А сейчас очередной рабочий день близился к концу, но я планировала успеть заказать крупную партию спирта, после этого зайти в мастерскую и проверить, как выполняется заказ на медицинскую мебель. Мы с Пискуном выходили из лавки со сладостями, когда я почувствовала, как кто-то дёрнул меня за юбку. Я молниеносно обернулась и увидела мальчишку лет семи, он смотрел на меня, улыбаясь беззубой улыбкой: передние зубы выпали, а постоянные вырасти ещё не успели. Выглядел мальчонка, как уличный оборванец, и я грешным делом подумала, что он решил меня ограбить. Но вдруг тот достал из кармана клочок бумаги и помахал им в воздухе:
— Послание для благородной нейры!
— Ох, спасибо, мальчик… — я протянула вперёд руку, но пацан быстро спрятал записку за спиной и погрозил мне пальцем.
— Нет-нет, сначала денежки, — и нахально улыбнулся.
— От кого записка? — спросила я строго.
— От кого-кого, от лешего! — хохотнул тот. — Тётенька, я тороплюсь, дайте монетку для бедного сиротки! А лучше две, мне ещё в воровскую гильдию налог платить.
И тут я сообразила, кто может быть автором сего послания. Сунув мальчонке в кулак несколько медяков, я взяла клочок бумаги и, отойдя в тень лип подальше от посторонних глаз, развернула.
— Ну что там? — спросил Пискун. — Читай вслух.
Почерк был грубым, буквы скакали, в словах ошибки. Но общий смысл записки был таков:
“Тот, кем вы интересовались, имеет тёмные делишки с аптекарем на улице Красного плюща”.
И всё, больше ни слова. Роб Кривонос был удивительно краток. Я зачитала письмо Пискуну, а потом сказала:
— Знаешь, о чём я подумала? Если у Ойзенберга тёмные делишки с аптекарем, то вариантов немного. Самый вероятный, это что он сговорился с ним и продвигает запрещённые лекарства типа наркотиков или подобного. Оба неплохо на этом зарабатывают.
То же подобие лауданума, который существовал в нашем мире и одно время был очень популярен. Почему бы и нет?
— Мне нравится ход твоих мыслей, Эл, — одобрил мелкий пушистик. — Я чувствую, что скоро этот недолекарь упадёт носом в грязь и перестанет вставлять палки в колёса.
— Он и без моей помощи упадёт, но этот процесс можно ускорить. Я думаю, Пискун, что нам стоит наведаться в ту аптеку.
Аптека на улице Красного плюща была всего одна, и я без труда нашла скромное здание, притаившееся между двумя серыми домами. Звон колокольчика возвестил о моём прибытии, следом заскрипели половицы. Внутри остро пахло травяными настойками и было слышно, как аптекарь толчёт в ступке ингредиенты.
Отставив работу в сторону, ко мне из-за стойки шагнул пожилой мужчина в очках. Выглядел он этаким безобидным добряком, такого и при желании не заподозришь ни в чём криминальном.
— Чего изволите, нейра? — спросил он, внимательно глядя мне в лицо. — Есть свинцовые белила, рвотный порошок для сохранения талии, компрессы для роста груди…
Я кашлянула, прервав поток слов, и произнесла больным голосом:
— Я к вам… от нейта Ойзенберга.
Тот замолчал на несколько секунд, а потом на его лицо приобрело взволнованное выражение:
— И что он вам выписал, душенька, можно поинтересоваться? Что у вас за недуг?
Я стрельнула глаза вправо и влево, а потом шепнула, сохраняя таинственность:
— Я к вам за тем самым средством.
— Тем самым? — таким же шёпотом переспросил аптекарь, при этом его взгляд из приветливого стал острым и подозрительным. Я почти увидела, как вертятся шестерёнки у него в голове.
Наконец, аптекарь произнёс:
— Подождите здесь, нейра.
И исчез за занавесью, ведущей в другое помещение. Угрызения совести не мучили меня, когда я отодвинула край тяжёлой занавески и сунула нос в узкую щёлку. Аптекарь снял с верхней полки стеллажа деревянный ящик, вытащил поддон с какими-то склянками. Под ним скрывалось второе дно…
Я отпрянула, когда аптекарь задумал повернуться.
— Что там? В облике браслета я ничего не вижу! — пищал тиин.
— Да погоди ты, потом расскажу.
