Дорошенко прежде письменно уверял Шереметева, что хотя у него
много войска козацкого и татарского, но он никуда не двинет его
без причины и отнюдь не затеет кровопролития на левой стороне
Днепра. Но то писалось с целью отвесть глаза и обмануть
бдительность киевского воеводы. Получивши тайное приглашение от
старшин левобережных, он отправил отряд Козаков к Демьяну
Многогрешному, который недавно из черниговского полковника
сделался генеральным есаулом и, конечно, был одним из тех, а
может быть - и главным из тех, что приглашали Дорошенка.
Вслед затем сам Дорошенко с войском перешел Днепр и
направлялся на Гадяч.
Прошел великий пост, настала Пасха, в тот год очень ранняя: день Благовещения приходился на святой неделе. Этот год был
тем необыкновенен, что спустя месяц после Пасхи-еще не росла
трава, не растаял снег и стояли зимние холода. Это замедлило
127
вступление в Украину великороссийского войска, которое, под
начальством Ромодановского, шло усмирять смуту, поднятую Бру-
ховецким. Не ранее как в мае прибыл Ромодановский к Котельве, пограничному городку Гадячского полка, но нашел там уже
порядочную козацкую <залогу>. Бруховецкий заранее распорядился
укрепить городки, пограничные к великороссийскому краю.
В мае же явились к Бруховецкому татары под начальством
мурзы Челибея. Гетман подарил Челибею 7.000 червонных, рыдван с лошадьми и двух русских девок; нотом разделил прибывшую
орду - одну часть ея взял с собою в поход, другую оставил в
Гадяче.
Но вот, вслед затем, явились полсанцы от Дорошенка и от
, митрополита Тукальского. Прежде эти господа подущали
Бруховецкого отступить от Москвы и лелеяли обещаниями, что
Дорошенко готов уступить Бруховецкому гетманство однохму, лишь бы
обе части Украины были соединены; теперь и гетман, и
митрополит приглашали Бруховецкого снять с себя гетманское
достоинство, уступить одному Дорошенку, а Дорошенко, по своей
милости, обещал Бруховецкому оставить в пожизненное владение
Гадяч с пригородками.
Трудно было более поругаться над честолюбцем, как отправить
к нему такое неожиданное предложение. Бруховецкий пришел в
бешенство и излил свою ярость на Дорошенковых Козаков, приказавши их заковать в кандалы, а сам двинулся с войском как
бы для того, чтобы защищать Малороссию от Ромодановского и
требовал, чтоб к нему поспешали козацкие полки, им он уже
прежде приказал идти к себе на соединение. Бруховецкий не знал, что уже почти все полки передались Дорошенку.
Дорошенко двигался на восток по левобережной Украине и
остановился под Голтвою; там простоял он несколько дней и, наконец, 29-го мая принял присланных к нему воевод и начальных
царских ратных людей, взятых в малороссийских городах и
посаженных до его прихода в лубенском Мгарском монастыре.
Сперва Дорошенко потребовал, чтоб они присягнули ему в верности.
Царские слуги отказали наотрез. Тогда Дорошенко приказал
отправить их в Чигирин под караулом. Узнавши, что Бруховецкий
идет против Ромодановского, Дорошенко двинулся наперерез пути
Бруховецкого и достиг Опошни в то время, как Бруховецкий
остановился у Зенькова. Тут Дорошенко прислал к Бруховецкому
десять сотников и через них требовал, чтоб Бруховецкий отдал
добровольно Дорошенку свою булаву, бунчук, знамя и всю <гар-
мату> (артиллерию) ). Взбешенный Бруховецкий приказал взять
этих сотников под караул и отослать в Гадяч, а сам двинулся к
Опошне (30 с небольшим верст от Зенькова). Дошел он до
Опошни. Тут заволновалось все козачество и закричало: <мы за гет-
128
манство Бруховецкого биться не станем>. Приступили к Брухо—
вецкому старшины и стали укорять его: <мы тебя в гетманы
выбрали, ждали от тебя всего доброго, а ты ничего хорошего не
учинил, только одно кровопролитие от тебя сталось. Сдавай
гетманство!>
Чернь бросилась грабить возы его, точно так, как бросалась
когда-то под Нежином й на возы Сомка и Золотаренка, когда
провозглашала гетманом Ивана Мартыновича. Бруховецкий
убежал в свой шатер ^ думая улизнуть от неминуемой гибели, но
перед ним явился посланец от Дорошенка. По одному известию, то был брацлавский сотник Дрозденко, по другому -
Чигиринский сотник по имени Савва.
