иванович, опять предатели? — усмехнулся я, но не увидел схожей эмоции у Шешковского, он был предельно серьезен.
— Пока я предельно серьезен, но есть подозрение, что около Вас находятся представители неких сил, которые… — безопастник замялся.
— Не уж-то тайное общество? — догадался я.
— Скорее всего. Дозвольте, все по порядку, — я махнул рукой, сам же вольготно сел в своем кресле. — Антуан Левазье, действительно, сын одного из слуг вашего деда. Безупречная служба, никаких нареканий, характеризовался отличительной памятью и был весьма исполнителен, проверки все проходил без нареканий, имел протекцию ранее от личного слуги Елизаветы Петровны. После за него поручался и Ваш секретарь. Не женат, в порочащих связях не замечен, живет уединенно, скромно, в ресторацию не ходит.
— Вот, вы мне, Степан Иванович, описываете какого-то идеального человека, но не могу понять, отчего так гнильцой пахнет, — сказал я, перебив главу Тайной канцелярии. — Не пытайтесь найти оправданий, я уже понял, что подобный человек не должен вызывать некой тревоги и недоверия, здесь все где-то, скорее, чувствуется, чем понимается. И так, кто он?
— Он? Ваш слуга. — ответил Шешковский.
— Степан Иванович, ты заработался? — спросил я.
— Простите, Ваше Величество, но Антуан, действительно, никаких действий, которые можно счесть предосудительными, не производил. Вместе с тем, его отец встречался вчера ночью с некими господами, скорее, иноземцами, — Шешковский посмотрел на меня. — с одним из них вы только что встречались.
— Степан Иванович, вы впустили ко мне в кабинет подозрительного человека? — удивился я и начал злиться.
Это что — еще один промах моей спецслужбы?
— Ваше Величество, этого человека, мало того, что опознали, его еще держали на прицеле двух арбалетов. Любое телодвижение в Вашу сторону — и он был бы убит. Кроме того, то, что отец Антуана встречался именно с этим господином, стало известно тогда, когда англичанин уже ждал аудиенции в тайной комнате, — отвечал Шешковский.
— А не хотели бы вы сыграть вашего императора в своих играх? — спросил я.
— Я бы не посмел, Ваше Величество! Я бы не осмелился тревожить своего императора! — ответил Шешковский.
— Подробный доклад положите мне на стол не позднее вечера, а пока прошу Вас, Степан Иванович, в качестве, уж извините, устрашения, присутствовать в моем кабинете при аудиенции с Яковом Петровичем Шаховским, — сказал я и позвонил в колокольчик, требуя, чтобы обер-прокурор Святейшего Синода зашел в мой кабинет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ваше Императорское Величество! — поклонился грузный мужчина.
— Вот, читайте! — сказал я и подвинул три листа бумаги, исписанных моим подчерком.
Я выжидал, Шешковский играл роль опричника, то и дело посылая в сторону обер-прокурора тяжелые взгляды. Но актерскую игру главы Тайной канцелярии мог оценить только я, так как обер-прокурор не отрывался от чтения. Было видно, что некоторые пункты проекта указа Шаховский перечитывал вторично. Яков Петрович то краснел, то резко бледнел.
— Это… — замялся обер-прокурор, отложив листы бумаги, словно они были отправлены и Шаховский об этом знал.
— То, что должно быть! — сказал я, после выдержанной паузы.
— Святейший Синод не поддержит! — сказал Шаховский.
— Мы ранее уже о подобном говорили и я не намерен отходить от данного проекта. И Вы нужны для того, чтобы подобную волю приводить в жизнь, — сказал я и демонстративно спокойно самолично налил себе воды.
— А болгарская и сербская церкви пойдут на такой шаг? — спросил обер-прокурор.
— У них есть выбор? — ответил вопросом на вопрос я.
— Я… я не знаю, — лепетал обер-прокурор, который открывал сейчас передо мной иную сущность.
Думал, что Шаховский более решительный. Уж не знаю, кто в иной истории проводил в жизнь указы Екатерины, направленные на секуляризацию церковных земель. Но это же случилось тогда, почему столько проблем сейчас? Тем более Екатерина отбирала у церкви земли в начале своего правления, когда и сама сидела на троне не то, чтобы прочно.
— Какие сложности? — спросил я.
— С чего церковь будет кормиться? — спросил Шаховский.
— Вы же внимательно читали? Там написано, что государство будет оплачивать работу школ в приходах. От числа выучеников будет зависеть и оплата священнику, — сказал я.
— У них же не будет земли, не станет и крестьян. Кого учить? — спросил Шаховский.
— За то не беспокойтесь! Крестьяне первоначально обучатся станут те, кто и жил на той земле, их дети. Есть проекты строительства мануфактур на церковных землях. Кроме того, будет указ и о том, что помещики должны заниматься учением части своих крестьян. Но это быстрое дело, нужно будет смотреть, как лучше поступить. Важно начать работу, — сказал я.
— Патриарх в России? — задумчиво спросил Шаховский.
— Русская православная церковь должна взять на себя роль главенствующей в православном мире. Константинопольский патриарх для этого не подходит. Да и патриарх будет Вселенским, а не русским, — сказал я Шаховскому, потом обратился к главе Тайной канцелярии. — Степан Иванович, как думаете, проблемы будут?
— Не будет проблем, Ваше Величество! — ответил Шешковский, не отводя взгляда от Шаховского.
— Яков Петрович, делайте свою работу! Разговаривайте с иерархами, объясняйте, уговаривайте, подкупайте. Найдите сговорчивого патриарха для православной церкви. Я не оставлю без денег приходы и монастыри, — сказал я, замечая невысказанное вслух недовольство Шаховского.
Ну пусть нервничает, переживает неудовольствие, главное, чтобы работа была сделана. Я хочу объединить все православие во главе с Русской Православной церковью. Если этого не сделать, то с освобождением Константинополя может начаться не понять что, в том числе и внутри церковное противостояние. Ведь формально Константинопольский патриарх стоит старше любого их нынешних иерархов русской церкви. Есть еще и другие, казалось, малозначащие моменты в политических раскладах, но могущие посеять большую неразбериху. Это я об Антиохийском, Александрийском, Иерусалимском патриархах. Вот и выходило, что наша светская власть освобождает Константинополь, скорее всего, станет влиять и на то, что образуется после распада Османской империи, на тот же Египет, Палестину, а русская церковная власть оказывается ниже в иерархии. Непорядок!