Аптекарь снова возник у меня перед глазами и, сунув в руку фиал с жидкостью, назвал шёпотом цену. Он не был болтливым идиотом, теперь старался поменьше говорить и всем видом показывал, что мне нужно побыстрее отчалить. Но я нарочно копалась в кошельке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А как я узнаю, что средство подействовало?
Аптекарь кашлянул и побегал глазами по лавке, словно думал, что на потолке или под столом мог притаиться шпион.
— Пойдёт кровь.
Я округлила глаза и зажала рот ладонью.
— Кровь?
Тот закивал.
— Да-да. Кровь. Много крови.
Вот теперь я на сто процентов убедилась, чем промышляет Ойзенберг. Это не наркотик, нет. Он направляет женщин к аптекарю, который тайно продаёт средства для изгнания плода. Святоша не брезгует запрещёнными в королевстве методами и занимается тем, в чём пытался обвинить меня. Вот голубчик и попался! Лицемер проклятый. Теперь он у меня в кулаке, могу хоть сейчас идти в местную полицию.
Но если власти начнут разбираться, прижмут к ногтю Ойзенберга и аптекаря, то пострадают и женщины, которые пользовались их услугами. Я не знала этих женщин, как не знала обстоятельств, вынудивших их пойти на этот шаг, не имела права их судить и не хотела провоцировать начало “охоты на ведьм”. Лесси избежала наказания, потому что умерла, но, если бы осталась жива, её бы ждали годы заточения.
Я расплатилась с аптекарем и покинула лавку. Вечер уже вступил в свои права. Какое-то время я бездумно шла по улице, держа руку в кармане юбки и сжимая в кулаке фиал, пока не вспомнила о забытом возле аптеки магоходе. Задумалась так, что всё из головы вылетело. Работа научила меня понимать женщин, любить их и чувствовать. И я правда не знала, что делать.
— Эл, что теперь? — осторожно поинтересовался тиин.
— Не знаю. Мне надо подумать.
— Да что тут думать? — возмутился Пискун. — Ты что, зря связывалась с тем страшным бандитом? Давить надо Ойзенберга, пока он бед не натворил!
Фамильяр был по-своему прав. Чем дольше Ойзенберг “лечит”, тем больше людей страдает. И многие считают, что это в порядке вещей, что они сами виноваты в своей болезни и в том, что лечение не помогает, а конечности отваливаются из-за гангрены.
— Я тебе обещаю, что скоро Ойзенберг перестанет практиковать.
— Ага! — раздалось скептическое. — Скорее он тебя прихлопнет где-нибудь в тёмном переулке. Или отравит. Ты не забыла, что он член гильдии, а эта братия друг друга покрывает? Что бы он ни сделал, Лейн и коллеги за него заступятся.
— Даже Лейн начинает прозревать, — успокоила я пушистого друга. — Всё будет хорошо.
Глава 17
Полночи я не могла уснуть: тревога грызла душу, ещё и Норвина дома не было, а я не знала, где он и чем занят. Напрасно пыталась разложить мысли по полочкам и только больше путалась. Клубок событий всё сильнее закручивался: противостояние с Ойзенбергом и его подпевалами, тёмные делишки Меридиса, госпиталь, загадка гибели Эллен. Нутром я чуяла, что ещё немного, и что-то случится. Что-то, что даст толчок и сдвинет всё с мёртвой точки.
Следующим утром в госпитале царило непривычное оживление. Санитары и практиканты носили туда-сюда кровати, лекари бегали с выпученными глазами. Я протискивалась по коридору, не понимая, что происходит. Мимо, чуть не сбив меня с ног, пролетел нейт Брайтен. Я заставила его притормозить:
— Что происходит? Почему все как с цепи сорвались?
— Как? Вы не слышали? — он округлил глаза. — К нам должна прибыть проверка из столицы! Письмо вчера вечером получили.
— Какая проверка? Что это значит, нейт Брайтен?
“К нам едет ревизор!” — завопил внутренний голос, а пол чуть не ушёл из-под ног.
Брайтен нервно откашлялся и пояснил:
— Ах, вы молодая, конечно, могли и не слышать. Когда-то проверяющие ездили раз в год, это были члены Главной гильдии, в неё входили лекари и маги-целители из столичной Академии. Смотрели, как работает госпиталь, как справляется местная гильдия, как успехи в обучении практикантов, проводили демонстрации вскрытий и операций. Но в последние годы было тихо, про нас как будто забыли, а тут нате, вспомнили! — он досадливо поморщился. — И чего, спрашивается, несёт их Темнейший? Дома бы сидели.