Бруховецкий сел на кресло в своем гетманском шатре.
Посланец Дорошенка сказал:<иди, зовет тебя к себе гетман!> и
схватил рукою за кресло, на котором сидел Бруховецкий.
Подле Бруховецкого стоял запорожский полковник Чугай: он
был давний приятель Ивана Мартыновича и теперь прибыл к
нему служить с несколькими стами человек сечевого товариства.
Не утерпел он такого обращения с своим старым другом гетманом: он ударил посланца Дорошенкова мушкетным дулом в бок и
повалил на землю. Но на гетманский намет ринулась толпа; раздались крики и ругательства; двое сотников схватили
Бруховецкого за руки и потащили к Дорошенку.
Правобережный гетман стоял на кургане, носившем название
Сербинской могилы: там были схоронены сербы, служившие Вы-
говскому и погибшие тогда в битве против Пушкаренка.
Увидя Бруховецкого, Дорошенко сказал ему: <зачем ты отвечал
мне грубо и не хотел добровольно отдать своей булавы, когда тебя
не хочет иметь гетманом козацкое товариство?>
Бруховецкий не отвечал ему ни слова. Тогда Дорошенко
приказал увести его и приковать к пушке: то был обычный прием
наказания у Козаков.
Ко Дорошенко, отдавши такой приказ, произвел движение
рукой, которое поняла по-своему свирепая толпа: бросились на
Бруховецкого, изорвали и истерзали на нем платье до того, что он
остался нагишом, били его ружейными дулами, рогатинами, дубинами и забили до смерти, <как бешеную собаку>. Запорожцы, пришедшие с атаманом Чугаем, выбивались из сил, чтоб
сколько-нибудь остановить народную злобу и направить ее на
Дорошенка. Ничто не могло спасти Бруховецкого, он лежал уже
мертвым, весь синий от побоев. <Я не виновен в его смерти, говорил
Дорошенко, я никому не велел убивать его!>
После того, как волнение стало несколько утихать, брат
Дорошенка, Андрей, приказал поднять тело убитого гетмана, положить на воз, подостлавши сена; так Андрей Дорошенко повез его
5 Заказ 785 129
в Зеньков; там положили тело в гроб и отвезли в Гадяч. Тела
бывшего боярина и гетмана было до того изуродовано, что близкие
люди и сама жена гетмана едва могли узнать, чей труп привезли
тогда в Гадяч. Его похоронили по христианскому обряду с
подобающими его сану почестями в церкви Богоявлении,. в Гадяче, им же самим построенной.
Бруховецкий был достойнейшим явлением своей эпохи, так
удачно прозванной <руиною>, разумея здесь руину не только
материального, но и нравственного быта в крае-: Жадный, свирепый, коварный, лживый, не имевший в жизни никакого
идеала, кроме грубого личного эгоизма, он не отличался ни
проницательностью, ни уменьем управлять обстоятельствами, которыми пользовался только хватаясь задних, когда они
представлялись в данное время ему подходящими. Взнесенный на
верх величия междоусобиями, он наткнулся на московскую
политику, растерялся и кончил свое поприще постыднейшим
образом. Тогдашняя московская политика, по отношению к
Малороссии, приняла за правило содействовать тому, что, казалось, вело
к теснейшему соединению малороссийского народа с
великороссийским, и потому стала ласкать малороссиян, заявлявших перед
Москвою такое стремление. В Малороссии нашлись лица, уразумевшие, как можно угодить Москве и через то самим
возвыситься. Филимонович был первый, который поднялся таким
путем. За ним последовал Бруховецкий. Сам ли он задумал предать
малороссийский край великорусскому управлению, или мысль
эта дана была ему в Москве - не знаем, но мы видели, что и
он сам, и старшины, с ним бывшие, награждены были
почестями и выгодами за то, что допустили введение великорусского
порядка в управлении Малороссией) с нарушением старины.
Оказалось, однако, что тогда такие нововведения были
скороспелы и неприложимы к жнзни. И через эти нововведения, и через
свое тиранство Бруховецкий озлобил до того малороссийский
народ, что мог держаться на гетманстве разве только при
всегдашней помощи от великорусской военной силы. Но на Москву